Но рукопись, доверенная ему -- совсем другое дело. Он был влюблен в эту прозу, он пел ее внутри, жил ее ритмом, ощущал ее аромат, преклонялся перед ювелирной фразой... он не мог ее бросить в беде... она была смертельно ранена временем, нет, теми, кто захватил время в собственность... их время, выраженное жизнями, в свою собственность... а это было недопустимо, несовместимо для него... да, он давал присягу на верность Родине, и теперь понимал, что оставить все, так как есть, - это оставить раненого друга да еще старшего по чину на поле боя на верную смерть... может быть, он, пожертвовав даже своей жизнью, ничего не добьется, но обязан сделать все от него зависящее - это и есть присяга, не только бездумное "есть" и "слушаюсь"... он капитан Смирнов чести офицера не уронит... он С. Сукин не совершит преступления и не оставит безвестным то, во что верит, не предаст своего идеала и своей души...

Он чувствовал то, что говорила старенькая Шейна... и он сделает это... он возьмет свою Машку Меламид за руку, и они полетят, полетят вместе, он сделает все, что задумал и что должен по всем божеским законам сделать, чтобы не предать своей любви, чтобы не предать себя! Разве не так! Разве он не тот "нареле", и она не та Эстер - Либе Бузе -- Либузе - Бузе!? Он буквально сходил с ума. Наташа страдала, потому что не могла понять, в чем дело, и помочь ему не могла... а и никто ему не мог помочь... она это чувствововала...

он сам всю жизнь всем помогал... кто ему поможет... она считала, что для того, чтобы помочь, надо быть сильнее того, кому помогаешь... а кто же мог быть сильнее ее Славы!

Ограда

Автор был, конечно, сильно пьян. Собаки за оградой настороженно смотрели на него и взлаивали -- у них выработался рефлекс: как только ворота закрывались для посетителей, они из миролюбивых, ленивых, сонных тварей превращались в сторожевых цепных зверей. Он пытался с ними поговорить, но они только больше распалялись... слава богу, что ни они, ни он не догадались воспользоваться дырой в заборе, к которой вела народная тропа, возникающая непременно почти одновременно с забором в любом месте и начинании, будь то Совмин с его бесконечными постановлениями или свалка. Никакие заборы и запреты были, на самом деле, не преграда для советского человека той эпохи, они только больше побуждали каждого к изворотливому творчеству, и талантливые в массе люди тут же изыскивали способ обходить прпятствие.

Закон. Большинство населения страны было уверено, что законы пишутся именно для того, чтобы их обходить!..

Так они и стояли по разные стороны преграды, все больше возбуждая друг друга: собаки и человек, когда появился сторож -- крепкий парень с палкой в руке.

- Вам что? -- Спросил он лениво и недовольно, оттого, что его потревожили.

- Слушай, - обрадовался Автор, по российской привычке сразу переходя на ты, - Открой, пожалуйста...

- Че? Неграмотный? Обучим!... читай! -- Он ткнул палкой в оборотную сторону таблички, висящей на воротах, отчего та ржаво захрустела.

- Да я знаю, - начал заискивающе Автор

- А раз знаешь, чего людей тревожишь зря!? -- Перебил парень

- Очень надо...

- Очень надо за уголом... сейчас милиции нет! -- Опять перебил парень

- Понимаешь, с мамой поговорить...

- Чего? -- Протянул парень презрительно и угрожающе

- С мамой...

- Ты че? Завтра приходи. С восьми свиданка... Мама подождет... отсюда не убежит... - Парень мрачно хихикнул... - иди... и не хулигань, а то наряд вызову... - Тут, наконец, на Автора нашло просветление. Он поставил кейс на землю, щелкнул замками и приоткрыл -- блеснуло горлышко с белой головкой... так из полусогнутого положения он поднял глаза на парня за забором и понял, что тот оценил жест. Он закрыл свой чемоданчик и снова выпрямился. Они стояли по разные стороны забора друг против друга и смотрели глаза в глаза...

- Заходи! -- полукомандно предложил парень

- А эти? -- Автор кивнул на стоявших вокруг парня и внимательно наблюдавших псов.

