Эш, наконец, отстранился, в последний раз прикоснувшись к моим губам. Я с трудом открыла глаза, не желая выходить из оцепенения. И смотрела в глубину его темных глаз, пытаясь понять, что все это значит.

— Избавь бедного парня от страданий и поцелуй его, — пробормотал он, прежде чем встать.

Я пыталась понять смысл его слов, пока Эш не потянулся за бутылкой и специально повернул ее ко мне лицом.

— Поцелуй Паркера или расскажи нам свою самую грязную фантазию, на которую ты мастурбируешь.

— О, черт, — воскликнул Орен. — Меня устроят оба варианта.

Тепло разлилось во мне, как живое существо, твердый член Паркера прижимался к моей заднице. Часть меня хотела трахнуть их всех и придумать что-нибудь безумное, от чего можно было бы оторваться. Другая часть меня подумывала о том, чтобы послать все к черту и лечь спать. Но большая часть меня, девочка-подросток, которая хотела Паркера — хотела Паркера, не скрывая этого, женщина, которая годами только и делала, что фантазировала о нем, — эта часть не заботилась ни о чем другом, кроме ощущения губ Паркера на моих.

По крайней мере, пока я не столкнулась с Паркером, и впервые за весь вечер мне не нравились взгляды парней, устремленные на меня. Меня тяготил его тяжелый взгляд. Я встала между его раздвинутыми коленями и даже наклонилась, чтобы погладить легкую щетину вдоль его челюсти. Но когда попыталась переместить свое тело, чтобы поцеловать его, я не смогла. После всего этого времени я не могла представить, что буду целовать его на глазах у всех.

Поцелуи с другими парнями были веселыми и шутливыми. Поцелуй Паркера был бы каким угодно, только не легким и игривым.

Я отдернула руку, закрыв глаза, когда его челюсть сжалась от разочарования, желая отгородиться от вспышки обиды и неверия.

— Серьезно? — спросил Паркер.

Отступить от него было физически больно, но это было ничто по сравнению с тем, когда он возвысился надо мной, и его решимость не заставила меня открыть глаза. Его взгляд пылал горячим синим пламенем, и я ненавидела его.

— Ты будешь целоваться со всеми подряд, но ты слишком чертовски упряма, чтобы просто, блядь, поцеловать меня. Даже когда у тебя есть такое отстойное оправдание, что это игра, — огрызнулся Паркер. — Господи, Нова.

С этими словами он пронесся мимо меня, и менее чем через секунду началась моя борьба. Я повернулась, чтобы последовать за ним. Когда он попытался захлопнуть дверь в подсобку, протянула руку, чтобы снова открыть ее, но только для того, чтобы захлопнуть ее за собой.

— Я не упрямая, — крикнула я.

Он рассмеялся без юмора.

— Ты одна из самых упрямых людей, которых я знаю. Тот факт, что ты даже не можешь принять это, доказывает, насколько ты упряма.

— Ты понятия не имеешь, кто я. Прошло пять лет.

Я не переступала черту, не желая говорить о прошлом, но в то же время имея чертовски веские причины быть осторожной.

— Знаю. Я, блядь, знаю, Нова. И если до этого не понимал, как глубоко засела твоя обида, то после сегодняшней ночи я понял.

— Сегодня речь шла не об обиде, Паркер.

— Тогда что это было? — спросил он, широко раскинув руки. — Пожалуйста, просвети меня. Скажи мне, почему ты можешь целовать всех, кроме меня. А?

— Потому что ты — это ты. Потому что с ними это игра, а с тобой — нет.

— Это бессмысленно.

— Расскажи мне об этом, потому что я не хотела бы ничего больше, чем просто, блядь, поцеловать тебя.

— Тогда сделай это. — Паркер сказал это как вызов и мольбу, смешанные вместе.

Я замерла, мои мышцы напряглись в ожидании боя или бегства. И я понятия не имела, что выберет мой разум, пока все не пришло в движение — и Паркер встретил меня на полпути.

Я прильнула к его губам, и наши руки обвились друг вокруг друга. Паркер скользнул руками к моей заднице и поднял меня, чтобы я обхватила ногами его талию, пока он вел нас, пока моя спина не уперлась в дверь.

