Глава 23

Рэйвен

Два дня до боя.

Мои мысли сосредоточены на установке нового зубчатого ремня привода на Импалу, пока звучит убаюкивающий голос Эла Грина. Я мысленно подсчитываю мой прогресс. Шины с боковиной из белой резины, покраска, и она готова.

Нагнувшись над капотом, я чувствую хватку на своих бедрах. Прикосновения Джоны стали моей второй кожей, такие же узнаваемые, как и мои собственные. Я улыбаюсь и слегка прижимаюсь задницей к его паху.

― Не хочешь сказать, почему ты здесь прячешься?

Он сумел понять меня за то короткое время, что мы были вместе. Хотя если подумать, то он начал понимать меня уже через пару дней знакомства.

Я выпрямляюсь со вздохом. Его руки скользят от моего бедра к животу, и я растворяюсь в нем. Любое его прикосновение делает меня совершенно беспомощной.

― Я не прячусь. Я работаю.

От того, что мои волосы высоко собраны, моя шея в его полном распоряжении. Он целует свое место, прежде чем начать мягко покусывать. Я дрожу.

― Ты волнуешься, потому что сегодня вечером официальный ужин и потому что завтра моя мама приедет в город.

Его способность читать меня может невероятно раздражать.

― Да. ― Разве девушка не может иметь секрет? ― Я не особо лажу с родителями. А что, если я не понравлюсь ей? Уверена, что она действительно защищает тебя. Я имею в виду, если ты был моим сыном, я бы поступила так же. Просто... Я знаю, как моя мама относится ко мне...

Я не могу закончить свою мысль, не желая произносить эти слова вслух. Дело в том, что я уверена, что моя мама ненавидит меня. Она, должно быть, винит меня в том, как ужасно сложилась ее жизнь. Если бы не я, она смогла бы сбежать от Доминика. У нее был бы шанс на настоящую жизнь или любовь.

Как она могла не ненавидеть меня?

Мысль об этом заставляет даже меня ненавидеть себя.

― Она полюбит тебя, детка. Она будет очарована тобой, как и все остальные.

Мне бы его уверенность.

― Кроме того, ты не знаешь, что твоя мама думает о тебе. Знаю, ее действия показывают, что ей все равно, но может она не знает, как показать тебе свои чувства. Может, она думает, что ты ее ненавидишь. Черт возьми, ты имеешь на это полное право.

Обычно я отмахиваюсь от темы, связанной с моей мамой, но что-то глубоко внутри сжимается. Его любовь предоставила мне безопасное место для падения. Я могу отдать ему кусочек себя. Если его грудь будет прижата к моей спине, то мне не придется лицезреть жалость в его глазах. Я могу это сделать.

― Когда я была маленькой девочкой, я частенько проникала ночью в ее постель.

Его руки напрягаются, и грудь тяжело поднимается и опадает напротив моей спины.

― Я сворачивалась калачиком рядом с ней, отчаянно пытаясь почувствовать тепло ее кожи. Помню, как медленно, дюйм за дюймом, моя рука продвигалась ближе и ближе. Я так боялась разбудить ее, пока не касалась кончиком пальца ее спины или руки. Иногда я просто оборачивала прядь ее длинных волос вокруг моего пальца.

Мой голос снижается до шепота, когда я возвращаюсь в те ночи. Я чувствую себя маленькой и ничтожной. Подавленные грустью, мои легкие борются за полный вдох.

― Обычно у меня была одна или две минуты, прежде чем она проснется. Как если бы она чувствовала меня, даже во сне. Как будто из-за самого моего присутствия, у нее срабатывала внутренняя сигнализация, которая говорила ей отстраниться. Она заставляла меня вернуться в мою кровать. Бывали ночи, когда я была так зла и в отчаянии, что отказывалась уходить. ― Я нервно смеюсь. ― Когда ей надоедало говорить мне уйти, она шла спать на диван. Она предпочитала спать на диване, чем с собственной дочерью.

― Детка... ― шепчет он и целует меня в голову.

― Самое грустное, что эти ночи были самыми лучшими. Я спала всю ночь, окруженная ее запахом. Я плотно оборачивала ее одеяло вокруг себя и притворялась, что это ее руки. Я зарывалась лицом в подушку, вдыхая запах ее шампуня и ночного крема.

Горячие слезы капают с моего подбородка, и руки Джоны крепко сжимают мою талию.

― В любом случае, вот почему я слушаю старую музыку. Все эти старые записи были у моей мамы. Я взяла их, когда ушла. Я знала, что она злилась, но я также знала, что она не придет за ними. ― Я вытираю щеки и делаю вдох. ― Слушая эту музыку, музыку, которая играла каждый день, всю мою жизнь, только так я могу быть ближе к ней.

Давление на моей талии ослабевает, и он поворачивает меня к себе. Я смотрю на его грудь, так как не готова увидеть выражение его лица.

Его пальцы под моим подбородком поднимают мою голову, чтобы я смотрела на него. Наклонившись, он мягко проводит своими губами по моим и останавливает их там, когда говорит:

― Детка, я обещаю, что ты никогда не будешь снова испытывать нехватку физического контакта. ― Его большие, сильные руки держат мою голову, и он прислоняется лбом к моему. ― Я всегда буду держать тебя, когда тебе страшно. ― Он мягко целует меня в подбородок. ― Утешу тебя, когда тебе грустно. ― Его губы трутся об мою щеку. ― Позабочусь о тебе, когда ты заболеешь. ― Я запрокидываю голову назад, и он целует меня в лоб. Джона наклоняется, и его карие глаза сужаются на моих. ― Я сделаю это целью своей жизни, чтобы компенсировать каждую секунду, когда тобой пренебрегли.

