Глава 1

Меня зовут Нора Хендерсон, и у меня тромбоэмболия легочной артерии.

Если вы не знали, легочная эмболия — это когда в организме образуется сгусток крови, который затем попадает в легкое, где нарушает поток воздуха.

Симптомами являются внезапная одышка, боль в груди, чувство тревоги, головокружение, учащенное сердцебиение и потливость. Если у вас тромбоз глубоких вен, вы также будете испытывать боль, отек и тепло в ноге.

Если не лечить, это может вызвать серьезные проблемы, в конечном счете приводящие к смерти.

Прямо сейчас я могла бы умереть.

— Нора, в маффинах есть арахис? — спросил голос, прерывая видения того, как могли бы выглядеть мои похороны.

Я думала, все не будет пышным, но народу много придет. Цветы были бы белыми. Лилии. Или розы. В церкви у озера, хотя я не особо религиозный человек. Там очень красиво. Хорошее место для похорон.

Я моргнула, чтобы сфокусироваться на своей розовой, девчачьей, великолепной, опрятной кухне, и сосредоточила свое внимание на светловолосой австралийке, которая только что задала мне вопрос.

— Что? — спросила я, мой голос был хриплым. Вероятно, из-за проблем с дыханием.

— Маффины, — сказала она. — Я бы просто солгала и сказала «нет», если бы клиент, о котором идет речь, не подчеркнул, что у него опасная для жизни аллергия на арахис. Я не хочу, чтобы на меня подали в суд, если он упадет и умрет.

Мое дыхание выровнялось, сердце замедлилось, теперь мне было на чем сосредоточиться.

Фиона была одержима идеей, что на нее когда-нибудь подадут в суд. Очевидно, в Австралии другие порядки.

— Нет, в кексах нет арахиса, — успокоила я ее.

Она прикусила губу.

— Можешь сама сказать клиенту? Я думаю, что подорвала свой авторитет у них. Сказала, что никто не умирал от нашей продукции… ну, по крайней мере, нам не сообщали. Это звучало бы лучше, если бы исходило от человека, который на самом деле испек маффины. И ответственность перешла бы на тебя, — она подмигнула, прежде чем ее голубые глаза скользнули по мне. — К тому же, ты выглядишь взволнованной. Что сегодня?

Фиона была одним из немногих людей, которые знали о моей тревоге за здоровье. О том, что я беспокоюсь обо всем и вся. Она не осуждала меня за это. Не говорила мне, что я сумасшедшая — а я часто так думала, — не пыталась заверить, что если я просто «успокоюсь», все будет хорошо. Она принимала меня, оставалась невозмутимой, когда я не могла, и не вела себя так, словно я ипохондрик, которым я, мягко говоря, и являлась.

Конечно, она не понимала до конца, потому что мозг ее ежедневно не мучает. По крайней мере, не так, как у меня. Моя жизнь постоянно прерывалась беспокойством. Охваченная тревогой и паникой.

— Ничего, — слабо ответила я. Я смутилась от своей реакции. Не хочу быть такой.

Я не страдала от плохого здоровья. Я не бежала к врачу или в отделение неотложной помощи, не лежала в постели день за днем со своими воображаемыми болезнями. Нет, я продолжала функционировать, просто тихо вращаясь по спирали, пока не умру от тромбоэмболии легочной артерии. Это единственный способ уменьшить беспокойство… продолжать жить до следующей волны паники, до следующей болезни.

Я не хотела привлекать к себе внимание, хотя моя мама думала, что именно отсюда возникла эта маленькая причуда. Я была последним человеком во всем мире, который активно хотел бы внимания.

Не так, как Фиона. Даже при том, что она не хотела и не стремилась к этому, она привлекала внимание естественным образом и процветала за счет этого. Расцветала как цветок в ситуациях, когда люди тянулись к ней, как пчелы к меду.

В то время как я съеживалась, стараясь выглядеть как можно меньше.

Я вздохнула, глядя на кексы, которые покрывала шоколадно-арахисовым маслом с помадной глазурью. Я назвала их особенными для ПМС, потому что они были идеальной степенью шоколадности и сладости и успокаивали нервы. Я была уверена, что потакать этой тяге, потребляя большое количество сахара, масла и шоколада, — не лучший способ удовлетворить гормоны. Следует есть орехи, фрукты, смузи… что угодно.

Как бы сильно я ни верила, что здоровый образ жизни — это лекарство от многих болезней, и что обработанные пищевые продукты, полные сахара, химикатов и консервантов, являются причиной многих наших проблем со здоровьем, я также верила, что немного шоколада не повредит.

Кроме того, я импортировала все свои ингредиенты из Франции. По словам моего бухгалтера, это дорого и совсем не отвечало финансовым требованиям, но нельзя отрицать, что ингредиенты более полезны, без добавок, как в США. Как только попробуешь, почувствуешь разницу.

Весь мой бизнес был сосредоточен на вкусе. И это того стоило, потому что люди буквально путешествовали через всю страну, чтобы купить эти кексы. Люди платили непомерные сборы за доставку, чтобы их изготовили, отправили в упаковке с климат-контролем на грузовиках, чтобы они прибыли свежими на следующий день.

— Да, я закончила, — сказала я, переводя взгляд с кексов на Фиону.

