— Я бы хотела побыть одна. — Мой голос прозвучал как придушенный шепот. — Пожалуйста, я...

— Эбби я люблю тебя.

— Пожалуйста. — Я отвернулась от него. — Уходи. Мне правда нужно время. В одиночестве. Я позвоню тебе, когда буду готова, хорошо?

Я не открывала глаза целую вечность, пока не убедилась, что он ушел. И хотя лекарства помогли утихнуть боли в моем теле, агония в моей душе и сердце стала невыносимой. Мне хотелось кричать, выть, ругаться и возмущаться, вскочить с кровати, достать бочку, полную морфия или чего-нибудь еще, что удастся найти, и закачать это себе в вены.

Лиам и я созданы друг для друга, все так говорили. Впервые я не прятала части себя, отказывая ему в доступе, как всегда делала раньше. Я рассказывала ему все, вплоть до того, что иногда Лиаму приходилось целовать меня, чтобы заткнуть рот. Мы подходили друг другу, как в тех нереальных, слащавых голливудских фильмах. Только в нашем случае все это происходило не по сценарию.

Во многих отношениях Лиам стал моим спасителем. Единственный человек, кроме Тома, который не дал мне отказаться от отношений — с парнями, девушками, семьей. Но теперь Тома больше нет, и все это из-за меня.

Наказание, которое назначат судья и присяжные, не пугало меня. Я приветствовала его. Ничто не могло оказаться хуже пожизненного приговора, который я все равно вынесла себе сама. Вечное понимание — мой брат сгорел заживо из-за того, что я сделала. Никакое другое наказание не могло даже приблизиться к этому.

Лежа на больничной койке в чистой палате со стерильными шторами, я поклялась, что буду расплачиваться до конца своих дней. Если Том не мог жить, то я не заслуживала счастья. Мои плечи опустились, когда окончательность моего решения кристаллизовалась в моем сознании. Все должно быть именно так. Так надо. В конце концов, Лиам скоро увидит меня такой, какая я есть на самом деле.

Я — монстр.

***

Несколько часов я почти не шевелилась, пока в комнату не вошел мужчина с копной седых волос, тонкими очками и усыпанным веснушками лицом. Он был одет в строгий костюм и держал под мышкой блестящий черный портфель с серебряной пряжкой.

— Мисс Сандерс? — обратился он, и, когда улыбнулся, его нос слегка наклонился влево.

— Вы тоже из полиции?

— Нет, нет. Я Шон Джойс. Из «Касио, Джойс и Блант». Название навевало смутные ассоциации, но когда я не ответила, он добавил:

— Я адвокат.

— Не уверена, что понимаю. Я не вызывала...

— Это сделала ваша мать. Мой партнер, мистер Блант, занимался ее разводом.

Вот откуда я знала это имя.

— Но почему...

— Она сказала вам понадобится юридическая помощь.

Я опустила глаза, чувствуя, как жар распространяется по моим щекам.

— Я не могу позволить себе...

— О, не волнуйтесь. — Мистер Джойс постучал указательным пальцем по своему портфелю. — Об этом уже позаботились. Ваша мать, она...

— Я не могу принять ее деньги. Мы не... Я не заслуживаю этого, мы... Она ненавидит меня и...

— Мисс Сандерс, Эбби, — мягко произнес мистер Джойс, но с той твердостью, которая заставила меня поднять на него глаза. — Твоя мать ясно дала понять, что не хочет видеть тебя в тюрьме. Вопрос с оплатой уже решен. Так что позволь мне помочь. — Я медленно кивнула, и он пододвинул ко мне стул.

— Прежде всего, — сказал он, похлопывая меня по руке, — я очень сожалею о твоей утрате. Я не буду спрашивать, как ты себя чувствуешь эмоционально. Считаю этот вопрос отвратительным, учитывая обстоятельства.

Я слегка улыбнулась.

— Спасибо.

— Но как ты физически? — продолжил он. — Тебе что-нибудь нужно? Что-нибудь болит?

— Мои ноги... Они болят.

Мистер Джойс сжал мою руку.

— Мне попросить медсестру...

— Нет, — воскликнула я, затем понизила голос. — Эта боль делает все реальным.

Он смотрел на меня своими бледно-голубыми глазами, и мне стало интересно, о чем он думает.

— Я никогда не встречал Тома, — проговорил он спустя мгновение. — Но твоя мать отзывалась о нем очень высоко.

— Да он замечательный, — я прикусила кончик языка. — Был.

Мистер Джойс открыл свой портфель и положил толстый желтый блокнот на одно бедро.

— Давай начнем с самого начала. Расскажи мне все.

Он делал подробные записи по ходу моего рассказа, давал мне салфетки для утирания слез и похлопывал по руке, когда я всхлипывала так сильно, что не могла говорить. Он задавал уместные вопросы, так мягко, как только мог, и ни разу, или мне так показалось, не осудил меня. Это все равно, что разговаривать со священником.

— Не торопись, Эбби, — мягко просил он, и не один раз. — У нас есть все время в мире.

Я дошла до конца своей истории.

— Итак, — сказала я, изнемогая от гаммы эмоций, которые, как мне казалось, ни один человек не может пережить за столь короткое время, — сколько я пробуду в тюрьме?

Мистер Джойс снова похлопал меня по руке.

— У тебя нет предыдущих судимостей. Нет истории злоупотребления алкоголем, верно?

— Нет.

