Он скребет пальцем по пруту, в его глазах плещется раздражение.

— Это вина Саманты Кэллоуэй. Она, очевидно, отправила своему другу электронное письмо, чтобы он вызвал на тебя полицию. Она немного перегнула палку в своем гневе, — он смотрит на меня. — Её дочери все немного сумасшедшие, чтобы ты знал точно, откуда у них это.

— Она вызвала на меня гребаных копов, — отвечаю я. — Это не сумасшествие, это...

— Это сумасшествие, — возражает он.

— Это пиздец.

— И это тоже, — говорит он. — Но чего можно ожидать, когда ты суешь свой член в пятнадцатилетнюю девочку, когда тебе двадцать два.

Я сверкаю глазами.

— Я не...

— Я знаю, — говорит он. — Как и Грэг, я верю тебе, сынок. Но Дэйзи — их младшая дочь, она покинула дом последней. Ты посягаешь на гребаную территорию Саманты, — он проверяет часы. — Как я уже сказал, тебя скоро выпустят отсюда. У неё есть несколько фальшивых заявлений, которые задержат тебя здесь ещё на десять минут.

— Они собирались меня скоро оформить.

Он кивает.

— Их там много. Я уверен, что через полчаса они захотят снять с тебя отпечатки пальцев.

Я легко складываю пазл. Он говорит, что я выйду отсюда раньше, чем они успеют предъявить мне обвинение. Он улыбается мне, зная, что я понимаю.

— Я сопротивлялся аресту...

— Я поговорил с офицером. Они не имеют больше никаких возражений

Я дышу через нос, моё сердце быстро бьется. Не знаю, почему вдруг я чувствую себя таким ошеломленным. Я понимаю, что благодарен за то, что он здесь. И что самое печальное — я не хочу чувствовать это. Я бы предпочел оставаться злым. Почему я должен ненавидеть все хорошие стороны человека? Моя мама — думаю, она, блять, научила меня этому. Каждый раз, когда я думала о своем брате в хорошем свете, она подавляла это видение, она фокусировалась на плохом, и я тоже стал так делать.

Я больше так не могу.

Я потираю затылок.

— Что насчет Ло? — спрашиваю я отца, не желая уклоняться от этой темы.

— А что с ним?

— Ты пиздец как плохо с ним обращаешься, — говорю я, глубоко вздохнув. — То, что ты ему говоришь — меня тошнит от этого. Ты ломаешь его, а потом он возвращается к тебе, как раненая собака. Я не могу быть рядом с тобой, когда ты так с ним обращаешься.

Я бы предпочел, чтобы Ло тоже не был рядом с ним, но мы уже пытались это сделать, и посмотрите, где мы сейчас. Ло любит нашего отца, и он будет продолжать возвращаться, даже если это будет убивать его.  

Мой отец рассеянно расстегивает и застегивает часы Rolex на запястье.

— Он не ты, Райк. Он бросил колледж. Он даже не может заполнить резюме. Он просрал свою жизнь, и если это означает, что я буду немного жестче с ним, хорошо. Но я не собираюсь смотреть, как он продолжает спускать свой потенциал в унитаз.

— Так разговаривай с ним, как нормальный человек! — кричу я. — Перестань говорить такие вещи, как Ты просрал свою жизнь.

— Дело не в Лорене. Речь идет о нас с тобой, — опровергает он, обрывая эту тему. Как будто здесь нет места для обсуждения.

Да пошел он.

— Если бы ты любил его, как ты говоришь, ты бы поддержал его трезвость и перестал бы изводить его при каждом удобном случае.

Он направляет свой свирепый взгляд на меня.

— Если бы я не мотивировал его, он не был бы там, где он сейчас. Это и есть любовь. Ты поймешь, когда у тебя будут свои собственные дети.

Ни за что на свете я не буду воспитывать своих детей так, как он. Через мой труп.

Я долго смотрю на отца. Он никогда не изменится. Он так, блять, укоренился в своих убеждениях. Либо я принимаю его таким, либо продолжаю делать то, что всегда делал — пытаюсь забыть о его существовании.

Он открывает передо мной дверь.

— Ты готов оставить всё это дерьмо позади, или ты всё ещё хочешь держаться за гребаное прошлое?

Я снова застываю. Застываю на середине комнаты. У меня на языке не вертится ни одна гнусная реплика. Именно эти слова оказывают на меня наибольшее воздействие.

Ты всё ещё хочешь держаться за гребаное прошлое?

Я живу там. Там, где мой отец бросает мою мать. Где я годами лгу о том, кто я. Там, где я чувствую себя потерявшим личность, которую можно назвать своей.

Но сейчас у меня есть всё это. Блять, у меня есть больше, чем я когда-либо мечтал.

У меня есть девушка, которую я люблю.

У меня есть брат.

У меня есть мама, которая любит меня, даже если она проебывается.

У меня есть отец, который хочет быть рядом со мной... Я смотрю на него. Кто здесь ради меня.

А я — Райк Мэдоуз. Я занимаюсь одиночным скалолазанием без страховки. Я знаменитость. Я чертов тренер по трезвости. У меня есть личность, которая принадлежит мне. Никто не отнимал её у меня.

Я снова смотрю на отца, и мне хочется увидеть злодея, но я думаю, что, возможно, всё это время злодеем был я. Потому что не мог двигаться дальше, потому что не понял, что он тоже может совершать ошибки. Я не знаю, готов ли я простить его прямо сейчас, но он и не просит об этом.

Он позволяет мне взять столько времени, сколько мне нужно.

Я делаю сильный вдох и говорю: — Возможно, я никогда не смогу тебя понять.

Он кивает.

— Лучше уж я буду ругаться с тобой на каждом воскресном обеде, чем никогда больше не смогу с тобой разговаривать, — он пожимает плечами. — И это чертова правда.

— Ты так сильно меня любишь?

На его глазах наворачиваются чертовы слезы.

— Больше, чем ты можешь понять, сынок.

Давление давит на меня, и я спрашиваю его о том, о чем, блять, никогда не спрашивал его за всю свою жизнь. Я просто всегда думал, что знаю ответ. Теперь я не так уверен.

— Ты готов бросить пить ради Ло и ради меня?

После тяжелого молчания по его щеке скатывается слеза. Теперь я вижу, что в нём внутренняя борьба, вероятно, такая же сильная и такая же мятежая, как у Ло, как у меня.

То, что он сделает, изменит всё.