ГЛАВА 21

— Я уже могу выйти?

— Нет, — строго сказала Елена, прижавшись к двери. — Они еще не готовы.

Я опустился на кровать: — Ну же, — ныла я. — Только мельком взгляну?

— Какую часть вечеринка-сюрприз ты не понимаешь? — спросила она. — Нет. Дай им спокойно подготовить вечеринку в честь ребенка.

Наконец наступил день вечеринки. Дни, предшествовавшие этому, были полны волнения и предвкушения. А в день праздника я была заперта в своей спальне с Еленой, пока остальные дамы готовили помещение внизу.

Алессандро умчался при первом же виде воздушных шаров и картофельного салата, так что я даже не смогла написать ему сообщение, чтобы попросить его по шпионить для меня.

Я погладила свой живот, сейчас на 27 неделе, и откинулась на спинку кровати.

Телефон Елены завибрировал. Она проверила его: — Хорошо, все готово.

Я спрыгнула с кровати, быстрее, чем когда-либо за всю беременность: — Пойдем на мою вечеринку! — пропела я. — Давай, Фрикаделька.

Фрикаделька побежал к двери, виляя своим маленьким хвостиком. На нем была маленькая фиолетовая бабочка для детской вечеринки.

Елена протянула повязку для глаз.

— Ты должно быть шутишь, — сказала я. — А если я споткнусь?

— Я буду рядом все время, — заверила она меня. — Не волнуйся, я не дам тебе упасть.

Я ворчливо позволила ей завязать повязку. Елена взяла меня за руку и повела через дом. Она помогла мне спуститься по лестнице, подсказывая, когда ступать.

По памяти я поняла, что мы дошли до входа в гостиную.

— Так, вот мы и пришли... — Елена сняла повязку с глаз.

— СЮРПРИЗ! — сказали сразу десяток голосов.

— Не так громко, вы отправите ее рожать! — это была Дита.

Я рассмеялась, положив руку на сердце, и осмотрела комнату. Вечеринка в честь ребенка была похожа на послеобеденное чаепитие, с кружевными украшениями, чайными салфетками и старинными чашками. Розовые и жемчужные центральные части украшали столы (диваны сдвинулись), в паре с пастельными розовыми и голубыми лентами. Груда подарков занимала весь стол.

В комнате толпились женщины, одетые в яркие девчачьи платья. Они надели на меня шелковую ленту с надписью «МАМОЧКА» и поцеловали в щеку.

— Ты выглядишь великолепно, София, — ворковала Нина.

Я улыбнулась. На мне было пастельно-голубое платье с маленькими узорами в виде черники. Оно напомнило мне о том, что могла бы надеть Беатрис.

Меня подвели к столу, сунули в руку фужер с апельсиновым соком и усадили. Все остальные женщины тут же начали занимать свои места, возбужденно переговариваясь друг с другом.

— Тебе нравится, София? — спросила Беатрис рядом со мной. Ее лицо исказилось от беспокойства.

— Мне нравится! — сказала я ей. — Ты проделала прекрасную работу. Это лучше, чем все, что я могла себе представить.

Она практически сияла от похвалы.

Беатрис была одета в длинное розовое летнее платье, ее животик был едва заметен, если только вы не знали, что он там есть.

Я мягко положила руку на ее плечо: — Как ты себя чувствуешь? Свой первый триместр я не вспоминаю с большой любовью.

— Ну, я бы солгала, если бы сказала, что не чувствую, что меня сейчас вырвет, — сказала она. — К тому же, все неприятно пахнет, — она наклонилась ближе, шепча. — От духов Орнеллы мне хочется блевать. Разве это не ужасно?

Я одарила ее дерзкой ухмылкой: — Не думаю, что это как-то связано с беременностью.

Она усмехнулась.

— Посмотрите на маленький бантик Фрикадельки! — воскликнула одна из женщин, подхватывая его и показывая.

Все ахнули от умиления. Фрикаделька вилял хвостом от такого внимания.

Нина подняла бокал, и мы все последовали ее примеру: — За нового Роккетти и бессонные ночи!

Мы все зааплодировали и подняли бокалы, смеясь над отсутствием сна, который мне предстояло пережить.

Атмосфера была беззаботной, и у меня болели щеки от улыбки. Мы ели маленькие пирожные с вишнями и крошечные бутерброды в форме любовных сердец. Напитки и салфетки передавались из рук в руки.

Неожиданно раздался звонок в дверь, и я вскочила на ноги.

— Кто это? Все пришли?

— Не все, — пропела я и поспешила к входной двери.

Эшлинг Шилдрик ждала на пороге, прекрасная, как всегда. На ней было облегающее зеленое платье, заканчивающееся выше колен, в паре с туфлями с цветочным узором и заколками для волос. В руках она держала большой подарок.

— Эшлинг, я так рада, что ты смогла прийти. — когда я пригласила ее, она чуть не выронила трубку от шока. — Заходи, заходи. Здесь так жарко, правда?

— Пекло, — она вошла в дом и слегка обняла меня. — Ты прекрасно выглядишь, София.

— О, ты заставляешь меня краснеть. Это для меня?

Эшлинг засмеялась, глядя на мой подарок: — Конечно.

— Замечательно. Все уже здесь.

На ее лице промелькнуло беспокойство, но я подтолкнула ее в гостиную. Как только мы вошли, женщины замолчали. Я уже перешла несколько границ, настояв на том, чтобы Тереза и Дита были приглашены как гости, а не как персонал, но чтобы еще и любовница?

