— На данный момент все возможно. Но есть пять человек, которые пошли в Воины. Сейчас они мои главные подозреваемые.

Если бы я была на его месте, я бы тоже их опасалась. Мне нужны были их имена, но я сомневалась, что Дэш даст их мне. У меня было чувство, что меня не пригласят на встречу клуба с клубом.

Вернулась тишина, птицы нашли дерево вдалеке, чтобы приземлиться и петь. Информация снова и снова прокручивалась в моей голове, но на данный момент у меня не было вопросов.

— Что теперь? — спросила я.

— Теперь? — Он встал с мотоцикла и подошел ближе. — Теперь ты принимаешь решение. Принимаешь и решаешь, как глубоко ты хочешь зайти. Ты веришь мне или нет. Доверяешь мне или нет. Будешь молчать или нет. Но теперь ты знаешь, с какими мужчинами имеешь дело. С теми, кто хранит обиду годами. С теми, у кого нет границ. Те, кто не боится преследовать женщину только потому, что она трахается с мужчиной с фамилией Слейтер.

— Трахалась. В единственном числе. В прошедшем времени.

Дэш шагнул ближе, жар его тела прогнал прохладу ветерка. По моим предплечьям побежали мурашки, и я крепко сжала их на талии.

Он поднял бровь. — В прошедшем времени?

— Из-за тебя меня арестовали. Завтра мне придется идти в суд. Определенно, прошедшее время.

— Хм. — Он поднес руку к моему лицу, но не коснулся щеки. Вместо этого он взял конец выбившейся пряди волос и заправил ее мне за ухо. Пальцем провел по раковине, но легкого касания было достаточно, чтобы дрожь пробежала по моим пальцам.

Я была жалкой. Я провела несколько часов в тюремной камере, и вот я снова пыхчу над ним.

— Так вот почему ты мне все это рассказал? — спросила я. — Чтобы я снова с тобой трахнулась?

Дэш покачал головой, сделав шаг назад. — Хочешь правду?

— Ты знаешь, что хочу.

— Тогда помоги мне. Помоги мне найти ее.

Я действительно собиралась это сделать? Доверяю ли я ему? Не было сомнений, что если мы будем работать вместе, то любая история, которую я расскажу, будет лучше. Глубже. Полнее. И, черт возьми, мы обое знали, как сильно я хотела эту историю.

— Если ты что-то скроешь от меня, что-то, что имеет значение или подвергает меня опасности, я напечатаю это, — предупредила я. — Все. Независимо от того, будет это в протоколе или нет. Если это разрушит твою жизнь и жизнь твоих друзей, я расскажу об этом всему миру.

Это может стоить мне газеты. Мне придется нарушить свою журналистскую этику, и ни один источник, скорее всего, не будет мне больше доверять. И это могло даже стоить мне жизни, если бы этот бывший мотоклуб решил отомстить. Я ставила на кон себя, свою честность и свою работу. Но это был единственный рычаг давления на Дэша.

А пока я печатала поверхностные сведения. Я напечатаю то, что он дал мне под запись. А остальное придержу.

— Я серьезно. — Я ткнула пальцем ему в лицо. — Никаких утаиваний. Я не буду этого делать, если не смогу тебе доверять.

Он заколебался, его рука полезла в карман, но потом он кивнул. Повернувшись, Дэш подошел к мотоциклу, перекинув длинную ногу, чтобы забраться на байк.

— Мы договорились? — спросила я, прежде чем он завел двигатель.

Он одарил меня сексуальной ухмылкой. — Договорились.

ПРОСМАТРИВАТЬ старые газетные статьи было неинтересно в обычный день, но сегодня это было сродни пытке. Новости Клифтон Фордж десятилетней давности были не только исключительно скучными, но и невероятно неполными.

Я вернулась на тридцать лет назад в поисках информации о матери Дэша. Когда я копалась в Tin Gypsies, я сосредоточилась на упоминаниях о клубе и тех, кто был связан с его видными членами, такими как Дрейвен и Дэш. Я не обратила внимания на имя Крисси Слейтер.

Когда мне попался некролог, в котором говорилось, что она погибла в результате трагического несчастного случая, я прочитала его и пошла дальше. Но вчерашний вечерний разговор пробудил мое любопытство.

Как она умерла? В чем именно заключалась трагедия? Дэш сказал, что это история для другого дня, и, судя по выражению его лица, это не была счастливая история.

Поэтому сегодня утром я отправилась на поиски. Может быть, я избавлю его от необходимости переживать ее смерть, если смогу прочитать об этом. Но все, что я нашла за это время, — это некролог, который я уже видела, и фотография Дрейвена и двух его маленьких мальчиков на похоронах.

Горе Дрейвена поглощало фотографию, его руки лежали на плечах сыновей. Дрейвен совсем не походил на того уверенного в себе человека, которого я наблюдала при аресте. Его рама весила тысячу валунов, лицо было пепельным. Фотография была черно-белой, но я могла поклясться, что его глаза были красными от слез.

Дэш и Ник были так похожи в детстве. Я не была уверена, сколько Дэшу лет, может быть, средняя школа, но он выглядел потерянным. Ник был полной противоположностью. В то время как его младший брат и отец носили горе внешне, его лицо ничем не выдавало его. Ник был не только потерян, он был зол. И теперь стало понятно, почему он не вступил в клуб.

