Да, было трудно держаться за единственное черное пятно в течение дня.

Трудно, но не невозможно.

Мы ехали домой рождественской ночью. Несмотря на то, что Джилл уговаривала нас остаться, Роуэн твердо сказал «нет».

Когда я попыталась поспорить об этом, он отвел меня в сторону и сказал:

— Хочу трахнуть тебя так сильно, чтобы ты кричала. Не планирую делать это под крышей моих родителей.

Я больше не пыталась спорить.

Мэгги ночевала у своих «двоюродных брата и сестры», которые нежно любили ее и которым пока не разрешалось заводить собаку. Ночевка была «пробной», посмотреть, как они будут выгуливать ее, кормить и убирать.

Затем они приедут с Мэгги и всей семьей посмотреть мою пекарню и провести с нами канун Нового года.

Я была в восторге от этой новости, так как чувствовала себя с каждым из них как дома и стремилась проводить с ними больше времени. Но мне также нужно было сделать около миллиона дел, чтобы показать им все лучшее.

— Остановись, — скомандовал Роуэн.

Я вопросительно уставилась на него, поскольку ничего не говорила.

— Ты думаешь о том, чтобы потратить следующую неделю на выпечку, готовку, украшение, уборку или что-то еще, черт возьми, чтобы принять мою семью.

Я уставилась на него, разинув рот.

— Я знала, что ты потрясающий, но не знала, что ты еще и умеешь читать мысли.

Он хихикнул.

— Я не умею читать мысли, просто знаю тебя. Видел, как твои глаза остекленели примерно через две секунды после того, как они загорелись от возбуждения при мысли о приезде моей семьи, — он потянулся с того места, где его рука лежала на моем бедре, чтобы переплести свои пальцы с моими. — И, черт возьми, мне нравится видеть, как ты радуешься возможности провести с ними время.

— Это довольно просто, — пожала я плечами. — Я полюбила твою семью.

— И они полюбили тебя, — немедленно ответил он. — Ставлю свои сбережения на то, что на моем телефоне уже миллион и одно сообщение, восхваляющее тебя.

— Это только потому, что я принесла выпечку, — пошутила я.

Роуэн не улыбнулся. На самом деле, его лицо стало очень серьезным, а хватка на моей руке усилилась.

— Прекрати, Нора. Это потому, что ты такая, какая есть.

Я прикусила губу.

— Ты уверен?

Роуэн повернул голову и на мгновение покосился на меня.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Беспокойство — это не состояние моей души, это черта характера, — вздохнула я, надеясь, что темнота внутри грузовика скроет стыд, покрывающий меня, как пот. — Я не такая, как твоя семья, легкая, счастливая, уверенная в себе. Я боюсь, что тебе нужна…

Я не успела договорить, потому что Роуэн ударил по тормозам и съехал на обочину. К счастью, позади нас никого не было.

Его длинные, мужские пальцы нашли мой подбородок, приподнимая его так, что я была вынуждена встретиться взглядом с его лазурными глазами.

Его челюсть была напряжена, губы сжаты в тонкую линию, что говорило о том, что он явно зол, но он смотрел на меня с мягкостью, которая уравновешивала его острую челюсть.

— Тебе пришлось быстро повзрослеть, — сказал он. — Слишком, блять, быстро. Тебе пришлось взвалить на свои плечи чужое дерьмо, стать взрослой и думать о вещах, о существовании которых ты не должна была знать, — он покачал головой, словно в благоговейном страхе. — Я наблюдал, как ты несешь тяжесть на плечах, под которым большинство людей прогнулись бы, — продолжил он. — И ты справилась с этим с такой силой, что я не могу поверить, что ты настоящая. Так что перестань нести подобную чушь. Перестань сомневаться в том, достойна ли ты меня, я собираюсь провести остаток своей жизни, зарабатывая право быть достойным тебя.

Слезы обожгли мне глаза.

— Я хотел подождать, пока мы не вернемся домой, но… — он наклонился к заднему сиденью, доставая из какого-то тайника маленькую бархатную коробочку.

Мое сердце бешено колотилось.

— Это не кольцо, — сказал Роуэн, увидев выражение моего лица. — Я планирую подарить тебе колечко, не пойми меня неправильно, но у меня есть сестры. Итак, я знаю, что дарить женщине обручальное кольцо на Рождество и называть это своим подарком — это акт войны.

Его глаза блеснули, когда я поджала губы, чтобы скрыть улыбку.

Хотя его сестры, возможно, были правы в отношении других женщин или, может быть, в отношении меня с другим мужчиной, я бы совсем не разозлилась, если бы Роуэн подарил мне на Рождество вечность с ним.

Я взяла коробку, которую он протянул мне, и открыла ее. Мои трясущиеся руки скользнули по золотому ожерелью со сверкающим зеленым камнем посередине.

— Хризолит, — объяснил Роуэн. — Твой и Анселя камень. Я знаю, что он увлекался кристаллами и тому подобными вещами. А ты не очень. Но я решил, что это будет способ повсюду носить его с собой.

Мои слезы капали на великолепный камень изумрудной огранки, изящную цепочку. Это было стильно, определенно дорого, но утонченно.

— Роуэн, — упрекнула я. — Я уже достаточно выплакала сегодня из-за рождественских подарков.

Он ухмылялся, когда я подняла глаза, и протянул руку, чтобы вытереть одну из моих слез большим пальцем.

— Слезы счастья меня устраивают, кексик. Можно надеть?

— Конечно, — прошептала я, поворачиваясь на своем месте и протягивая ему коробку.

Я приподняла волосы, чтобы обнажить шею, затем Роуэн протянул руку, его пальцы коснулись кожи. Даже простое надевание ожерелья что-то сделало со мной. Пробудило во мне жажду к нему, которая никогда не была далеко, желание, которое ни на йоту не притупилось.

