Глава 4

— Я, блять, убью его! — закричала Фиона, когда вошла в дверь пекарни.

Я вздрогнула от ее тона, который усилил пульсацию за глазами. Еще и солнечный свет, льющийся через окна. Обычно мне нравилось, как пекарня купалась в лучах утреннего солнца… Я прислонялась к стойке, потягивала кофе и смотрела, как свет падает на волшебное пространство, которое я создала.

Сегодня это ощущалось по-другому.

— Можно же купить пистолет, верно? — нахмурилась она, бросая сумочку на прилавок, не сводя глаз с левой стороны моего лица. — Мы боролись долгое время, чтобы власти запретили продажу оружия, но сейчас я за это благодарна.

— Не нужно покупать пистолет, — быстро сказала я ей, ужаснувшись.

— Верно, у нас много ножей на кухне, — кивнула она один раз, направляясь в том направлении. Я схватила ее за руку, прежде чем она успела вбежать на кухню и вооружиться ножом, чтобы сделать неизвестно что.

— Фиона, — простонал я. — Кого ты планируешь убить?

К счастью, она остановилась, так как у меня нет никаких шансов сражаться с ней.

Ее сердитый взгляд стал глубже, когда она сосредоточилась на моем лице.

— Нейтана, — она выплюнула это имя, как будто оно было горьким на вкус. — Он это сделал, не так ли? Засранец!

Фиона, будучи австралийкой, ежедневно употребляла слово на букву «З», что, по-видимому, было нормой для тех, кто был родом из Южного полушария. Она также обучила меня его использованию. «Мягкое З» должно быть своего рода комплиментом, вроде «он хороший мудак», а «жесткое З» означало оскорбление, вроде «он долбанный мудак».

Сейчас, безусловно, было «жесткое З».

— Нейтан этого не делал, если он тот засранец, о котором ты говоришь, — сообщила я ей.

Ее бровь приподнялась.

— Черт возьми, как будто есть кто-то еще, способный применить насилие к женщине, которая его бросила, вместо того, чтобы принять достойно этот факт, как мужик, — разглагольствовала она. — Или надо сказать, принять как женщина, поскольку мужчины никогда не воспринимают отказ или любую неудачу. Только женщины правильно справляются с дерьмом. Продолжай дальше.

— Нейтан этого не делал, — повторила я.

Ее сердитый взгляд ни на йоту не дрогнул.

— Хочешь сказать, что Нейтана не было, когда это произошло? — она указала на синяк под глазом.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки. Не могу сказать ей это.

Фиона восприняла мою паузу как своего рода подтверждение того, что Нейтан виноват.

— Я, черт возьми, урою его, — кипела она.

Я крепче сжала ее, чтобы она снова не отправилась на поиски оружия. Я никогда раньше не видела Фиону по-настоящему взбешенной. Это страшно и трогательно. Она бы отправилась на битву за меня в одно мгновение. Как и я для нее, конечно. Но у нее было бы больше шансов.

— Фиона, — мягко сказала я. — Нейтан был, когда это произошло, но он этого не делал… технически.

Фиона прищурила глаза.

— Тебе лучше объясниться побыстрее, или я иду за ножами.

Я объяснила. Что на самом деле не сильно помогло подавить ярость Фионы. В конце концов, она все еще была настроена убить Нейтана. Как и Тина, которая совсем не помогла, потому что у нее действительно есть огнестрельное оружие, но, к счастью, она отнеслась к этому несколько прохладнее.

Решением Тины было связаться с мотоциклетным клубом вне закона, с которым она поддерживала связь, и позволить им разобраться с Нейтаном.

Так что мне тоже пришлось отговаривать ее. К счастью, пекарня нуждалась в открытии, а клиенты — в обслуживании, так что у них было время отвлечься. Однако обе они весь день бормотали угрозы. Им было наплевать на то, что Нейтан технически не поднимал на меня руку.

Бурный день.

Я выспалась, что было неслыханно для меня.

Классическая музыка будильника была слишком тихой, чтобы вытащить меня из глубокого беспамятства, в которое я впала после того, как, наконец, провалилась в беспокойный сон прошлой ночью. Наверное, выпитый алкоголь помог. Обычно я не напиваюсь, но ведь и до этого у меня не было ситуаций, из-за которых хотелось бы напиться. Если только я не готовила свой тыквенный пирог с бурбоном и ореховым штрейзелем на День благодарения.

Итак, из-за того, что я проспала, весь мой график был нарушен. Я опоздала на час, торопясь достать из духовки кексы, печенье и круассаны. И поскольку я спешила выйти из дома, у меня не хватило времени нормально замазать консилером синяк.

К счастью, я прихватила из шкафа кардиган, который скрыл отпечатки сердитых пальцев на моих предплечьях.

Я точно не забыла о синяке под глазом. Я не могла забыть об этом, так как весь день ощущала тупую пульсацию. Но я погрузилась в работу — обслуживание клиентов, приготовление кофе, пополнение витрин — знакомый и успокаивающий ритм. Люди, конечно, спрашивали о моем лице. Это относительно маленький городок, и слухи о таких вещах распространялись со скоростью лесного пожара, поэтому я спряталась на кухне после многочисленных вопросов и комментариев.

