30 ЛЕВИ

Во мне бушуют эмоции. Они не утихают с тех пор, как мы узнали о жертвах похищения, и только усиливаются после дерзкой идеи Айлы сыграть роль приманки. Все во мне восстает против мысли о том, чтобы позволить ей сделать это.

Я наконец-то понимаю, что чувствовал Рэн в ту ночь, когда Роуэн убежала поджигать доки. Непоколебимая челюсть выдает, насколько ему ненавистен этот план и он пристально смотрит на Роуэн, словно хочет впитать каждую минуту, чтобы присмотреть за ней, прежде чем она окажется вне его досягаемости. Обе наши девушки грозные и сильные, они так хорошо вписываются в братство, которое мы создали давным-давно. Никогда не думал, что другая девушка сможет сравниться с нами после того, как Пиппа отвернулась от нас, но Роуэн и Айла проложили себе путь в наш круг. Я думала, что смогу бороться с этим, но упорное сопротивление оказалось тщетным. Эта мучительная боль в сердце — все, что мне нужно, чтобы понять, насколько глубоки мои чувства к Айле.

Более чем глубоко, Айла Вонн впечаталась в мою душу.

Я больше не могу жить без нее. Она нужна мне, чтобы продолжать дышать, сломанный монстр, который снова научился открывать свое сердце.

Если с ней что-нибудь случится...

В моей голове проносится образ ее имени, высеченного на надгробии рядом со зловещей ухмылкой моих родителей и дяди.

Мой разум отключается в жестоком отказе. Нет. Я не потеряю ее, как потерял единственную женщину, которая имела для меня значение.

Пока остальные строят планы, я переплетаю свои пальцы с ее пальцами. Она смотрит на меня большими голубыми глазами. — Пойдем со мной.

— Разве мы не должны помочь с логистикой? — Она жестом указывает на наших друзей, собравшихся вокруг стола Колтона. — Это была моя идея, и чувствую, что должна внести свой вклад.

— Мы поможем. Мне просто нужно дать тебе кое-что. — Я намеревался отдать ей его раньше, после того как выберу подходящий и проверю его баланс, пока не убежусь, что он идеально подходит.

— Хорошо.

Я веду Айлу в свою комнату. После всего того времени, что мы провели в Гнезде, она впервые оказалась внутри. До того, как она настояла на отъезде, я почти все ночи проводил в ее постели. Я больше ничего не скрываю от нее — она уже владеет каждой частичкой меня.

Айла с интересом оглядывается вокруг, обращая внимание на разнообразные ножи, выложенные на скамейке у стены.

— Неплохая коллекция, — комментирует она.

Хмыкаю в ответ, присаживаясь на край кровати рядом с тумбочкой, куда спрятал подарок. Я слежу за ней взглядом, пока она осматривает комнату и роется в моем шкафу. Она издает любопытный звук, что бы там ни обнаружила, прежде чем выйти и остановиться передо мной. Я обнимаю ее за бедра, удивляясь тому, как каждая ее часть помещается в моих ладонях, словно была создана специально для меня судьбой.

— Я плохо справляюсь с ролью твоего телохранителя, если позволяю тебе делать это, — говорю грубо.

Уголок ее рта приподнимается от искренней привязанности и она прижимает мое лицо к себе. — Возможно, ты вбил себе в голову, что ты — это такой ужасный монстр, Леви Астор. — Когда я отшатываюсь, она заставляет меня продолжать смотреть на нее, приблизив свое лицо к моему. — Но я вижу те части, которые ты прячешь под всем этим. Ты мой, и ты никогда не забывал о моей безопасности.

Я закрываю глаза, и она прижимается своими губами к моим, поцелуй сладкий и мягкий.

— Ничто на этой земле не удержит меня от борьбы за тебя. — Бормочу слова ей в губы. — Я думал, что запятнаю тебя своей тьмой, но теперь я хочу каждый день греться в твоем свете, Айла.

Она дарит мне лучезарную улыбку, и глаза блестят.

Истина проникает в меня, и я делаю неровный вдох. Вот кто мы такие. Я защищаю ее, а она управляет моими демонами, не боясь самых темных частей. Даже когда я оттолкнул ее и похоронил свое влечение, она сопротивлялась, пробивалась сквозь мои колючки, чтобы окутать своим светом, как объятиями.

Любовь, это та всепоглощающая, ужасающая вещь, которую я чувствую к ней. Моя одержимость была только началом, и она переросла в неизбежную потребность в том, чтобы мое сердце всегда было связано с ее.

Грудь сжимается вместе с моей хваткой на ее бедрах. Я знаю, что это не поможет Айле оставаться в безопасности в моих объятиях — объятиях безумного зверя, к которому она бежит снова и снова, — но это не мешает мне пытаться.

Из ее уст вырывается тихий смех, и она проводит большими пальцами по моей щетинистой щеке. — Можешь поверить, я думала, что ты меня ненавидишь? Под всем этим ты такой романтичный, ворчун. Мне это в тебе нравится.

Что-то внутри вздымается и пальцы впиваются в нее, и я слегка встряхиваю. — Я никогда не ненавидел тебя, я был идиотом, слишком ведомым боязнью доверять другим. Я просто использовал это как оправдание, чтобы не хотеть тебя. Это шло вразрез со всеми моими предосторожностями, но я никогда не мог тебя ненавидеть. — Грубый звук застревает в горле. — Ты проскользнула сквозь мою защиту и разрушила ее своей улыбкой, как бы я ни сопротивлялся. Что я ненавижу, так это то, что чувствую себя сумасшедшим, когда тебя нет в поле моего зрения — не то сумасшествие, к которому я привык, а новая, сумасшедшая фиксация, которая говорит держать тебя рядом, вместо того, чтобы снова отгородиться от тебя.