- Ха! -- хихикнул парень и икнул, что выдало его состояние... - эти как только за ворота зашел -- не тронут... у них наука такая... - он сбросил щеколду, отодвинув вечно закрытый и висящий только в одной петле замок, и приоткрыл ворота... потом галатно пропустил Автора вперед, и они пошли, а, когда идущий впереди обернулся с молчаливым вопросом, парень мотнул неясно головой и кивнул на огонек в окне конторы...

В тесной комнатке сидели две здоровые краснощекие девки, и на столе была разложена снедь. Автор кивнул, поздоровался "Добрый вечер", обпер свой кейс ребром о стул и опять щелкнул замками. Пальцами одной руки он сдерживал стремящиеся раскрыться створки, второй рукой ловко вытащил бутылку из вороха рукописей, поставил на стол, щелкнул закрываемыми замками и стал пятиться к двери...

- Не! Так не пойдет! -- Запротестовал парень. -- Садись. -- Девушки тоже закивали головами и стали расчищать место на столе. Автор стоял в смущении и нерешительности -- уйти было неловко... да и пить на кладбище с незнакомыми... - Мама подождет... еще немножко... выпьешь и ступай к маме, хихикнул парень... - а хочешь: оставайся с нами! Я прально говору? -- Он подмигнул собутыльницам, и те ожили, приглашая... - Давай! -- Скомандовал парень и стал наполнять чашку из стоявшей на столе прежде початой бутылки, А то не по-русски как-то... что у нас, на бутылку нет? Слава богу... - он икнул, - мы тут ему верно служим... - он поднял палец вверх,

- санитары страны... - это Люба, это Мила... - представил он, и девушки дружно кивнули... - Давай! - Автор сел, поставил чемоданчик на пол, зажал его между ног, взял чашку за бока, вместо ручки, кивнул девушкам "Со свиданьицем" и медленно, не махом, выпил водку.

- Наш человек! -- Удовлетворенно сказала Мила.

- Вась, а Вась, спасибо за заботу! -- Ласково поддержала Люба и подмигнула непонятно кому. -- А вас как зовут?

- Автор.

- Как? -- Переспросил парень

- Пишете? -- Дополнила Люба

- Да, так, ладно, - папа погорячился, Авторитет Революции вместе.... Время такое было, - ответил он и хотел встать. -- Спасибо вам. -- Но общество запротестовало...

- Куда ж вы от нас хотите убежать, товарищ Автор? -- Ласково спросила Люба и просунула свою руку под его... - еще по одной, и я провожу вас к маме... а то заблудитесь... она далеко тут?

- Да прямо на центральной аллее...

- Ну и найдем ее скоро, Автор, не сомневайся! -- Люба подвинулась совсем близко, уперлась грудью в его локоть. -- Вась, а Вась, разрешишь... проводить товарища, а то заблудится? -- она посмотрела ему в лицо, вся изогнувшись... первая бутылка скоро опустела... потом опорожнили и ту, что доставил он... голова плохо соображала...

все путалось... Любу он назвал несколько раз Таней, она куда-то вела его, упираясь плечом в бок, а все туловище ставя наискось, как подпирают в деревне балясиной падающий забор, потом они оказались в каком-то домике в кабинете на засаленом продавленом топчане. В окно бил фонарь, муха монотонно гудела у стекла, и последние слова, застрявшие в его сознании были сказаны раздраженным Любиным голосом: "Да не бойся ты, глупый, мы ничего твоей маме не скажем... - и ласково добавила, - глупенький! Вот так! Вот так!.. " -- Он провалился куда-то глубоко, глубоко... и почувствовал только необыкновенное облегчение: "Будь, что будет! " И падал, падал бесконечно, уже не заботясь о том, что внизу, и что разобьется насмерть...

Проснулся он от Любиных потряхиваний и ласкового голоса:

- Вставай, вставай, Авик! Ну и здоров ты спать! -- Он открыл глаза. Она стояла над ним в синем рабочем халате, волосы повязаны косынкой -- лицо яркое, накрашенное -- только губы без помады. -- Ты что ж, и на работу так встаешь каждый день?

- А я не встаю... - Лениво ответил Автор, любуясь собеседницей и удивляясь, что она так ловко попала в его уменьшительное имя, что, оказалось, ему очень приятно.

- Устроился! Скорей вставай! Шеф скоро заявится. А как же не встаешь? Чем на хлеб с икрой зарабатываешь? -- Она смотрела внимательно и серьезно...