Глава 3

Джейку Мэлоуну нравилось думать, что он легкий на подъём парень.

Он не заморачивался по поводу спорта. (Ну, кроме — «Пэкерс»(команда по американскому футболу), но это была не столько спортивная команда, сколько образ жизни).

Джейк не возражал, когда женщина заказывала салат с низкокалорийной заправкой на гарнир, а потом принималась уминать его луковые кольца. Ему казалось, что это даже сексуально.

Он даже не возражал против плачущих женщин. Он никогда не понимал мужчин, которые пугались нескольких женских слёз. Возможно, это было побочным эффектом наличия у него четырех сестёр, но Джейку не стыдно было признаться, что он никогда не мог уйти от женщины, подбородок которой дрожал перед приступом плача.

А вид длинных женских ресниц, склеенных от слёз, вызывал у него желание сразиться со всем миром и сделать его лучше.

Не то чтобы Джейк Мэлоун был мягкотелым. Нет. Будь он таковым, он бы капитулировал, когда те же женские слезы хотели подтолкнуть его на шаг ближе к алтарю. Он знал достаточно, чтобы обнять женщину, когда она плачет. Он также знал достаточно, чтобы уйти, когда слезы превращаются в гнев и манипуляции.

Но в целом Джейк был довольно терпимым парнем.

Вот пример. Он даже не возражал, когда в компанию, в которой он проработал шесть лет, пришел новый главный редактор, который был старше Джейка всего на восемнадцать дней (спасибо, Гугл). Точнее, он не сильно возражал.

А вот против чего он действительно возражал, так это против того, что начальник отдавал приказы о том, какие статьи должен писать Джейк.

Особенно, когда статья была полностью фиктивной.

— Я не понимаю, — сказал Джейк, раздраженно барабаня пальцами по ноге. — Если ты хочешь наладить отношения с Камиллой Бишоп, почему бы тебе не купить ей сигарет, которые она всегда курит как проклятый дымоход? Или ящик какого-нибудь турбо-средства, которое удержит её рыжие волосы на месте?

Алекс Кэссиди откинулся в своем мягком кресле и сложил пальцы на животе, больше похожий на звездного футболиста из колледжа, которым он был раньше, чем на высокопоставленного руководителя журнала, которым он был сейчас.

Джейк не то чтобы хотел занять место Кэссиди. Место главного редактора никогда не было его целью. Слишком много политики. Слишком много подлизываний.

Но это не означало, что Джейк довольствовался ролью заурядного репортера, которым командовал мистер Вундеркинд.

У Джейка были все намерения быть кем-то.

Проблема была в том, что все остальные тоже этого ждали.

Всё началось с того, что его учительница в третьем классе (вероятно, довольная яблоком, которое он принес ей в тот день) сказала его родителям, что он «настолько же талантлив, насколько и целеустремлен».

Его родители, конечно, уже знали об этом. Они говорили ему об этом постоянно.

Они говорили ему это, когда он попал в бейсбольную команду, когда он был лучшим в своей группе чтения, и когда его попросили солировать в детском хоре их церкви. Ты многого добьешься, Джейки.

В подростковом возрасте он занимался спортом, участвовал в студенческом совете, был отличником и королем выпускного бала. В довершение к этому — обычная ерунда из ежегодника: Джейк Мэлоун, Наиболее Вероятный Успех.

Никакого давления.

Но он и правда преуспел. По крайней мере, поначалу.

Он окончил университет Флориды в группе лучших журналистов и отправился с табличкой финалиста журналистской премии Херста в Нью-Йорк, намереваясь взять мир журналистики штурмом.

Первые несколько лет он старался оставаться свободным агентом, предпочитая писать для кого угодно, не говоря уже об удивительных возможностях путешествий.

И хотя он никогда не признался бы в этом вслух, Джейку нравилось говорить родителям, что он едет в Гонконг, Киев или Рио, почти так же, как его родители любили хвастаться этим перед своими друзьями. Почти.

Джейк Мэлоун действительно был на высоте.

Но потом он устроился на местную работу, всего на пару месяцев. Поначалу было странно просыпаться каждое утро в одной и той же постели и завтракать не в аэропорту. Но это было временно — ровно настолько, чтобы он смог по-настоящему прижиться в Нью-Йорке.

Только это было не временно. За двухмесячной работой быстро последовала шестимесячная работа по подлизыванию к «Нью-Йорк Янки» и попыткам удовлетворить огромное коллективное эго игроков.

Это было полгода документирования переломов пальцев, репортажей о многомиллионных сделках и попыток найти позитивный подход к драке в блиндаже из-за того, что кто-то съел чьи-то семечки.

Это был худший вид журналистики. Повторяющийся, слегка искаженный и полностью предсказуемый.

Другими словами, его ночной кошмар.

По сей день Джейк отказывается ступать на стадион «Янки». Не то чтобы он упоминал об этой маленькой причуде в офисе. Анти-янкистские настроения были худшим видом предательства в оксфордском офисе. Забудьте о денежных рождественских бонусах. Все дело было в сезонных билетах на игры.

