В один из таких моментов я пересёкся с Густым (это кличка от фамилии Гущин). В детстве мы с ним жили в соседних бараках. Густой был старше меня на несколько лет, немного трусоватым, но достаточно сообразительным и умело находил то, что можно продать. Он всегда старался держаться в стороне и не лез в совсем уж криминальные истории, чреватые большими сроками. Меня это устраивало, и ненадолго наши с ним пути сошлись. Однажды Густой рассказал мне, что один мелкий торговец скупает стекло. В нашем городе недостатка в этом товаре не было - практически в каждом огороде стояла теплица. Торговец принимал стёкла определённого размера, но главным условием было, чтобы кусок был целым. Густой уже разработал чёткий план, где и как снимать стёкла, подготовил необходимый инструмент. Работа была не очень сложная и не опасная. Каждую ночь мы выходили на дело. Проникнув на чужой участок, пробирались, когда ползком, когда на корточках. Вооружённые отвертками и плоскогубцами, снимали стёкла, затем, избегая освещённых мест, тащили их торгашу, а после, довольные, устремлялись за наркотиками. И так продолжалось каждую ночь.

Охота за стёклами казалась мне лучше, чем другие способы добычи денег. Например, как-то пришлось зимой разгружать вагоны с углём на обогатительной фабрике. Добытый на разрезах уголь иногда был мокрый, и пока вагоны доезжали до фабрики, он превращался в сплошной ледяной комок. Обычные механизмы, которые переворачивали вагоны и ссыпали уголь в специальные бункеры, не справлялись, и замороженные составы отгоняли в тупик, где нанятые работники долбили уголь вручную. Платили наличными: разгрузил вагон - получил деньги. За один вагон платили неплохие деньги, но одному справиться с таким объёмом было невозможно, поэтому люди объединялись в бригады по пять-шесть человек. Это были обычно алкаши или полубомжи, вот с ними я и работал. Сил у нас особо не было - я наркоман, они алкоголики, мы представляли жалкое зрелище. Порой в ожидании вагонов приходилось часами томиться в тесной прокуренной каморке, а в лучшем случае мы шли домой к одному из работяг, чтобы немного погреться и отдохнуть. Понятно, какие это были жилища, - полубомжовские хаты, но меня это не смущало. Упав на грязную постель, я забывался прерывистым сном наркомана. В той жизни меня везде сопровождали грязь, ставший привычным запах немытых месяцами тел и перегара. Я достаточно хорошо адаптировался в этом разношёрстном обществе, живущем по собственным законам, даже обзавёлся парой приятелей. Иногда на то, чтобы освободить вагон, уходило больше суток непрерывной работы, после которой все получали деньги и разбегались кто куда. Но когда деньги кончались (а в моём случае это происходило очень скоро), мы снова собирались в бригаду. После этой работы я шёл в место ночевки, весь грязный, уставший, голодный. Несколько раз приходил домой, к Наташе, купив ей шоколадку и что-нибудь маленькой дочке. В такие моменты я пытался убедить жену, что нашёл работу и скоро всё закончится. Да, это было самообманом. И всё же в те редкие минуты, когда у меня появлялись хоть какие-то честно заработанные деньги, я на самом деле начинал чувствовать себя человеком. Это, несомненно, выглядело довольно жалко и примитивно, особенно моя наигранная забота о маленькой дочке и жене. Ведь если и способен наркоман чем-то одарить другого, то только после того, как обеспечит себя необходимой дозой. Воровство стекла казалось куда более благородным делом, чем, скажем, тащить вещи из собственного дома или грабить людей. Однажды, когда мы с Густым в очередной раз принесли барыге стекло, нас уже поджидала полиция. В полицейском участке меня посадили в обезьянник, а напарника увели в другое место, и больше в тот день я его не видел. Меня не трогали примерно до обеда, потом привели в кабинет, где находилось двое оперуполномоченных примерно моего возраста - 26-27 лет. Допрос начался. Видя мое нежелание сотрудничать, полицейские вскоре приступили к привычной, видимо, для них фазе выяснения нужных сведений: резиновая дубинка прижигала меня то в одном месте, то в другом. Надо отдать должное - ребята не свирепствовали, а делали своё дело, я бы даже сказал, лениво, с нежеланием. Тем не менее было очень больно. Не знаю, как сложилось бы, действуй они с большим усердием, но в тот день я им ничего не рассказал. Каким бы распоследним я ни был наркоманом, но сдать товарища не мог, такова воровская этика.

Позднее я понял причину ленности тех полицейских. Когда в последний раз они вызвали меня на допрос и я уже приготовился к ударам дубинки, один из них, закурив, спокойно сказал: - Дурак ты, Николаев! - И выдал мне весь расклад: где мы брали стекло, кому, сколько и почём сдавали. - Мы это всё ещё утром знали от твоего товарища. Он-то уже давно дома, а ты здесь чалишься. Иди, ты нам больше не нужен, но больше не попадайся. Выйдя из участка, я побрёл куда глаза глядят. Я не винил Густого - кто-то сильнее, кто-то слабее, ему надо было себя защищать. Но после этого я с ним больше дел не имел. Как узнал впоследствии, он согласился быть стукачом у полицейских, и за это они иногда давали ему наркотики. Уже в двухтысячных я встретил его возле одного из магазинов с метлой в руках. Оказалось, он, как и я, тоже завязал с наркотиками. Работал дворником в магазине, старался жить нормальной жизнью. На протяжении нескольких лет я иногда видел его в городе. Но чувствовал, что этот человек просто доживает свои годы. Наркотики - страшная зависимость, но отсутствие тяги к жизни, обречённость, ощущение ненужности - ничем не лучше. Умер он, кажется, в 2015-м от инфаркта.