Дот, одна из моих любимых пенсионерок мимоходом упомянула, что сломала бывшему мужу коленные чашечки, когда тот поднял на нее руку, и у нее все еще есть бейсбольная бита, с помощью которой она совершила этот подвиг.

Я вежливо отклонила ее предложение, в равной степени ужаснувшись и впечатлившись тем, что женщина с фиолетовыми волосами, носившая свитера с кошачьим принтом, раздробила коленные чашечки своего бывшего мужа.

Мы были сплоченным городом; люди заботились друг о друге. Ценности маленького городка остались здесь, в Юпитере, несмотря на то, что остальной мир сошел с ума.

Это приятно, ведь когда я росла, у меня не было такого. Здесь меня очень любили и уважали. Конечно, отчасти это было связано с тем, что я готовила сладкое, и у меня первоклассная эспрессо-машина. Но отчасти это было еще и потому, что я изо всех сил старалась быть хорошим человеком. Я жертвовала и свое время, и свои деньги на различные городские проекты. Я участвовала в каждом городском мероприятии. Помогала везде, где могла.

Меня очень любили и уважали.

А Нейтана не очень.

Поэтому большинство людей сложили два и два вместе, когда увидели меня. Два и два — это то, что я выгляжу так, словно меня ударили по лицу, и тот факт, что я рассталась с тем, кого люди обычно считали чопорным мудаком.

Это было утомительно — объяснять всем, что со мной дома произошел несчастный случай. Фиона и Тина были единственными, кто знал, что Нейтан был в доме, когда произошел вышеупомянутый несчастный случай. Я планировала, что они будут единственными двумя людьми, обладающими этой маленькой жемчужиной знаний, поскольку городская мельница слухов работала безостановочно, и правда теряется по пути.

Поскольку я была взволнована, измучена, испытывала сильную боль и вообще была не в себе, мое тело не распознало изменения в атмосфере, когда он вошел в дверь. На самом деле, я даже не знала, что он там, пока не оторвала взгляд от кассы и не увидела, что он стоит прямо передо мной.

Кип тоже был там, хотя я не обращала на него внимания.

Я не могла. Не тогда, когда глаза Роуэна нашли мои.

Хоть убейте, я не могла сказать, какое было выражение его лица или поза в те секунды, прежде чем я подняла голову и показала ему свое покрытое синяками лицо.

Обычно эти глаза были теплыми, манящими. Но, увидев их прямо тогда, я не могла поверить, что они стали двумя сверкающими дырами ярости.

Фраза «если бы взгляды могли убивать» была довольно банальной и избитой, но я не могла придумать ничего другого. Конечно, я все еще стояла, и мое сердце все еще билось, что означает: взгляд, который он бросил на меня, не заставил упасть замертво… Но я застыла на месте.

— Кто сделал это с тобой? — ноздри Роуэна раздулись, челюсть сжалась в жесткую линию.

Я моргнула на него, встревоженная неприкрытой угрозой в его тоне. Я знала, что этот парень может быть опасен — об этом говорили его мускулы, его размер и общая манера держаться.

Моя рука рефлекторно потянулась к тому месту, на которое он уставился. Я дрожала. Его глаза расширились при виде моей дрожащей руки, поэтому я быстро отдернула ее обратно.

— Никто, — пискнула я. — Я просто… упала, — это была правда. Не считая некоторые важные детали и одного мудака, но, тем не менее, правда.

Правда, на которую Роуэн, по-видимому, не купился.

Он дал это понять, обогнув стойку несколькими быстрыми, мощными шагами и надвигаясь на меня. Я была совершенно не готова к тому, что он преодолеет барьер между нами и войдет в мое пространство, поэтому у меня не было времени убежать.

Мне все равно некуда бежать, так как за спиной эспрессо-машина, о чем я не думала, пока не врезалась в нее спиной.

Роуэн не остановился, его рука схватила меня за предплечье твердой, целенаправленной, но не болезненной хваткой, и потащил меня на кухню.

Или попытался, но я издала тихий стон боли.

Он не причинил бы мне боли, если бы у меня не было синяков именно в том месте, где он сжимал. Поэтому хныканье я не могла контролировать.

Мой всхлип остановил Роуэна, он отпустил мою руку, как будто обжегся. Его взгляд остановился на том месте, которое было прикрыто кашемиром. Нежный кашемир, который, к счастью, не мог раствориться от ярости в его взгляде.

Я застыла, не в силах перестать пялиться на него, не в силах ничего сказать.

Роуэн тоже на мгновение замолчал. Казалось, вся пекарня затаила дыхание.

Ну, пока его ладонь не опустилась на мою поясницу — как перышко, едва заметная, но я могла бы поклясться, что ее отпечаток врезался в мою кожу — и мягко повел меня на кухню.

Я позволила направлять себя, потому что не знала, что еще делать. Потому что это казалось самым безопасным вариантом — вдали от всех зрителей. Я не привыкла быть в центре городских сплетен, и знала, что синяк под глазом плюс это взаимодействие с Роуэном заставит людей говорить обо мне в течение нескольких дней.