Я чувствовала, как глаза Нины прожигает во мне дыру.

— Дамы, — поприветствовала я, — это Эшлинг Шилдрик. Эшлинг, это дамы. Это Нина, Орнелла, Елена, Беатрис, Нарцисса... — когда я перечислила всех женщин, комната, казалось, слегка успокоилась.

Старшие женщины не расслабились, но молодые, казалось, не возражали против присутствия Эшлинг. Я усадила ее рядом с Еленой, которая была слишком рациональна, чтобы не любить женщину на основании ее семейного положения.

Когда я вернулась на свое место, в комнате снова воцарилась прежняя веселая атмосфера. Я чувствовала неодобрение Нины, но проигнорировала ее и вместо этого предложила дамам поговорить о вторых именах.

Беатрис поднялась на ноги и постучала о свой бокал. Мы все замолчали.

— А теперь, — сказала она, — настало время для детских игр!

— Детские игры! — воскликнули мы все.

В первой игре нужно было выяснить объем моей талии, не измеряя меня. Женщины внимательно изучили мой живот и попу с таким впечатляющим количеством деталей, что я начала краснеть.

Елена заняла первое место с 39 дюймами, получив диадему, которую она носила с насмешливым изяществом.

Была еще дюжина игр. От раскрашивания детских пижам до разгадывания слов детского лепета. Мы даже попробовали кучу детского питания и попытались угадать ингредиенты. Энджи Дженовезе была на удивление хороша в этой последней игре.

Было приятное чувство общности, когда я сблизилась с другими женщинами. Хитрые подколки и подначки, казалось, рассеялись, когда Алессандро переехал ко мне. То, что моя сестра была предательницей из ФБР, казалось, стало старой новостью. Новой темой для перешептываний стала бомба и то, кто мог быть ее виновником.

В конце концов, наступила лучшая часть праздника: время открывать подарки.

Все подарки были поставлены на пол рядом со мной, чтобы я могла выбирать, как в счастливом жребии. Я получила больше детской одежды, чем могла себе представить, плюс десятки пустышек и одеял. Я даже получила маленькие кроссовки, которые заставили меня рыдать от умиления.

Огромный подарок Эшлинг содержал великолепную сумку для подгузников, уже укомплектованную подгузниками, салфетками и другими полезными вещами. Я крепко обняла ее на глазах у всех, чтобы доказать, как сильно она мне понравилась.

Когда с подарками было покончено, принесли обед, и непринужденная беседа возобновилась. Разговоры становились все более свободными, чем больше женщины выпивали.

— Елена, Елена, — крикнула Патриция Триполи через весь стол. — Расскажи нам о своей свадьбе! Когда вы встретитесь, о, э…, как его зовут?

— Его зовут Таддео Фальконе, — ответила Елена, потягивая свой напиток. — Вечеринка по случаю помолвки запланирована на октябрь.

Я попыталась уловить выражение лица Елены, но она отвернулась, спрятав лицо.

— Октябрь? — повторила Патриция. — О, София, ты не сможешь прийти! У тебя будет новорожденный.

— Я же не собираюсь уходить в декретный отпуск из семьи, Патриция, — засмеялась я. — Кстати, о декретном отпуске, Симона, у тебя есть какие-нибудь советы?

Симона ди Талья покачивала свою дочь Порцию на коленях. Ее свекровь, Кьяра, развлекала малышку блестящим ожерельем.

Симона только рассмеялась: — Укради прокладки из больницы.

Все женщины одобрительно закивали, а я смеялась так сильно, что у меня заболела челюсть.

Когда разговор снова перешел на другую тему, я заметила Аделазию. Она сидела в конце стола с другими молодыми незамужними женщинами. Ее темные волосы были заплетены в красивую косу, а сама она была одета в простое зеленое платье.

Аделазия держалась в стороне, выглядела бледной и осунувшейся. Она действительно выглядела довольно усталой, с тяжелыми мешками под глазами, едва прикрытыми тональным кремом. Ее глаза были устремлены на пустую тарелку, не обращая внимания на окружающий мир.

Я была уверен, что видела ее с Сальваторе — младшим в тот вечер, когда была с Беатрис в «Николетте». Но... возможно, это был обман зрения? Тихая Аделазия не оказалась бы наедине с Сальваторе — младшим Роккетти. Не в этой жизни.

Возможно, Беатрис была права.

— Аделазия, — позвала я. — Попробуй этот чизкейк, дорогая. Тебе понравится.

Она подняла голову, удивленная тем, что услышала свое имя.

— Давай, — призвала я.

Орнелла взяла кусочек и наклонилась к Аделазии, предлагая его ей.

Аделазия взглянула на торт, и ей показалось, что ее сейчас вырвет.

— Аделазия, дорогая, ты в порядке? — я начала подниматься из-за стола, но Кьяра опередила меня. Она прижала руку ко лбу Аделазию.

Аделазия отстранилась: — Извините меня, — прошептала она. — Я… — она вскочила на ноги, прикрывая рот. В мгновение ока она исчезла в коридоре.

— Боже мой, — я бросила свою салфетку. — Кьяра, сядь и поешь что-нибудь. Я пойду и проверю, как она.

— Это же твоя вечеринка, — возразила Нина.

Я отмахнулась от нее: — Это мой дом. Если в нем кто-то болен, мой долг разобраться с этим, — я жестом указала на дам. — Угощайтесь. Я ненадолго.