— Ну, большая часть приговора будет зависеть от того, насколько сильно ты превысила допустимую норму алкоголя. Боюсь, что заключение под стражу неизбежно.

Я сглотнула.

— Что это значит?

Он прочистил горло.

— Тюрьма, потенциально. — Он поднял руку, прежде чем я успела что-то сказать. — Но сроком до двух лет возможно условное наказание. Люди склонны смотреть на такие ситуации более сострадательным взглядом. В конце концов, твой единственный брат погиб в аварии, которую ты якобы устроила.

— Я стала причиной, мистер Джойс. Я виновата. Вам не нужно ходить на цыпочках.

— Верно. Ну, они посмотрят и на то, как ты вела машину.

— Как это?

— Полиция может определить, что твои действия каким-то образом способствовали аварии. Например, если ты превысила скорость. Но должны быть какие-то вещественные доказательства твоей вины. Понимаешь?

— Кроме алкоголя, вы имеете в виду? — уточнила я. — Но каковы будут последствия? Наверняка они будут?

— Ну, я постараюсь сделать все возможное для условного наказания. Скорее всего, ты лишишься прав как минимум на два года. Возможно, потребуется обязательный индоссамент и расширенный тест. — Должно быть, он увидел мое лицо. — Это значит, что тебе придется заново сдавать экзамен по вождению.

— Меня это не волнует.

Он улыбнулся.

— Конечно, нет. Слушай, понимаю, что вся эта ситуация ужасно пугает, но я помогу тебе пройти через это. Ты не одна. — Мистер Джойс провел рукой по своим густым волосам. — Потребуется несколько месяцев, чтобы все уладить, надеюсь, не больше года. Но мы добьемся своего. — Он встал. — Могу я еще что-нибудь сделать для тебя сейчас?

— Нет. Но спасибо вам.

Мистер Джойс улыбнулся.

— Приятно было познакомиться, Эбби. Мне бы только хотелось, чтобы причины были другими.

Он протянул руку. Она была мягкой, теплой, и мне хотелось и дальше ее держать. Прижаться к его ладони, попросить, чтобы он, оберегал меня еще немного, но пришло время отпустить.

***

Доктор Патель стоял у изножья моей кровати, когда я проснулась.

— Как ты? — спросил он. — Я слышал, ты проспала несколько часов и не попросила больше морфия.

Я зевнула и потерла глаза.

— Который час?

— Двадцать минут десятого. — Когда я нахмурилась, он добавил:

— Утро воскресенья.

Мимолетная улыбка мелькнула на моих губах. Затем волна тошноты охватила мое нутро, выворачивая наизнанку, и так по кругу, по кругу. Из ниоткуда в моей голове возник голос Дайаны Росс, и все, о чем могла думать, это о том, как Том отмахивается от меня, говоря, чтобы я перестала петь эту песню. А потом все, что я могла видеть, это образы из «Маппетов», и мне хотелось смеяться и смеяться, не потому что это смешно, а потому что очень и очень грустно.

Доктор Патель посмотрел на меня.

— Эбби, я собираюсь организовать для тебя встречу с консультантом по горю в больнице как можно скорее. Чтобы поговорить.

— Хорошо.

Доктор Патель продолжал смотреть на меня, но молчал, пока не пришла медсестра с колючими волосами. Я позволила передвигать себя, пока они осматривали и изучали мои ноги, снимали повязки, проверяли швы, говорили на непонятных мне медицинских терминах.

— Все выглядит хорошо, — прокомментировал доктор Патель, когда медсестра ушла, затем он скрестил руки перед грудью. — Ты больше ничего не вспомнила об аварии?

— Нет. Все по-прежнему как в тумане.

— Возможно, это никогда не изменится. Но дай себе время.

Время. Это слово. Опять эта теория. Если я дам себе достаточно времени, все будет хорошо. Время лечит все раны. Как неправильно. Как невозможно неправильно.

Когда я снова осталась одна, то попыталась проглотить еду, которую мне оставили, пока спала. Хлеб липнул ко рту. Кофе был горьким на вкус. Йогурт невкусный. Глаза слезились, и меня тошнило после каждого кусочка.

— Слава богу, ты ешь. — Лиам вошел в палату, держа в руках самый большой букет цветов, который я когда-либо видела. Белые лилии всегда были моими любимыми. Он поставил их на стол и обнял меня. — Как ты?

— Устала от людей, задающих мне этот вопрос, — огрызнулась я, а потом пробормотала: — Извини.

— Все в порядке. Я принес тебе несколько журналов. Тебе будет чем заняться.

Он поцеловал мой лоб, и я хотела обвить его шею руками, попросить унести меня, отвезти в безопасное место. Но потом я посмотрела на Лиама, и все, что смогла представить, это моменты, которые мы разделили с Томом. Игра в дартс или бильярд в пабе, их легкое подшучивание над моими музыкальными предпочтениями или обсуждение лучших футбольных команд. Не раз говорила, что это им следовало бы встречаться друг с другом, и была так счастлива, что нашла человека, который любит моего брата почти так же сильно, как я.

— Ты не должен был приходить, — прошептала ему. — Я же сказала, что позвоню.

— Я знаю, детка. — Лиам погладил меня по щеке. — Но это твой день рождения. Я не хотел, чтобы ты оставалась одна...

— Но в этом-то и смысл. Я должна быть одна.

Он сжимал и разжимал кулаки, держа руки по бокам.