— Ты, Нова Херст, — это все.

Этот взгляд. Его слова, произнесенные с благоговением. Его руки, обнимающие меня. Его тело поверх моего. Все это просочилось в мои вены, как теплый шоколад.

— Паркер. — Я едва слышно произнесла его имя, боясь того, что скажу дальше, если приложу слишком много сил к его имени.

Я люблю тебя.

Он улыбнулся и чмокнул в последний раз.

— Я пойду приготовлю завтрак. Нам нужно подзаправиться, потому что мне нужно будет снова тебя трахнуть. Несколько раз.

Я смотрела, как он встает и натягивает треники, которые ненадежно болтались на его бедрах. Перевернувшись на бок, я улыбнулась, желая наблюдать за ним весь день.

— Почему бы тебе не пойти порисовать? — предложил он.

Я оглянулась через плечо, наконец-то оценив красоту утра. Это соответствовало прекрасному чувству, формирующемуся внутри меня. Оно было там все это время, но в беспорядке, пока я наконец не смогла собрать его воедино. Может быть, живопись поможет мне разобраться с последним и понять, что делать дальше.

Я схватила первую попавшуюся вещь, которая оказалась мешковатым джинсовым комбинезоном, надела, взяла свои вещи и направилась к выходу.

С первым мазком моей кисти по холсту, что-то уже начало успокаиваться внутри меня.

Я не тыкала в него, вместо этого я теряла себя в цветах, смешении и звуках вокруг меня.

Музыка доносилась через открытые двери фургона, и голос Паркера следовал за ней, скользя на месте.

Это шептал мой разум. Это то, что мы искали.

Я так долго бежала от одной вещи к другой, всегда отступая назад и держа часть себя за дверью на случай, если мне понадобится бежать, но я больше не хотела этого.

Я не хотела жить в страхе.

Страх не был движущей силой моего решения оставаться скрытной, но я всегда знала, что он играет определенную роль. Я никогда не хотела, чтобы он управлял мной, поэтому игнорировала его. Но игнорирование не делало его менее реальным, и мне нужно было посмотреть ему в лицо, если я хотела двигаться вперед в своем деле — с Паркером.

Я любила его.

Я любила его достаточно, чтобы хотя бы попытаться. А для этого мне нужно было войти в дверь обеими ногами.

— Яичница с беконом, миледи. — Паркер с поклоном поставил тарелку на место, а затем осмотрел мою картину. — Здесь не хватает только одной вещи, — заявил он.

И точно так же, как все эти годы назад в моей комнате, он взял кисть, обмакнул ее в краску и поставил незаметную точку где-то на картине. Это было наше искусство.

— Идеально.

Он сел, и я не могла не смотреть на каждое его движение, как будто видела его впервые — на этот раз с открытыми глазами, полностью обращенными к нему, а не наполовину отвернутыми.

— Ты в порядке? — спросил он, откусывая кусочек бекона.

— Да. — Я моргнула, выходя из оцепенения. — Просто до сих пор не могу понять, как ты можешь это есть. — Я указала на его тарелку, и все то же отвратительное виноградное желе было размазано по ней.

— Очень вкусно. Я думаю, что это из-за сыра, — сказал он, откусив большой кусок.

— Такая чертова гадость.

Но все равно я улыбалась, потому что это было одно из первых воспоминаний, которые мы с ним создали, и каждый раз, когда я видела, как он ест это на гастролях, я не могла не улыбаться.

Мы сидели на складных стульях, наслаждаясь яичницей с беконом в необычайно теплую погоду посреди пустыни. Вокруг не было никого, кроме нас, и все, о чем я могла думать, это о том, когда мы вернемся. Глубоко вздохнув, я закрыла еще одну дверь для любого шанса на отступление.

— Ты пригласишь меня на свидание, когда мы вернемся домой?

Он медленно посмотрел мне в лицо, мои слова были намного больше, чем просто приглашение на свидание, и он знал это.

— Ты уверена?

Надежда в его глазах зажгла огонь в моем сердце, и я не могла не улыбнуться и не кивнуть.

— Да. Я хочу тебя, и это может потребовать некоторой работы, но ты того стоишь, и мне надоело тебя терять. Я хочу, чтобы Паркер Каллахан угощал меня ужином и обедом.

Его ответная улыбка была всем.

— Я могу это сделать.

— Но давай не будем торопиться, хорошо?

Паркер наклонил голову, не понимая.

— Может быть, мы попробуем негромкие места — может быть, пока все будет тихо? Дай немного времени, чтобы все уладилось с Соней.

— Конечно, — легко ответил он. — Эта жизнь не для всех, но я думаю, если мы оба будем работать над ней, мы сможем сделать ее для себя. Мы можем встретиться на полпути.

— Я могу сделать половину пути.

Он улыбался до конца завтрака, и я не могла не улыбаться вместе с ним. Прежде чем встать, чтобы все выбросить, он глубоко вздохнул, словно хотел сказать что-то важное.

Я замерла, готовясь к удару того, что заставило его смотреть так настороженно.

— Послушай, я знаю, что это все равно что дать дюйм и взять милю, но мне интересно, если... — Еще один глубокий вдох, и он провел рукой по волосам. — Я хотел спросить, не могла бы ты пойти со мной на Грэмми?

— Э-э-э... — Я не хотела отказываться от его первого предложения, но это было также одно из самых больших, самых публичных мероприятий, на которое можно было пойти.

— Никакой красной дорожки. Ты можешь встретиться со мной внутри за столом, — поспешил объяснить он.

Я рассматривала свои варианты. Премия Грэмми была через месяц. Многое могло измениться. И идея пропустить камеры и вопросы была очень привлекательной. Кроме того, это давало мне время продвинуться вперед по плану Айкена и постепенно начать раскрывать Нову Херст миру — или, по крайней мере, тем, кто интересуется мной.

— Думаю, я могу это сделать, — наконец, ответила я.

— Если ты не можешь, я понимаю. Я знаю, это слишком. Мне бы просто... хотелось, чтобы ты была рядом со мной. Я никогда не ходил ни с кем, кто был бы мне действительно дорог.

Я вспомнила, как ревновала, когда увидела фотографии, на которых он и Соня шли по красной дорожке в прошлом году, и какая-то маленькая часть меня подпрыгнула от радости, что на самом деле ему было все равно, была ли она там.

— Мы не будем торопиться, и я составлю план, но я могу это сделать.

Он сиял ярче солнца, заставляя любые нервы на сто процентов того стоить.

— Как я уже сказал, все.