Отведенные мне покои были почти такими же величественными, как у короля Гуротаса и королевы Техути, но у меня были веские основания полагать, что сама королева несет за это прямую ответственность. Не проходило и дня, чтобы она не явилась без приглашения в мою личную столовую с провизией, которой хватило бы на сотню человек, а то и больше, и с вином, которого хватило бы мне на целый год. Или разбудить меня после полуночи в ночной рубашке со свечой в руках, когда она вскочит на мою кровать со словами: "Я вернусь через несколько минут, обещаю тебе, Тата. Но мне просто нужно спросить тебя о чем-то очень важном, и нет, это не может подождать до завтра.’

Несколько часов спустя, когда я нес ее спящую на руках в ее собственную постель, ее муж ворчал на меня: "Неужели ты не можешь запереть свою дверь, чтобы не впускать ее, Таита?’

- У нее есть свой ключ.’

‘Тогда держи ее с собой.’

- Иногда она храпит.’

Гуротас в отчаянии покачал головой. ‘Ты думаешь, что говоришь мне что-то, чего я не знаю?’

Однако часы потерянного сна были небольшой платой за комфорт и полезность, которые предоставляли мне эти великолепные апартаменты. С террасы на верхнем этаже монументального здания я мог любоваться заснеженными горными вершинами и широкой долиной, спускавшейся к заливу. Я мог следить за приходами и уходами армии и всей деятельностью судоходства. Я люблю диких птиц, и каждое утро я раскладывал еду для разных видов на этой террасе, и удовольствие, которое они мне доставляли, было очень сильным. Одну из больших комнат я использовал как библиотеку и штаб-квартиру. Вскоре полки были заполнены моими свитками, а переполненные книги были сложены по углам комнаты.

Капитан Венег, перед которым я был в неоплатном долгу за то, что сумел вырваться из Врат мучений и горя, где подвергся жестокому обращению ужасного Дуга, был неуместен здесь, в Лакедемоне. Он пришел просить меня о занятии, соизмеримом с его рангом, опытом и способностями. В течение очень короткого времени я сделал все приготовления Для того, чтобы Венег и его небольшая группа людей тайно вернулись в Египет и создали там разведывательное подразделение, которое снабжало бы меня актуальной информацией о том, какие страдания и несчастья претерпевает моя несчастная египетская Родина под игом фараона Аттерика Туро.

Я позаботился о том, чтобы Венег получил достаточно серебра, чтобы заплатить своим информаторам и союзникам, и купил три небольших, но быстрых торговых судна, чтобы доставить его и его людей на задание. Было уже за полночь, когда они отплыли из Порта Гитиона, и я, конечно же, был на пристани, чтобы проводить их и передать им мои добрые пожелания в их Южном путешествии.

Под вымышленным именем и с густой вьющейся бородой, скрывающей его красивые черты, Венег в очень короткое время устроил свою штаб-квартиру в винной лавке почти в тени стен дворца Аттерика в Луксоре.

Разумеется, я снабдил его несколькими ящиками, в каждом из которых было множество домашних голубей. Все они были выведены в курятниках королевского чердака голубятником короля Гуротаса в Лакедемоне. Венег тайно увез этих птиц с собой в Египет. Через несколько месяцев его сеть прочно обосновалась в Луксоре и действовала слаженно и эффективно, и я регулярно получал депеши, которые голуби Венега доставляли через Северное море. Среднее время, которое потребовалось этим отважным птицам, чтобы совершить путешествие, было меньше четырех дней. Ценность информации, которую они мне принесли, была неисчислима.

Из голубиной почты я почти сразу узнал, что Аттерик сменил свое имя на Фараона Аттерика Бубастиса в честь своего восхождения в пантеон богов. Бубастис был богом мужской красоты и доблести среди других его многочисленных атрибутов. Единственное, чему я по-настоящему завидовал, так это тому, что Бубастис, по слухам, мог растянуть свой эрегированный пенис на сто локтей, чтобы застать врасплох любую женщину, которая ему приглянется.

Бог Бубастис часто изображался либо в виде самца, либо в виде самки кошки. Очевидно, он мог менять свою сексуальную ориентацию по своему желанию – что, возможно, объясняет тягу Аттерика к этому конкретному божеству.

Я также узнал от Венега, что фараон Аттерик Бубастис строит себе сложный храм на острове в Ниле ниже по течению от Луксора. Он потратил на это предприятие почти все десять лакхов серебра, которое я выиграл для него у Хамуди в Мемфисе.