Обняв его за плечи, я прижалась к нему, крепко держась, когда волна за волной эмоций обрушивались на меня, почти как если бы я попала в течение. Мне нужно было прижаться к нему, чтобы выжить. Его пальцы впивались в меня, и я знала, что на моей бледной коже останутся синяки, но наслаждалась ими. Мне хотелось, чтобы он запомнил каждую секунду.

Его язык проник в мой рот, а мой язык играл с его языком, вспоминая его вкус, как будто это было вчера, а не много лет назад.

Мы терзали друг друга, как отчаянные дикие животные, пытаясь втиснуть последние пять лет в одну минуту… или десять минут. Как бы долго это ни было. Я растворилась в его аромате, в ощущении его упругих мышц, которых не было, когда мы были детьми, в ощущении его твердой длины, вдавливающейся в меня. Я не хотела, но, не удержавшись, покачала бедрами, наслаждаясь его стоном удовольствия от этого небольшого движения.

Его большие пальцы прошлись по передней части моих ребер, едва касаясь нижней части грудей, и я ахнула, толкнувшись вперед, чтобы ослабить электрический разряд в моем клиторе. Он воспользовался моментом, чтобы провести поцелуями по моей челюсти и вниз по шее.

— Боже, Нова. Я скучал по тебе, — прошептал Паркер так, чтобы слышала только я. — Я не могу выразить, как сильно скучал по тебе. Как сильно мечтал об этом — о тебе.

Его признание добавило еще одну приливную волну, и эта волна ударила слишком сильно. В горле запылал огонь, и я попыталась смахнуть слезы, но не смогла. Прежде чем я успела вытереть их, он снова провел губами по моей щеке, замирая, когда почувствовал вкус влажной соли.

Медленно, Паркер отстранился, его глаза помутнели от тех же эмоций, которые бушевали во мне. Одну руку убрал с моих ребр и поднял, чтобы вытереть мои слезы. Когда другая слеза выскользнула на свободу, он поцеловал ее. Он дарил мягкие, успокаивающие поцелуи, возвращая нас обоих на берег, где мы, наконец-то, могли дышать.

Потому что я могла.

В его объятиях, наконец-то прорвавшись сквозь полосу напряжения, которая сжималась все сильнее и сильнее с каждым днем, я снова могла дышать. Может быть, впервые с тех пор, как в последний раз почувствовала его губы на своих.

— Я тоже скучала по тебе, — призналась я.

Громкий стук в дверь так сильно встряхнул меня, что я чуть не выпрыгнула из его объятий.

— Ладно, тусовщики. Мы идем спать, — крикнул Орен через дверь.

Почувствовав на себе взгляд Паркера, напряженный момент прервался, но по краям осталась мягкость. С протестующим рыком разочарования он поставил меня на пол, и мы открыли дверь.

— Извините, ребята. Наверное, я не могу веселиться как рок-звезда.

— У нас есть еще месяц. Мы будем тренировать тебя, — пообещал Броган, обнимая меня за плечи своей мускулистой рукой.

— Не могу дождаться, — невозмутимо ответила я.

К тому времени, когда мы все приготовились ко сну, я едва могла заползти на свою койку. Усталость сковала каждый мускул, заставляя меня чувствовать себя одновременно и тяжелее, и легче от эмоциональной разрядки. Я закрыла глаза и даже не слышала, как ребята возятся на своих койках или как они обычно шутят перед сном. Все, что я слышала, это гул шин по асфальту, который успокаивал меня, усыпляя.

Как мне показалось, две секунды спустя меня разбудил звук отодвигаемой занавески, и я дернулась, увидев темную фигуру, стоящей на краю.

— Это всего лишь я, — прошептал Паркер.

Я уставилась широко раскрытыми глазами, как его тень проникает в мое крошечное пространство. Мое сердце билось о ребра так сильно, что я была уверена, что он услышит его в тишине, но если тот и услышал, то не упомянул об этом.

Паркер двигался достаточно медленно, чтобы я могла сказать ему, чтобы он убирался, если бы захотела, но не сделала этого. Вместо этого придвинулась ближе к стене и освободила для него место, как это было, когда мы были подростками, и он пробирался в мою комнату ночью.

И точно так же, как тогда, он нашел рукой мою, и прежние заботы улетучились.

Впервые за много лет, в автобусе у черта на куличках, я поняла.

С Паркером Каллаханом я была дома.