После этой херни с «Янки» Джейк намеревался сесть на ближайший самолет и улететь куда угодно, но потом он встретил Билла Хайнера. Джейк не искал наставника, но у Билла был такой тип личности, который засасывал людей в свою воронку.

А водоворотом Билла был журнал Оксфорд.

Джейк не то чтобы не восхищался Оксфордом — он восхищался. Любой журнал, который мог претендовать на звание самого продаваемого мужского журнала на протяжении более чем шестидесяти лет, заслуживал одобрения.

Сам журнал никогда не был проблемой.

Проблемой было все, что к нему прилагалось. Работа с девяти до пяти. Костюмы. Сроки, как по часам. Офисное здание в центре города, которое никогда не менялось. Никогда.

Но в конце концов Джейк уступил из преданности и восхищения Биллом. Старый главный редактор был не только другом, но и отличным наставником. Быть членом команды Билла стоило того, чтобы работать за письменным столом и арендовать квартиру на несколько лет. И это было не без плюсов. Зарплата в 401 тысячу долларов и медицинская страховка были крайне кстати. И это было ответственно с его стороны.

А также это было скучно.

Но Билла уже не было, возможно, он сидел на пляже на Барбадосе.

И Джейк слишком поздно понял, что не хочет быть очередным обозревателем с зарплатой в Нью-Йорке, карабкающимся вверх по журналистской лестнице.

Пора было возвращаться на тропу путешествий. Желательно туда, куда нужно было лететь на самолете. Джейку было уже тридцать четыре, и хотя он любил Нью-Йорк, он прожил здесь уже более шести лет.

Ему уже начинало казаться, что так и пройдет остаток его жизни.

Он хотел вернуть себе прежнего Джейка. Того парня, кто проводит ночи в полете, который не знает, что будет дальше, и от которого все его друзья и семья ожидали, что он станет таким.

Он хотел стать той версией себя, которой могли бы похвастаться его родители, и он точно знал, как этого добиться.

После нескольких лет уговоров Джейка, Оксфорд наконец-то, наконец-то добавил в журнал раздел «Путешествия».

Джейк был идеальным человеком, чтобы взяться за это. Он был самым старшим обозревателем, у него не было ни жены, ни детей, которые удерживали бы его в Нью-Йорке, и он был готов попробовать всё, съесть всё, жить где угодно.

Он был лучшим человеком для этой работы. Он знал это. Билл Хайнер знал это.

А потом Билл ушел на пенсию.

Теперь Джейк должен был убедиться, что новичок Алекс Кэссиди знает это.

Пока что они начинали не очень хорошо. Кэссиди вбил в свою ухоженную голову, что Джейк был бы идеальным кандидатом, чтобы написать какую-нибудь легкомысленную совместную статью «давайте сотрудничать с девочками» с одной из сотрудниц Шпильки.

Через его труп.

Он любил женщин. На личном уровне. Ему нравилось, как темнели глаза женщины, когда он сцеплял её руки над головой. Ему нравилось, что ни одна женщина не наносит духи одинаково. Ему нравилось, что редко можно найти женщину, которая может заставить его смеяться — по-настоящему смеяться — хотя число таких женщин было настолько мало, что это удручало.

Но в профессиональном плане? Он уже отработал своё время, сочиняя пошлые советы по сексу и бессодержательную чушь о том, когда позволить её заплатить за ужин.

— Слушай, я знаю, что ты новичок в этом бизнесе... — начал Джейк.

Взгляд Кэссиди стал острым, и Джейк быстро сменил направление. Неправильная тактика.

Он начал сначала.

— Я слышу, что ты говоришь. Правда. Женщины всегда ненавидели Оксфорд, а мужчины Шпильку. Каждая сторона объективирует другой пол, бла-бла-бла.

Брови Кэссиди приподнялись.

— У меня нет ощущения, что ты теряешь сон из-за этого.

— Нет. Потому что это то, чем мы занимаемся, — сказал Джейк, откинувшись в кресле. — Я пишу для девчонок не больше, чем девушки из Шпильки пишут для мужчин. Нет причин усложнять это дерьмо.

Кэссиди молча наклонился и вытащил на стол внушительную стопку конвертов.

— Видишь эту стопку? Это около двухсот причин, почему нам совершенно необходимо «усложнять это дерьмо». Читатели высказались. Формат, который был ранее, не работает.

Туше.

Очко в пользу новичка.

Но это не означало, что Джейк должен был прогибаться.

Журналистика — это не кормление читателей с ложечки. Ну, хорошо, иногда это было так. Но в основном это была выдержка. Нужно было хорошо писать и следовать своему чутью. А чутье Джейка подсказывало ему, что возня с какой-то писательницей в короткой юбке никак не поможет его резюме.

Джейк Мэлоун был хорошим журналистом. А вот хорошим командным игроком — нет.

Он понимал ситуацию Кэссиди. Правда, понимал. Времена менялись, и, вероятно, было приличное количество парней, которые стаскивали с тумбочки журнал своей девушки, чтобы почитать что-нибудь дерьмовое. Точно так же, было много женщин, которые, вероятно, тайком заглядывали в Оксфорд своего брата, чтобы попытаться понять, о чем «на самом деле думают» мужчины.