— Ладно, раз уж мы обмениваемся подарками здесь, на обочине дороги… — я сунула руку в сумочку, стоявшую у моих ног, и достала сверток с самого дна.

Я пришла подготовленной, захватив с собой свою огромную сумку, в которой, казалось, было бесконечное количество места.

Я вручила подарок Роуэну, и он оторвал бумагу, открывая «Противостояние» Стивена Кинга. Я прочесала Интернет, чтобы найти это первое издание с автографом.

Рука Роуэна осторожно и благоговейно перевернула страницу.

— Я знаю, что он твой любимый, — сказала я застенчиво, поскольку Роуэн долгое время молчал.

Он моргнул, глядя на меня, и, должна сказать, я была отчасти довольна, что мне удалось шокировать Роуэна Деррика, хотя я не могла прочитать по его лицу, был ли он счастлив или нет.

— Тебе нравится?

— Нравится? — повторил он низким голосом, почти рычанием.

Я медленно кивнула.

Роуэн осторожно и благоговейно положил книгу на центральную консоль — которая была сверкающе чистой, не усеянной странными крошками и липкой от неизвестных жидкостей, — отстегнул мой ремень безопасности и рывком перекинул меня через него.

Это был немалый подвиг, даже несмотря на то, что салон грузовика больше, чем у большинства автомобилей. Я была не совсем маленькой.

Но Роуэн сделал это, так что я сидела верхом на нем на водительском сиденье, мое платье задралось на бедрах, а шелковые трусики терлись о грубую ткань его джинсов.

Я мгновенно стала влажной и захотела его.

Роуэн обхватил меня за шею и поцеловал. Не просто поцелуй, а жестокое, волшебное притязание. Тот, который воспламенил мое тело и заставил тереться о твердый член в его джинсах.

— Я покажу своей малышке, как сильно мне, блять, понравился этот подарок, самая продуманная, блять, самая драгоценная вещь, которую я когда-либо получал, — прорычал он мне в рот, приподнимая мое тело одной рукой, чтобы другой освободиться от джинсов.

Он сделал это быстро, неистово и разъяренно, отодвигая мои промокшие трусики в сторону, чтобы врезаться в меня, а я могла насадиться на него.

Я откинула голову назад от удовольствия, рука Роуэна лежала на моем бедре, безжалостно прижимая к его члену.

Другой рукой он обхватил мой затылок, потянув его вниз, так что мои глаза встретились с его.

— Да, оседлаешь меня, как хорошая девочка? — спросил он, и его грубый голос усилил ощущения, затопившие мой организм.

Я кивнула, уже затаив дыхание. Мой оргазм нарастал внутри, пока я яростно трахала его.

— Ты позволишь мне кончить в тебя?

Я приостановилась, но только на долю секунды.

— Да, — пробормотал он. — Позволишь мне зачать в тебе ребенка, Нора?

Мое тело упивалось этими словами, содрогаясь, когда оргазм нахлынул на меня.

— Да, — прохрипела я без колебаний.

— Тогда сожми мой гребаный член, кексик.

Мое тело стремилось повиноваться ему. Даже когда ошеломил оргазм, я продолжала двигаться, продолжала скакать, когда Роуэн взорвался во мне, посылая меня в еще один оргазм, который, черт возьми, чуть не уничтожил мой мир.

— Черт, — выдохнул Роуэн, когда мы оба спустились на землю, мой лоб прижался к его.

— Не думал, что могу ощутить еще нечто лучшее в этом мире, — прохрипел он. — Но кончать в тебя? — он покачал головой. — Лучшее чувство на свете, — он обнял меня за шею, так что наши глаза встретились. — Я буду делать это каждый раз, когда мы будем трахаться, пока не заведем ребенка, и каждый раз после.

Что я могла сказать на это?

Только когда мы вернулись домой, у меня появилась возможность поговорить с Роуэном о том моменте за столом.

Мы приняли душ — как обычно, вместе, — так что я закуталась в халат, а Роуэн был в пижамных штанах с низкой посадкой, которые я подарила ему на Рождество. Я сделала мысленную пометку, подарить ему таких в разных цветах.

Мы сидели в креслах в моей спальне, пили вино, наслаждаясь обществом друг друга.

— Что случилось с Кипом? — осторожно спросил я Роуэна.

Он вздохнул.

— Видимо, ты заметила.

— Если ты не хочешь мне говорить, все в порядке, — быстро сказала я.

— Нет, кексик, дело не в том, что я не хочу тебе говорить, просто… — он провел рукой по волосам. — Черт возьми, я не говорил об этом с тех пор, как все случилось. Кип делает все, что в его силах, чтобы не думать об этом. Мы лучшие друзья с детства, — начал он, меняя позу, чтобы полностью повернуться ко мне лицом. — Неразлучны. Мы оба знали, что хотим пойти служить. Быть «Морскими котиками». Он подождал, пока мне не исполнится восемнадцать, чтобы мы могли поехать вместе. Подумал, что мы, вероятно, разделимся, тем более что в отборе такой низкий шанс успеха, — он невесело усмехнулся. — Но мы оба упрямые ублюдки и нас приняли. Перед тем, как нас послали на службу, Кип вернулся домой, женился на своей школьной возлюбленной. Девушка, которую он любил всем сердцем. Которая каким-то образом поняла, зачем ему нужно отправляться на войну за полмира отсюда. В его семье творилось какое-то хреновое дерьмо, ему было что доказать им и самому себе. Она была верна ему на протяжении многих лет, нас почти не было дома, — он покачал головой. — Она была хорошей женщиной. Великой. Подарила ему прекрасную дочь, хорошо ее воспитала.