ГЛАВА 24

Натаниэль

― Думал, ты не переживешь встречу с миссис Уивер.

Я свирепо смотрю на своего племянника, когда он садится на стол для совещаний лицом ко мне. Остальные партнеры ушли, но он остался, чтобы сыграть роль засранца.

― Ты знал, что она приедет, и не сказал мне?

Он поднимает руки вверх.

― Эй. Мне позвонили только после того, как она ушла. Яростная, во всей снобистской красе миссис Уивер. Она постоянно спрашивала, знаю ли я, а потом сама же ответила на свой вопрос, что, конечно, знаю, и я должен буду понести последствия, если это станет достоянием общественности, и все такое прочее. Но больше всего ее бесило, что «маленькая девочка» выгнала ее. Гвен выгнала ее?

― Гвинет. Ее зовут Гвинет.

И она именно так и сделала. Выгнала мою мать, хотя ей несвойственна грубость без причины. Несмотря на ее острый язычок и нахальство, она не любитель вступать в противоборство. Но у нее сильное чувство справедливости, и именно поэтому она так разговаривала с миссис Уивер.

У меня отвратительное настроение с тех пор, как она ушла сегодня утром. Удивительно, что я смог провести эту встречу достаточно продуктивно.

Так не должно быть. Не должно быть ощущения пустоты, горечи, словно что-то внутри меня безжизненно. Словно ее пустота теперь со мной, и я не смогу избавиться от нее, даже если попытаюсь, потому что эта пустота стесняет мое дыхание, сколько бы я ни ослаблял галстук.

И поскольку Гвинет передала свою пустоту мне, возникает желание найти ее, чтобы, бл*дь, вразумить и заставить перестать грезить наяву. Потому что это гребаные девичьи мечты, заблуждения и ничего больше.

Но даже если я поговорю с ней, она сделает все возможное, чтобы воплотить эти мечты в реальность. Гвинет относится к тому типу людей, которые преуспевают в маленьких жестах, прикладывая всевозможные усилия. И я не могу позволить ей идти по этому пути.

― Она больше похожа на Кинга, чем я думал.

Себастьян ухмыляется, и мне хочется стереть эту улыбочку с его лица. Не хочу, чтобы она вызывала подобную улыбку у него или кого-либо еще. Я единственный, кому позволена такая роскошь.

Несколько месяцев назад он бы не улыбался и не стал изображать веселье. Но с тех пор как он вернулся к своей девушке, Наоми, я вижу, что к нему вернулось прежнее очарование, и это радует. Ненавижу ворчливого, сварливого человека, которым он стал после ее ухода. Но это не значит, что я позволю ему веселиться за мой счет.

― Если ты закончил, возвращайся к работе.

― Я не закончил. Ты так и не сказал, что будешь делать.

― О чем ты?

― О миссис Уивер.

― Меня не волнует ни она, ни подобные ей.

― Но она может оказаться права. Вся ситуация может иметь неприятные последствия.

― И если это произойдет, я позабочусь об этом соответствующим образом.

― Это на тебя не похоже, Нэйт.

Я пристально смотрю на него, хотя понимаю, о чем он говорит. Я не из тех, кто двигается, не просчитывая свои шаги и возможные последствия. Несмотря на поспешное решение жениться на Гвинет, я проанализировал ситуацию. Я знал, что могут возникнуть осложнения, потому что не доверяю Сьюзан и ее сокрушительным методам. Несмотря на то, что отец Кинга был достаточно умен, чтобы заставить Сьюзан подписать соглашение о неразглашении, запрещающее ей клеветать на его семью, включая Кинга и Гвинет, в прессе, иначе она потеряет все права на его деньги, знаю, это не гарантия. У меня подготовлено заявление для прессы на всякий случай.

Но эти меры предосторожности вдруг стали казаться недостаточными. Потому что в тот момент я не рассчитывал зайти с Гвинет настолько далеко.

Я не рассчитывал на то, что попробую ее и стану зависимым. Я не думал, что буду так чертовски привязан к ней, что уже не смогу мыслить здраво.

― Я разберусь, когда это станет проблемой, ― отвечаю Себастьяну, ожидавшему моего ответа.

― Ты уже что-то подготовил?

― Конечно.

― Что насчет Гвен?

― Ее это не касается.

― Алё? Она твоя жена. Конечно, это ее касается.

Мне это нравится. Она твоя жена. Однако все остальное, что он сказал, не оказывает такого же воздействия.

― Ее не вмешиваем, и это окончательно, Себастьян. Даже не думай рассказать ей об этом, если дела пойдут плохо. Я не хочу, чтобы она была вовлечена. Понял?

Он медленно кивает, но смотрит на меня так, словно видит впервые.

― Ты изменился.

― Что значит изменился?

― Клянусь, несколько недель назад, ты бы заставил ее предстать перед прессой с тщательно состряпанным заявлением и подготовил бы ее к тому, чтобы она произнесла все с правильными эмоциями и языком тела, ты бы рассчитал все до мелочей, чтобы она предстала в образе самой невинности. Ты бы превратил все это в душещипательную историю, ведь именно это у тебя получается лучше всего, верно? Ты используешь цели своих клиентов в качестве мотиватора, превращая их в актеров и выигрывая дела. Именно благодаря этому ты добился таких успехов.

Это правда.

Вот насколько велики и безграничны мои амбиции. Я выигрываю дела, используя их как ступеньки. Я выигрываю дела не из чувства справедливости, а потому, что меня мучает неутолимая потребность двигаться.

Куда угодно.

Как поезд.

