— Просто офигенно, — поправился он. — Я чертовски впечатлен тобой, Нора.

Мое лицо, шея и уши вспыхнули от комплимента, я все еще не привыкла к тому, как легко он их говорил, насколько они были искренними.

— Что ж, уверена, ты бы сделал все намного лучше и за гораздо более короткие сроки. И есть еще пара вещей, над которыми мне нужно поработать.

— Не говори так, — его тон больше не был теплым и непринужденным. Скорее бурным, как и его прищуренный взгляд.

— Почему? — спросила я, нервничая и настораживаясь.

— Не принижай свои старания. Это очень хорошо, если не лучше, чем я мог бы сделать. Ты чертовски потрясающая, Нора. Чудесная.

Мой румянец усилился, и я неловко поерзала.

— Спасибо, — тихо ответила я.

Я посмотрела на дом, на свою работу. Конечно, мне помогали. И я много плакала, насколько все было тяжело. Ошибки и необходимость начинать все сначала. Но это было чертовски впечатляюще.

— Я всегда хотела поставить оранжерею, — я обвела жестом внутренний дворик. — Как в Практической магии, — тогда до меня дошло, что я разговариваю с бывшим военным, ставшим строителем и всесторонне развитым альфой. — Практическая магия — это фильм…

— Я знаю, — мягко прервал он. — Видел фильм. Пару раз.

Я удивленно откинула голову назад.

Он пожал плечами.

— У меня есть сестры. Им нравится это гребаное дерьмо.

— У тебя есть сестры?

Он кивнул.

— Две. Ну, одна из них теперь замужняя чертовка, Кендра, что ничуть ее не изменило. Кит, ее муж, боготворит ее. Лишь поэтому он все еще дышит, — он улыбнулся, потягивая свое пиво. — Каллиопа уехала в Нью-Йорк, работает на Уолл-стрит, зарабатывает слишком много бабла.

В его голосе слышна гордость. Любовь.

Я не знала, что у него есть две сестры, потому что не спрашивала. Меня поразило, что я почти ничего не спросила о его жизни. О его семье. То, о чем обычно спрашивают, когда встречаешься с кем-то.

Но опять же, мы не встречались в обычном смысле этого слова. Мы были слишком близки для незнакомцев. Мы вроде незнакомцы. А вроде и нет.

Мне было неловко чувствовать, что я не знаю его прошлое.

— Ты близок со своей семьей? — спросила я.

Он улыбнулся, но это была какая-то меланхоличная улыбка.

— Да, всегда так было. Я самый старший. Хотя сестры кудахчут надо мной, как будто знают лучше, — он добродушно покачал головой. — У отца был собственный строительный бизнес дома, в маленьком городке недалеко от Бангора. Он был настоящим боссом. Но только не дома. Так главенствовала мама. И сестры. Никто не был против. Хотя они пытались остановить меня от службы.

Я могла себе представить. Не по собственному опыту, заметьте, но я почувствовала это по его голосу. Любящая семья. Сплоченная. Двое мужчин, оба альфы — потому что Роуэн откуда то это взял. Я бы поставила хорошие деньги на то, что его отец тоже был таким — подчинялся любимым женщинам. Семья, которая с грустью отпустила своего единственного мальчика — не могу представить Роуэна мальчиком, — в зону боевых действий. Туда, где ему могли причинить боль. Искалечить. Убить. В худшем случае. И в лучшем случае он вернулся бы домой изменившимся навсегда.

— Было много споров, — продолжил он. — Но они гордились. У мамы были наклейки на бампер, она развесила таблички во дворе. Отправляла мне посылки, — он снова покачал головой. — Как будто так смогла бы помочь мне вернуться домой в целости и сохранности. И если бы это было возможно, то только из-за мамы.

Мое горло обожгло. Не от зависти, а от радости. Что материнская любовь, чистая и добрая, существовала и создала этого человека.

Роуэн смотрел сквозь огонь, словно находился в другом месте.

Я никогда раньше не видела у него такого взгляда. Пристальный, на тысячу ярдов. Он видел немыслимые вещи, и они преследовали его.

— Мы перешли от разговора о практической магии ко мне, — он криво улыбнулся, отводя взгляд от огня.

Он хотел сменить тему. Я это понимала. Если бы я наткнулась на свои прошлые травмы ночью с бодрящим осенним воздухом, теплым камином и хорошей компанией, я бы захотела сразу же споткнуться. Есть ночи, когда можно говорить о таких вещах. Есть ночи, когда можно смаковать, наслаждаться и ценить то, что эти травмы остались в прошлом.

— Ну, если ты смотрел, тогда помнишь оранжерею. Я хочу повторить это… настолько, насколько смогу, — я кивнула на французские двери кухни, где Мэгги мирно спала, занавески мягко колыхались вокруг нее.

— Я многое сделала, — призналась я, обводя взглядом дом, рассматривая через окна все, что создала. — Но не знаю, позволят ли мои навыки добавить целую пристройку к дому.

— Можем переместить сиденья поперек, — он указал на двери, ведущие в зону, где был небольшой огород. — Потому что я планирую сидеть здесь с тобой еще много ночей, — добавил он, мои внутренности перевернулись.

Планы. Планы на будущее. Те, что согревали меня гораздо больше, чем огонь.

Я не знала, что на это сказать. Теснее прижалась к его телу и молчала.