Таких, как Густой, было и есть очень много, и по большому счету нет разницы в степени и причинах зависимости, - если есть сила, которая полностью контролирует человека, то он становится её рабом. В глубине души я очень хотел освобождения и другой жизни! Всё-таки у меня была семья (хотя и почти разрушенная). Моя жена, если бы увидела даже малейшие изменения к лучшему, готова была всё забыть и принять меня обратно. Это благодаря любви! Наташа понимала, что есть другой Дима, тот, которого она однажды полюбила и с кем она, не раздумывая, прожила бы всю жизнь. Но с тем человеком, каким в те годы был я, это было просто невозможно. Будто кто-то невидимый, но очень могущественный дёргал за ниточки… и я послушно и обречённо шёл к своему концу. У меня еще теплилась надежда: вот-вот что-то изменится, не сегодня так завтра я освобожусь и чего-то достигну в жизни, не всё потеряно, у меня будет хорошая семья, работа! Но все светлые мысли заканчивались, когда я снова бежал за очередной дозой…

Такая жизнь напоминает стекло. Когда касаешься его, оно кажется твёрдым, но от малейшего удара рассыпается на сотни осколков, собрать которые кажется невозможным. Многим, кто не попадал в подобные ситуации, всё вокруг видится лёгким и простым. А ведь зачастую они сами, хоть и считают себя свободными, являются рабами каких-то привычек. В нашем мире нечасто встретишь истинную свободу. Я же не понаслышке знаю, что алкоголику, наркоману, игроману или человеку, испытывающему тяжёлую депрессию, кажутся чем-то призрачным и недостижимым обыкновенное счастье, покой, уверенность в себе.

Прошло уже больше двадцати лет с тех пор, как я не употребляю наркотики. Поэтому мне есть что сказать тем несчастным людям, каким и сам был когда-то. Что я и делаю. Один из таких ребят - мой тёзка Дима, тихий, скромный и неглупый парень, выросший в нормальной, здоровой семье. Его сестра и два старших брата вполне благополучны. Дима же с молодости, с девяностых, попал в какой-то капкан, из которого до сих пор не может освободиться. Страшно себе представить, но этот парень всю свою жизнь от чего-нибудь зависел. И постепенно превратился в угнетённого, еле-еле сводящего концы с концами человека. Он перепробовал множество наркотиков, к счастью, в основном избегая тяжёлых, но это не облегчило его участи. А лет пятнадцать назад попал в зависимость от игровых автоматов, иллюзия легкой наживы преследовала его, доводя до нездорового состояния. Он отсидел пару сроков за распространение наркотиков, сейчас отбывает очередной срок. Я его знал ещё, как говорится, в прежней жизни. А до недавнего времени мы часто виделись в столярном цехе, принадлежащем его старшему брату, - я заказываю там для своего пчеловодного бизнеса всевозможные изделия, а Дмитрий, имея большие способности в столярном ремесле, трудился в цехе, пытаясь хоть как-то заработать себе на жизнь. Но, к сожалению, этот несчастный человек, как только получал аванс, сразу же покупал наркотические курительные смеси. Сколько раз я пытался переубедить его, вдохновить на какие-то шаги ради того, чтобы изменить свою жизнь! На собственном примере доказывал, что можно жить по-другому, что это прекрасно - быть свободным! Призывал его сменить обстановку, круг общения и немного потерпеть, ведь самое сложное — это несколько недель, а потом всё должно пойти легче. Самое главное, говорил я ему, - ставить перед собой цель и стремиться к ней. Но в ответ всегда видел в его глазах бездну безнадежности и тоски. Для моего тёзки не существовало будущего, для него было только «здесь» и «сейчас», так же, как и для меня когда-то. Только тот, кто готов перешагнуть этот барьер, довериться и ступить на неизвестный путь, сможет одержать победу. Нужно поверить в своё будущее! Нужно позволить ему вести себя! Но для зависимых людей вся жизнь заключается в ограниченном, замкнутом «сейчас». Потому что оно, это «сейчас», вполне очевидно и понятно, и они примерно знают, что надо делать, чтобы хоть на мгновение стало хорошо. А вот «завтра» для таких людей нет. Да, они страдают и желают избавления, но продолжают поступать так, как поступают каждый день: употребляют наркотики или алкоголь, объедаются или «живут» в компьютере, а то и просто лежат на диване, тупо уставившись в телефон, планшет или телевизор. А чтобы изменить себя, требуется приложить порой невероятные усилия! Но они не уверены в себе, их пугает неизвестность. Надо ли? Получится ли? Хватит ли сил? Прежде всего, им кажется, что борьба может длиться бесконечно, а победу никто не гарантирует.