― Она не моя клиентка. Она дочь моего лучшего друга.

― И это все? ― Он снова улыбается.

― Что это, бл*дь, значит?

― Не надо так защищаться, дядя. Я задал невинный вопрос. Она для тебя всего лишь дочь Кинга?

― Отъ*бись.

― Иииии, я получил нужный ответ.

― Почему ты так счастлив? Я думал, ты против этого брака.

― Потому что тогда я думал, что она попалась в твои сети и станет очередной ступенькой, но оказалось, что это не так. Возможно, это было не так с самого начала. ― Он спрыгивает со стола и сжимает мое плечо. ― Удачи, Нэйт.

― В чем?

― Хоть раз попасться в чьи-то сети.

И после этого он вышел, насвистывая счастливую мелодию.

Его слова звучали в моей голове на протяжении всего дня, я не мог выбросить их из головы.

Когда подходит время ехать домой, я готов прекратить попытки игнорировать присутствие Гвинет. По словам Грейс, она провела весь день с айтишницей, я знаю, что это одно из ее спокойных мест, поэтому не стал ее звать. Она передала моей помощнице всю выполненную работу, которую я ей поручил, так что у меня не было причин.

А теперь ― да.

Теперь мне нужно, черт возьми, усадить ее и обсудить все варианты. Те, о которых я говорю со своими клиентами, чтобы у них не было радужных мыслей о том, что их ждет в реальном мире.

Я не хотел, чтобы Гвинет пострадала от этого, но мне нужно, чтобы она была готова. Мне нужно, чтобы она была готова, даже если станет мишенью.

Однако Гвинет не в отделе информационных технологий. И ее молчаливой подружки там тоже нет. Я сжимаю челюсть, когда один из стажеров говорит, что она ушла с Джейн и Кристофом.

Конечно, снова долбанный Кристоф.

Достаю телефон и звоню ей, направляясь к своей машине, но она не берет трубку.

Я так сильно сжимаю руль, что он едва не распадается.

Затем снова набираю ее номер и выезжаю из «У&Ш». По-прежнему не отвечает.

Ослабляю галстук, жму на газ и добираюсь до дома в рекордно короткие сроки. Ей нужно научиться отвечать на свой гребаный телефон.

Однако когда захожу в дом, помещение не наполняет громкая музыка, и не слышно ее фальшивого пения и хаотичных танцев.

Тишина.

Безжизненность.

Пустота.

Как и яма, в которой она меня, бл*дь, оставила.

Марта отпросилась на целый день, и это просто огромный тихий дом. Не так давно это было моим убежищем. Это то, что я предпочитаю, ― тишину, порядок и безоговорочную дисциплину.

Это то, ради чего я работаю, то, к чему мне нравится возвращаться домой. Но теперь та же тишина звучит жестоко и чертовски неправильно.

Я звоню ей снова и дергаю галстук, когда она не берет трубку.

Моя голова переполняется образами ее с Кристофом, и я чуть не разбиваю телефон, слушая гудки.

Я на грани того, чтобы сломать и другие вещи.

Мой разум наполняется уродливыми образами того, как он прикасается к ней, его руки на ее гребаном теле. Том самом теле, которое принадлежит мне и к которому не должен прикасаться никто, кроме меня.

Но что меня на самом деле выводит из себя, так это то, что он прикасается к ней не только физически, но и эмоционально. Что он находится там, где я, бл*дь, никогда не окажусь.

Это приводит меня к навязчивому мыслительному процессу, в который я бы не позволил себе втянуться при обычных обстоятельствах.

Но в этом нет ничего обычного.

Я решаю сосредоточиться на работе, поскольку она обычно проясняет мои мысли.

Но только не сегодня.

Потому что я постоянно пялюсь на часы, на минуты, сменяющиеся часами.

Я вспоминаю о том, как она ворвалась в мой кабинет, чтобы конфисковать кофе и заменить его зеленым чаем со вкусом ванили. По ее словам, чай полезнее для моего здоровья, и она не может допустить, чтобы я заболел.

― В данный момент я, типа, защитница «У&Ш». Представь, если могучий Нэйт Уивер заболеет? Не-а, этого нельзя допустить, ― сказала она как-то вечером, ставя чай на мой стол.

На ней была одна из ее бесчисленных пар крошечных джинсовых шорт и майка, спадающая с бледных плеч, а влажные волосы рассыпались по спине. Из-за своей нетерпеливости она никогда не сушит волосы.

― В очередной раз повторяю, я предпочитаю кофе, Гвинет.

― Кофе не дает спать по ночам. Поверь, чай лучше.

― И я должен поверить тебе на слово?

― Ага. Как твоя персональная сиделка, я знаю, что делаю.

― Персональная сиделка?

Она ухмыльнулась, поправила волосы, затем откашлялась.

― Да. Это я.

― Не помню, чтобы нанимал тебя на эту должность.

― Я вызвалась добровольцем. Дело не в тебе, Нэйт. Речь идет о наследии «У&Ш» и папы.

― Понятно.

― Да, поэтому тебе придется смириться с этим.

― Неужели?

― Угу.

― Скажи, пожалуйста, моя персональная сиделка должна носить нечто подобное? ― Указываю подбородком на ее футболку, где большими буквами было написано: ох*ительная девочка.

Не прерывая зрительного контакта, она хватается за край футболки и тянет вниз, пока она вплотную не прижимается к ее груди. На ней нет лифчика, потому что один из ее розовых сосков торчит и просвечивается сквозь материал. Мой член напрягается в штанах от этого дразнящего зрелища.