В какой-то момент я заснула там, потому что последнее, что я помнила, — тепло камина, тело Роуэна, прижавшееся ко мне, и ошеломляющее чувство удовлетворения, нахлынувшее на меня.

Следующее, — я прижата к теплой груди, сильные руки обнимали меня, и мы поднимались по лестнице.

Звон собачьих когтей по деревянному полу подсказал, что Мэгги идет с нами.

— Я что, заснула? — я пробормотала Роуэну.

Он ухмылялся, когда проводил нас обоих в мою спальню и поставил меня на ноги.

— Заснула, — ответил он, убирая волосы с моего лица. — Быстро и глубоко.

— Так она сказала{?}[фраза стала летучей и придаёт разговору шутливо — сексуальную окраску], — пробормотала я, не подумав.

Роуэн пару секунд невозмутимо смотрела на меня, прежде чем разразиться смехом. Не просто смешки, которые я привыкла обожать, а смех от всего сердца.

Я никогда раньше не видела, чтобы этот человек смеялся. Ухмылки в пекарне — это то, что я наблюдала годами. И у меня было подозрение, что этот человек смеялся не часто. Именно угрюмое настроение, витавшее вокруг него, натолкнуло меня на это подозрение.

Но вот он.

Смеется.

Потому что я сказала глупую шутку.

— Черт, ты очаровательна, — пробормотал Роуэн, когда закончил смеяться.

Я могла бы растаять у его ног прямо там.

Но он еще не закончил.

— Я снова остаюсь сегодня вечером, Нора, — мягко сказал он.

Я сонно моргнула, глядя на него.

— Ты разозлила Ронни Кокрэна сегодня вечером, унизила его, — продолжил он, голос больше не был мягким. — Я не буду рисковать, — он обхватил ладонями мои щеки. — Не подвергну тебя опасности.

Хотя он был очень серьезен и говорил так, словно произносил клятву, я не могла удержаться от усмешки.

— Ты когда-нибудь прекратишь эту защитную рутину?

Его взгляд был таким пристальным, что я удивилась, как он не ошпарил меня.

— Никогда.

Вот оно что. Еще одна клятва. Тяжеля и постоянная.

Мне потребовалось время, чтобы переварить это. Хотя он проявлял чрезмерную заботливость, он был не совсем неправ. Сегодня я унизила Ронни. И он смотрел на меня с холодной ненавистью и гневом. Если он не готов взять на себя ответственность за свои действия, он, скорее всего, обвинит того, кто ближе всего. Накажет.

И это была я.

Это должно испугать.

Но нет.

Ведь Роуэн рядом.

— Однако на этот раз ты не будешь спать в комнате для гостей, — прошептала я.

Его поза застыла, и я увидела, как напряглась его челюсть.

— Я не настолько приличный, чтобы спорить по этому поводу, Нора.

Я не сдержала усмешку, поднимаясь на цыпочки, чтобы прикоснуться своими губами к его.

— Хорошо, — вот и все, что я сказала.

Хотя у меня все еще было невероятно чувствительно между ног от использования вибратора, на Роуэна сегодня вечером были планы. Он будет спать в моей постели. И, возможно, раздетый. Я увижу этот обнаженный, мускулистый торс. Прикоснусь к нему.

Мой голод горел яростно, даже несмотря на то, что конечности были тяжелыми и вялыми.

Я быстро сделала уход за кожей, веки становились все тяжелее и тяжелее.

— У меня есть запасная зубная щетка, — сказала я Роуэну, когда вышла из ванной.

Затем я резко остановилась.

Роуэн снял футболку и аккуратно сложил ее на одном из плюшевых кресел, стоящих напротив дверей балкона. Кресел было два — большие, уютные, в комплекте с пуфиками. Я сразу их туда поставила, как только сделала ремонт в спальне.

В то время мне не с кем было посидеть рядом, полюбоваться закатом с бокалом вина перед сном. Не имело смысла тратить несносную сумму денег на два кресла, когда у меня даже не было никаких доказательств того, что второе для кого-то пригодится.

Поэтому, конечно, то, что Нейтан пришел в пекарню вскоре после того, как я закончила ремонт в спальне, и пригласил меня на свидание, я восприняла как знак.

И только сейчас, в сонном состоянии, я поняла, что именно поэтому я так крепко держалась за него, игнорируя много ярких красных флажков.

И все из-за этого гребаного кресла.

Хотя это огромный прорыв, я недолго задерживалась на этом прозрении. Потому что Роуэн был в моей спальне.

Без футболки.

И он был совершенством.

Мои глаза жадно впились в него. Как я и ожидала, он накаченный. Мышцы, бицепсы. Как будто высеченный из мрамора. И выступы его пресса… У меня было очень сильное желание провести языком между ними.

При ближайшем рассмотрении я увидела их. Шрамы. Не много, но достаточно. Достаточно шрамов, портящих гладкую, твердую кожу его торса. Шрамы, которые говорили о том, что он прожил жестокую жизнь. Что он бывал в ситуациях, когда люди пытались его убить.

Мое сердце обливалось кровью за него, за человека, которому пришлось пережить это и вернуться в семью, которая любила его, но не понимала, кем он стал.

Я сглотнула, думая обо всем этом, все еще любуясь его обнаженным торсом.

Его джинсы были расстегнуты, словно вот-вот их снимет.

Я облизнула губы.

— Пора прекратить это делать, кексик, — сказал Роуэн, сокращая расстояние между нами, потирая мою нижнюю губу большим пальцем.