Я очарована его взглядом, который, как и его хватка на сердце, не отпускает. Делаю рваный вдох, переполненная эмоциями.

― Знаю, что говорю это все время, но я люблю тебя, Джона. Очень сильно.

― Я тоже люблю тебя, детка. Спасибо, что рассказала мне о своей маме. Тебе нечего скрывать от меня. Я хочу знать тебя, даже то, чем ты не гордишься.

― Ладно.

― Моя великолепная девушка и ее «ладно».

Я зарываюсь лицом в его грудь, ощущая легкость от того, что рассталась с тяжелой ношей из прошлого и положила ее на сильные плечи замечательного человека передо мной.

― Теперь насчет того, как пройдет официальный ужин. Тебе не о чем беспокоиться. Я не оставлю тебя ни на секунду. ― На его щеках медленно появляются ямочки, когда улыбка расплывается на его лице. ― Я даже возьму тебя с собой в уборную. ― Он целует мою шею. ― Это реально стоит того, чтобы пойти на этот дурацкий ужин.

Я выдыхаю, когда его игривые слова успокаивают меня. И изображение Джоны и секса в уборной также помогает мне расслабиться.

― Не могу дождаться, чтобы увидеть тебя в платье, которое ты подобрала.

Я закатываю глаза, вспоминая тот день, когда он засунул две тысячи долларов наличными в мой рюкзак, чтобы я купила платье. Я не планировала тратить их, пока не поняла, насколько дорога официальная одежда. Я потратила все.

― Кроме того, если кто и должен волноваться, то это я, ― говорит он.

Мои брови сходятся вместе, и я изучаю его теплые глаза.

― Почему ты должен волноваться?

― Я переживаю за всех придурков, которые будут ошиваться вокруг тебя весь вечер. Уверен, если надеру кому-то задницу на этом ужине перед всеми, важные шишки это не одобрят.

У него появляются ямочки, и он обнажает красивые белые зубы, когда переводит взгляд от моих глаз к губам. Мое сердце бешено бьется и желание наполняет вены. В предвкушении я облизываю губы и провожу руками по его мускулистой груди, трогая его соски через футболку. Ощущая его твердую грудь, я представляю его голый торс надо мной. Жар воспламеняет мою кровь, и желудок делает сальто. Я смотрю на него из-под ресниц.

Его улыбка исчезает, и он выгибает брови.

― Опять?

Прошла всего неделя, как я лишилась девственности с Джоной, но мой аппетит по нему неутолим. Я не могу насытиться нашими занятиями любовью, как и он.

― Ну, если ты не хочешь, то я думаю, что могу вернуться к работе над Импалой, ― дразню я.

Освобождаюсь от его хватки и делаю шаг назад. Он с рычанием притягивает меня к своему телу, и его рот оказывается у моего уха.

― Ох, я хочу. Видеть тебя здесь, склонившуюся над этой машиной, с твоей сексуальной задницей в этих коротких шортах...

Его слова теряются, когда он овладевает моим ртом.

Он кусает мою губу, и я стону.

― Это моя девочка.

Нагнувшись, он располагает свое большое плечо возле моего живота и обхватывает меня за колени. Одно быстрое движение, и я переброшена через плечо.

― Джона!

Он бьет меня по заднице, и я закрываю рот. Я позволяю ощущениям проникнуть в мое тело.

Почему это ощущается так хорошо?

Джона

― Уже шесть двадцать пять, детка. Ты готова?

Я стою у двери ванной, той самой двери, с которой разговариваю уже больше часа.

Рэйвен заперлась там со своим платьем и сумкой, полной девчачьей хрени, и с тех пор не выходила. Я слышал всякие звуки, доносившиеся с другой стороны, но до сих пор даже не взглянул на мою девочку.

― Хорошо. Еще секунду.

Она говорит «еще секунду» последние пятнадцать минут.

Я поворачиваюсь к зеркалу в полный рост, чтобы поправить галстук. Засовывая палец под воротник, дергаю его, надеясь дать моей шее какое-то облегчение.

Нельзя смешивать смокинги и тело тяжеловеса. Даже на заказ он ощущается как смирительная рубашка. Я поднимаю руки и скрещиваю их на груди. Ткань натягивается до предела, заставляя меня чувствовать неудобство. Не могу дождаться конца этого вечера.

Звук падения чего-то на пол в ванной привлекает мое внимание.

― Стой! Я в порядке!

Я прикладываю ухо к двери.

― Ты уверена?

― Да, просто... эм, эти туфли на высоком каблуке скользят на твоей плитке.

Это неправильно, но мысль о том, как горячая и грациозная Рэйвен теряет равновесие в ванной, заставляет меня смеяться.

― Ты готов? Я выхожу, ― говорит она с нервной дрожью в голосе.

Я слышу щелчок замка и делаю шаг назад. Дверь медленно открывается, и яркий свет из ванной окутывает силуэт Рэйвен в неземном свечении.

Твою мать.

Моя челюсть падает, и я в восторге смотрю на нее.

Она одета в светло-фиолетовое длинное платье с высоким разрезом с одной стороны. Рэйвен слегка согнула одну ногу, обнажая свое бедро. Мой взгляд скользит по ее загорелой ноге к самой сексуальной паре шпилек с ремешками. Ее платье тоже сексуальное, но я представляю ее голой только в этих туфлях. Я открываю рот, чтобы сказать ей, как прекрасно она выглядит, но вид ее груди лишает меня слов. Она приподнята в приглашении, выпрашивая мои губы. У меня пересыхает во рту.