Ее глаза вспыхнули, когда она посмотрела вниз.

— Тебе лучше никуда их не отправлять и не выставлять на продажу, пока я не съем хотя бы пару штук.

Я ухмыльнулась, наклоняясь, чтобы взять тарелку, приготовленную для нее.

— Я уже подумала наперед, — я подмигнула, вытирая руки о фартук, по привычке проводя по щеке тыльной стороной ладони.

Хотя я пекла много лет — практически всю свою жизнь, — я все еще не достигла совершенства в искусстве выглядеть как Найджелла Лоусон, закончив готовить, похожей на богиню. Нет, мои темно-рыжие волосы обычно выбивались из тугого пучка на макушке, шоколад пачкал кончики пальцев, а мука оказывалась… практически везде.

Когда я впервые открыла пекарню пять лет назад, я очень старалась быть не только пекарем, но и лицом заведения, кропотливо создавая свой внешний вид после нескольких часов, проведенных на кухне. Я сражалась со своими локонами, пытаясь собрать их в гладкий пучок. Я пыталась накраситься, размазывая тоналку по своим веснушкам, носила белые платья, которые подчеркивали мои значительные изгибы…

Но все быстро шло прахом.

Невозможно носить белое и быть пекарем. Или, может быть, другие пекари могут.

Я не совсем тот человек, который стал бы расхваливать себя, но даже я не могла избежать бешеного успеха своего бизнеса и своей еды, поэтому знала, что я хороший пекарь. Может быть, даже великий. Но я неаккуратная, несобранная и неорганизованная, как многие мои сверстники в кондитерской школе. Во всех остальных аспектах своей жизни я была дотошна, осторожна, целеустремленна. На кухне — нет. Конечно, я придерживалась правильных пропорций — по крайней мере, большую часть времени, — но в остальном я была подобна урагану.

В школе я получила прозвище «хаотичный пекарь», которое было подходящим способом описать меня.

Попытки бороться с этим почти свели меня с ума, поэтому я приняла хаос и больше не пыталась выглядеть идеально. Мои волосы были чистыми, расчесанными и немного волнистыми. Макияж остался в прошлом. Ближе всего мне подошел клубничный бальзам для губ, который я наносила после того, как вытирала муку с лица, и, если у меня было дополнительное время утром, я наносила тушь, чтобы подчеркнуть свои большие зеленые глаза.

Фиона облокотилась на арку между кухней и передней частью дома, рассматривая меня из-под идеально ухоженных бровей.

Фиона, несмотря на то, что целый день обслуживала клиентов, выглядела так, словно только что сошла с подиума или со съемок в журнале «Sports Illustrated». Ее светлые волосы падали на плечи идеальными пляжными волнами, которые никогда не путались, никогда не торчали вверх и всегда выглядели намеренно взъерошенными. Ее загорелая кожа всегда сияла, как будто она только что провела неделю, загорая на Карибах, даже в разгар зимы. Она была высокой, намного выше меня, а я метр шестьдесят семь, и у нее были изгибы, которые бросали вызов самой физике. Вдобавок ко всему, она была сладкоежкой, что должно было нанести ущерб этим изгибам, но только улучшило их.

Несмотря на то, что на ней была только простая белая футболка и поношенные синие джинсы, она носила простые наряды, как будто это настоящая мода.

Мне нравилось думать, что толпы мужчин, которые часто посещали пекарню, пришли из-за моих превосходных навыков выпечки — что, я была уверена, было одной из причин, — но я знала, что Фиона была важным ингредиентом, привлекающим мужчин за пределами моей целевой аудитории. Те, кого вряд ли привлекли бы шоколад, арахисовое масло и круассаны с маслом — лучшие за пределами Парижа.

— Ты уверена, что не хочешь рассказать? — спросила она, скрестив руки на пышной груди. Черное кружево ее бюстгальтера просвечивало сквозь тонкий белый материал, выглядя сексуально, шикарно и в то же время непринужденно.

Я бы никогда не смогла так. Хотела бы я быть сексуальной. Лучшее, что я могла — покраснеть от смущения.

Я носила брюки с завышенной талией из Парижа. Заказала их, потому что они никогда не мялись, идеально облегали мое грушевидное тело, были достаточно удобны, чтобы носить их весь день, и придавали мне наполовину презентабельный вид. Мои шифоновые блузки были такими же. Женственные, с нежными цветочными принтами, ткань не облегала изгибы, как это делали дешевые вещи.

— Уверена, — сказала я Фионе, расправляя плечи и пытаясь отогнать мысли о тромбе. После того, как я страдала этим недугом всю свою жизнь, можно подумать, что я очень хорошо умею убеждать себя, что умираю не от тромба или какой-то инфекционной болезни. Но меня практика не привела к совершенству.

Я не научилась убеждать себя, но я чертовски хорошо научилась скрывать это от широкой публики.

Фиона стояла, как будто покупатели не ждали у прилавка. Вероятно, потому, что она знала, что они не будут злиться, раздражаться или гневаться. Фиона умела очаровывать даже самых трудных клиентов. Невозможно раздражаться на женщину с очаровательным акцентом, ярко-голубыми глазами и теплым магнетизмом, который исходил из самых ее пор.