Губы Айлы удивленно раздвигаются от потока эмоциональных слов, льющихся из меня. Ее сияющие глаза наполняются светом, и по щеке скатывается слеза. Я ловлю ее большим пальцем и подношу к губам.

— Не плачь, детка, ты показала мне, насколько сильная, своим оптимистичным взглядом. Я восхищаюсь тобой, тем, что ты не позволяешь ничему сломить тебя.

Она выпускает еще один смешок, мокрый от эмоций. — Это счастливые слезы, потому что я тоже влюблена в тебя, ворчун.

Я замираю. — Я не...

— Не такими конкретными словами, но ты имел в виду то же самое, — нахально заявляет она.

Мне и в голову не пришло, что именно это я и делаю, признаваясь ей во всем, что скрывал от нее, и губы подрагивают. Прошло много времени с тех пор, как я говорил кому-то, что люблю его. Так давно, что, кажется, забыл, как произносить эти слова. Но она понимает меня.

Потянув вниз, она ставит колени по обе стороны от меня и устраивается на коленях. Ее руки обвиваются вокруг моей шеи, а я провожу ладонями вверх и вниз по ее спине.

— Знаешь, до того, как ты заманила меня под дождь, я действительно ненавидел его.

Она терпеливо ждет, не давя на меня.

— Я не часто говорю об этом, — начинаю, голос уже становится ломким. — Есть причина, по которой я такой, какой есть.

— Слушаю, ты можешь рассказать мне.

Вздох вырывается из губ, я ненавижу думать об этом, но она должна понять. — Когда мне было семь лет, нас с мамой похитили.

Айла издает придушенный звук и сталкивается со мной, обнимая, заставляя меня хрюкнуть от силы удара ее тела о мое. Я утыкаюсь носом в ее горло, ища успокаивающий бальзам, который приносит мне ее прикосновение, чтобы пройти через это. Так долго я обращался к разрушению и насилию, чтобы справиться с этим, но Айла показала мне другой способ борьбы с тем, что преследует нас.

— Был сильный шторм. Помню, как мне очень хотелось показать ей рисунок, который сделал, поэтому я бегала по лужам. Я выкапывал для нее червей, поэтому все, чего хотел, это попасть домой и узнать, разрешат ли мне выйти на улицу, когда дождь прекратится. Дождь был нашей фишкой.

Айла сжимает меня, запуская пальцы в волосы, чтобы прижать меня ближе. Мои слова становятся грубее.

— Она забирала меня из школы, как всегда. Водитель знал о том, что произойдет, когда машину заблокируют. Мы перевернулись, а потом они спустились на машину. Мама держала меня так крепко, но остановить их было невозможно и они забрали нас.

Между нами пробегает дрожь, не могу понять, от кого это исходит — от нее или от меня. Мое горло судорожно сжимается, когда я сглатываю, готовясь к самому худшему. Я прижимаюсь лицом к ее коже, сосредоточившись на вдыхании сладкого аромата, чтобы не дать себе сломаться.

— Я боролся, пинал их, кусал, кричал, но это не имело значения, они были сильнее. Я узнал, только когда вырос, что нас похитили с целью выкупа. Никто не должен был причинить нам вреда. Но... — Я прервался, резко выдохнув. Она повторяет, что все в порядке. — Они вырвали у меня маму, и крики, когда они насиловали ее, впечатались в мой мозг. Мои кошмары. Я ничего не мог сделать, чтобы остановить их. Гораздо позже я узнал, что за этим стоял мой дядя, жадный ублюдок хотел заполучить акции отца в их компании, и я поклялся себе, что больше никогда не буду чувствовать себя таким беспомощным. Вот почему я так упорно тренировался, чтобы стать этим человеком.

— Леви, — задыхается она.

— Я ненавидел дождь после этого, ненавидел его так чертовски сильно, но ты... ты заставила меня снова захотеть любить его, как любишь его ты. Как любила моя мама.

Откидываю ее волосы в сторону, побуждая показать свое лицо. Розовые пятна окрасили ее щеки, а глаза покраснели. Слезы текут по лицу, оставляя теплое влажное пятно на моей шее, где было ее лицо.

— Я не чувствовал себя беспомощной пятнадцать лет, пока ты не решила поиграть в приманку.

Она фыркает. — Мне жаль, я не знала, что ты пережил такой ужас.

— Знаю .

— Я должна это сделать, Леви. Это... я похожа на тебя, больше, чем ты думаешь. Дело не только в попытке похищения или в том, что отец использовал меня. Мне нужно победить свой собственный кошмар. — Айле требуется минута, чтобы сдержать страдание в голосе, и я успокаивающе глажу по спине, ненавидя боль в ее голосе. — Когда ты спросил, почему Сайлас хотел меня, я уже сказала тебе, но тогда солгала об этом.

Она бросает на меня раскаивающийся взгляд. Я подозреваю, что знаю, к чему это приведет, но не давлю, я ждал, когда она придет, мне нужно было, чтобы она доверяла мне настолько, чтобы открыться самой после того, как мы начали с того, что я вырвал у нее секрет.