Пролог
У меня есть мгновенье, чтобы отдышаться, прежде чем снова тужиться. Моя голова наклонена в сторону, а взгляд сосредоточен на фигуре человека. Трудно сказать из-за слез и пота, которые застилают мое зрение. Яркий свет, освещающий мое тело, ничем не помогает. Все, что находится вне его свечения — темнота.
Но, даже в темноте, я знаю, кто это.
Сколько он уже здесь?
Из-за того, что мне стимулировали роды, я не видела, как он вошел. Моя кожа покрылась мурашками, и каждый крохотный волосок встал дыбом. Я заерзала от плохого предчувствия, из-за его появления.
Мою грудь сжали невидимые тиски. Я закрываю глаза, не смотря на врача между моих ног.
— Еще одно усилие, Милена. Сделайте глубокий вдох.
Он вытирает лоб грязным рукавом своей рубашки. Запах сигарного дыма и ликера веет от его тела тошнотворными волнами. Меня тошнит, и тело сжимается спазмами.
— Хорошо. Теперь тужься.
Я едва слышу, как врач считает до десяти сквозь мой стон.
Мое туловище складывается пополам, как только сильная схватка охватывает мое тело. Я кусаю губу и чувствую кровь, отказываясь кричать от моих мучений. Бисеринки пота покрывают мою кожу. Я хватаюсь за простыни от невыносимой боли. Я хочу сдаться, просто лечь на спину и заснуть, но моя матка намерена избавиться от этого ребенка. Гортанный звук вырывается из меня. Жгучая боль. Сильное давление. Меня буквально разрывает на части.
— Ребенок родился, — объявляет врач на всю комнату.
Все кончено.
Я падаю обратно на кровать.
В комнате не слышно ни звука, кроме моего тяжелого дыхания и шума инструментов врача. Я изучаю потолок, не готовая признать то, что я знаю, грядет.
Истощение берет верх, и мои веки закрываются, только чтобы открыться от пронзительного крика новой жизни.
Крик младенца зовет меня на первобытном уровне, прося утешение, которое может дать только мать. У меня болят руки, чтобы прижать младенца у груди.
Все хорошо, мама с тобой.
Слова крутятся в моей голове, но застывают на губах. Я не могу привязываться, поскольку его план — отнять ребенка, чтобы использовать в собственных целях, на подобии того, как рабочие разводят мулов.
Какая работа ждет этого ребенка, когда он станет взрослым, все зависит только от одной вещи. Этот вопрос крутится в моей голове.
Приподнявшись, я тру глаза, чтобы сфокусировать зрение. Он стоит у подножья кровати, больше не окутанный темнотой. Держа малыша в одной руке, он протягивает врачу огромную пачку денег, затем щелкает пальцами мужчине, чтобы тот ушел. Врач выбегает за дверь как мышка, которая только что украла с обеденного стола, и захлопывает ее за собой.
Коварный блеск его глаз ловит мой взгляд.
— Молодец, дорогуша. Она идеальна.
Его голос как спокойное мурлыканье, которое преследует меня в моих снах.
Она.
О боже, нет!
— Доминик, пожалуйста, умоляю тебя, — я пытаюсь придать своему голосу уверенность, но получается лишь шепот. — Просто отдай ее на удочерение. Она так невинна.
— Молчи! — гремит его команда эхом в крошечной комнате, заставляя меня вздрогнуть, а потом сжаться. — Она моя. И я сделаю с ней все, что захочу, — жестокие слова прорываются сквозь крик новорожденного, прямо к моему сердцу.
Он проводит ладонью по голове ребенка с нежностью.
— У нее темные волосы, как у тебя, дорогая. Я назову ее Рэйвен. — Он делает шаг к моей кровати. — Хочешь подержать ее?
Всхлип, вместо ответа, заставляет его улыбнуться. Он понимает, что я сделала. Как будто, открыв свои карты в игре в покер на высокие ставки, я просто показываю ему свою слабость.
Нет, я не могу взять ее. Если я это сделаю, то никогда не отпущу.
— Понимаю, — держа ее на руках, он идет к единственному окну. — Ты можешь воспитать ее, — его взгляд скользит обратно на меня. — Но не обольщайся, Милена, если ты сделаешь что-то, что помешает моему плану, я убью ее. Затем, мы начнем с нуля, и это не будет приятным для тебя. Ты понимаешь? — как будто, заглянув в мою душу, и почувствовав мой страх, он ухмыляется.
Отвращение течет по моим венам как яд, делая меня безмолвной. Я закрываю глаза и киваю, пытаясь заставить слезы, которые струятся по моему лицу, перестать течь.
Если бы только я могла вернуть все назад. Тот день, когда все вышло из-под контроля. Тот момент, когда Доминик Моретти разрушил мою жизнь. Прислонившись к машине, с его белокурыми волосами и этими прекрасными сине-зелеными глазами, он выглядел как ангел. Он говорил красиво, с искренним почтением и предложил мне жизнь, о которой я могла только мечтать. Мое сердце так хотело верить, что он мой спаситель. Небесный посланник, отправленный, чтобы обернуть меня в свои объятия, и привести к моему «долго и счастливо». Но он не был никаким спасителем. Он был моим гробовщиком.
Осознание поражения, как сильное наводнение, затопляет меня в сожалении. Мучительное чувство вины разъедает мое сердце, медленно уничтожая то, что осталось от моей человечности.
Доминик, прежде всего, человек слова. Он сделает так как ему нужно, и я никак не могу противостоять ему.
Ненависть вскипает во мне. Я хочу наброситься, напасть на человека, который забрал мое будущее. Но я знаю, лучше не провоцировать его. Я видела, что он делает с девушками, которые не слушаются. Они проводят остаток своих дней дрожа, ходя по тонкой грани зависимости, завися исключительно от него и настолько отчаянно хотят получить следующую дозу, что молят о таком подарке как мгновенная смерть. Прям так как он и хочет.
— Милена, — его твердый тон привлекает мое внимание.
Сидя у моей постели, он держит сверток из пеленок, а затем протягивает ребенка мне. Рэйвен. Мою дочь.
Нет. Не мою.
Не показывай ему свою слабость.
Страдание в тишине — это пытка. Но он не может прикоснуться к тому, что я не даю ему.
Я крепче прижимаю руки к телу, удерживая их на месте. Из последних сил я запихиваю материнский инстинкт в дальний уголок души и запираю его там.
— Возьми ее, дорогая, — его слова передают предупреждение.
Я качаю головой. Он выпрямляется и внимательно рассматривает меня.
— Хорошо, — он поворачивается и идет к двери. — Я дам тебе несколько часов, чтобы смириться с этим. А в это время, — он смотрит на смятую постель и пол, на которых следы крови от родов, — убери этот бардак. — затем он уходит, взяв Рэйвен с собой.
Я просмотрела на окружающее меня пространство. Тут будто была резня. Результат последних двадцати четырех часов родов. Кровавый след антисанитарных родов на дому.
Что-то в глубине души подмечает, что не только я испытала ужас в этой комнате. Я почти слышу крики женщин, которые были здесь до меня.
Моя рука, рассеянно потирает, теперь уже мягкий живот. Когда-то заполненный жизнью и обещаниями, а теперь, абсолютно пустой. И не смотря на все это, я не чувствую… ничего.