В наказание за Дрейвена, Ник отвернулся от образа жизни своего отца, но как складывались его отношения с Дэшем? Я отогнала эту мысль, поставив твердую черту. Семейные отношения Дэша меня не касались. Это было слишком личное. Слишком интимно. Это была его проблема, а не моя.

Было ли мне любопытно? Безусловно. Но если бы я позволила себе переступить через это, если бы меня это слишком сильно волновало, то больше всех пострадала бы я.

Мне все равно. Мне все равно. Мне все равно.

Я не могу переживать.

Моей задачей было получить информацию, чтобы написать лучший рассказ. Я потерплю неудачу, если позволю себе зациклиться на чувствах.

Дело было не в Дэше. Дело было в фактах. Речь шла об Амине и поисках ее убийцы.

Дэш был так уверен в невиновности своего отца. Я? Я не была уверена. Пока нет. Но убежденность Дэша было трудно игнорировать. Он посеял в моей голове сомнения, которые постоянно всплывали.

Как Дэш отреагирует, если Дрейвен действительно убийца? При мысли, что сердце Дэша разорвется, у меня свело желудок.

Черт возьми.

Мне было не все равно.

Выйдя из нашей архивной системы, я записала еще несколько заметок в блокноте. Пока я искала информацию о Крисси Слейтер, я наткнулась на большинство статей о Tin Gypsy, которые читала раньше.

Было интересно прочитать их снова, на этот раз зная больше об их истории. Все истории были поверхностными, что меня не удивило. Если только один из членов клуба не выдаст их тайну, никто из посторонних никогда не узнает правду.

Но я знала.

Даже поверхностные новостные статьи совпадали с тем, что Дэш рассказал мне прошлой ночью. Может быть, он действительно сказал правду.

Может, это была проверка, чтобы узнать, предам ли я его. Я бы не предала. У него будут свои секреты. Я унесу их все в могилу, ведь я дала ему слово.

Если только.

Если только он не обманет меня. Тогда я бы сделала то, что обещала. Я расскажу всему миру о каждой подлой детали, а он пусть гниет.

Вчера вечером, придя домой, я несколько часов записывала все, что он мне рассказал. Вся информация была в безопасности на моем компьютере и сохранена в зашифрованном облачном файле.

Если бы со мной что-нибудь случилось, папа получил бы доступ к этому облачному файлу согласно моему завещанию.

Мой мозг был перегружен информацией, и я опустила голову на руки, массируя виски. Я не могла перестать думать обо всем, что рассказал мне Дэш.

Странно ли, что я поверила ему? Что я верила каждому слову?

Почему? Потому что у нас был секс? Я должна была сохранять дистанцию. Но этот высокомерный ублюдок пробрался ко мне под кожу. Я не могла полностью списать его со счетов, даже после того трюка, который он устроил в школе.

Я застонала. Боже, я была жалкой.

— Что случилось?

Я села прямо, обернувшись на голос отца, когда он вошел в дверь пресс-центра и занял место за своим столом.

— Ничего.

— Хм. Я подумал, что ты расстроена, потому что через час тебе нужно идти в суд.

— Ты слышал? — Я вздрогнула. Я не планировала рассказывать родителям о своем аресте, но я должна была знать, что они узнают. Это был Клифтон Фордж, а не Сиэтл. — Как?

— Ты не единственная, кто регулярно общается с Маркусом Вагнером. — Отец покачал головой, так же медленно, как он качал в детстве, когда я разочаровывала его. Это разочарование было в десять раз хуже любого шлепка, который я когда-либо получала от маминой деревянной ложки. — О чем ты думала?

— Я не думала, — призналась я. — Это было глупо.

— Да, это было так.

— Мама знает?

Он бросил на меня взгляд, который говорил: а ты что думаешь? Мои родители не любили скрывать что-то друг от друга, особенно когда дело касалось их единственной дочери.

— Черт побери.

— Будь готова к тому, что тебе придется выгрызать задницу. — Хотя папа был единственным, кто бросал на меня разочарованный взгляд — это была его специальность — он всегда оставлял лекции маме, потому что они были ее. — Что происходит с расследованием убийства? Что я могу ожидать от газеты в воскресенье?

— Сейчас ничего особенного. Полиция не сообщила ничего нового.

— И что вы нашли?

— Ничего серьезного. Пока. — Как только у меня появится история, папа узнает об этом первым. — Я лучше пойду в суд. Я не хочу опоздать.

Он усмехнулся. — Передай привет судье Харви.

Я не стала здороваться с судьей. Вместо этого я встала перед ним и прочла лекцию, которая сравнялась с тридцатипятилетними мамиными лекциями.

К счастью, лекция о моей ответственности как взрослого человека и представителя прессы была худшей из них. Судья Харви заставил меня поклясться всегда соблюдать школьные часы и спрашивать разрешения, прежде чем войти в библиотеку, с чем я быстро согласилась. Моим наказанием за незаконное проникновение в среднюю школу был отбытый срок плюс лекция. Это было, пожалуй, худшее из двух наказаний.

Вымытая и готовая к вечеру в одиночестве, я не вернулась на работу после выхода из здания суда. Я заскочила в продуктовый магазин и купила ингредиенты для приготовления домашних энчиладас. Затем я пропустила спортзал и отправилась домой.