Вскоре после этого пришло известие, что агенты фараона Аттерика Бубастиса выследили могучую боевую трирему "Мемнон", на которой мы с Рамзесом бежали из Египта на новой стоянке в порту Гитионы. Венег доложил, что морские офицеры фараона получили задание забрать корабль и вернуться с ним в Луксор. Им было приказано позаботиться о том, чтобы предатель Таита был на борту и в цепях, когда "Мемнон" вернется в Египет. Фараон назначил награду в пол-лакха серебра за мою голову. Очевидно, он не забыл и не простил меня.

В последнее время я стал довольно небрежен в вопросах личной безопасности. Я полагал, что нахожусь в безопасности в своих тщательно продуманных и удобных апартаментах в цитадели, но эта новость вывела меня из оцепенения. До этого момента Рамзес позволял основной команде пришвартовывать "Мемнон" в центре гавани Гитиона на виду у всех, кто имел по отношению к нему злые намерения. Теперь по моему приказу ее подвели к стене гавани, и под поверхностью воды она была закреплена веревками толщиной с мое запястье, прикрепленными к кольцам, вделанным в каменную кладку причала. На борту постоянно находился пикет из двадцати вооруженных до зубов моряков, который менялся каждые шесть часов. Еще пятьдесят человек разместились в каменном здании на пристани всего в тридцати шагах от трапа "Мемнона". Они могли быть развернуты при первом же намеке на враждебную партию, высаживающуюся на берег, чтобы попытаться захватить корабль и вывести его в море.

Через две недели я получил еще одного голубя от Венега из Луксора. Сообщение, которое принесла эта птица, состояло в том, что команда из примерно пятнадцати-двадцати человек на маленькой и незаметной рыбацкой лодке покинула устье Нила. Казалось весьма вероятным, что они направляются сюда, чтобы попытаться вернуть Мемнона. Венег даже назвал мне имя лейтенанта, командовавшего экспедицией. Это был скользкий малый по имени Панмаси, которого мы с Рамзесом знали в лицо. Он стал одним из любимчиков Аттерика. Ему было всего двадцать пять лет, но он уже успел заслужить репутацию сурового человека. Его можно было узнать по шраму на правой щеке и по хромоте, которую он получил от очередного боевого ранения, заставлявшего его слегка волочить правую ногу при каждом шаге.

Вскоре после этого наши дозорные на высотах Тайгетских гор доложили о странной рыбацкой лодке, притаившейся далеко в большом заливе Гитиона. Казалось, она была занята забрасыванием рыболовных сетей, но было уже слишком поздно и слишком далеко от берега, чтобы быть уверенным. Когда известие об этом событии достигло Рамзеса и меня в цитадели, мы немедленно оседлали лошадей и галопом поскакали в порт. Наши люди, охранявшие Мемнона, доложили, что все вроде бы спокойно. Однако я привел их в полную боевую готовность, и мы все заняли свои боевые посты и приготовились ждать. Я был почти уверен, что Панмаси не предпримет попытки захватить Мемнон до раннего утра, когда он надеялся, что внимание и энергия наших охранников будут на самом низком уровне. В этом случае я оказался прав, как это часто бывает. За час или около того до рассвета я услышал крик козодоя в лесу над гаванью, или, вернее, я услышал, как кто-то дал дилетантское приближение крика козодоя. Это одна из моих любимых птиц, и имитация не обманула меня. Я тихо передал приказ своему отряду из засады быть наготове.

Наступило короткое затишье. Впоследствии мы узнали, что это было в то время, когда головорезы Панмаси подкрадывались к часовым у ворот гавани и заставляли их замолчать, перерезая им глотки или колотя дубинками по черепам. Затем из складов почти бесшумно выскочили темные фигуры. Размахивая оружием, они помчались через каменную пристань к борту "Мемнона", где я приказал опустить трап, молчаливо приглашая незваных гостей подняться на борт.

Я также поставил на пристань несколько бочек с водой и грузовых ящиков, как будто для погрузки, как только на следующее утро начнется работа. За ними скрывались мои лучники и пикинеры. Я узнал Панмаси во главе его шайки пиратов. Однако я подождал, пока он выведет своих людей на открытое пространство и почти доберется до приглашающего трапа на палубу "Мемнона", и их спины будут представлены нам, прежде чем я отдал приказ своим парням вступить в бой. Они вскочили с того места, где прятались за бочками и ящиками. У каждого из них уже была наготове стрела, и они дружно пустили ее в полет. Дальность стрельбы была прямой, и почти каждая стрела попадала точно в цель. Под крики боли и удивления почти половина людей Панмаси упала, а остальные повернулись к нам лицом.

Но элемент неожиданности был в нашу пользу, и бой закончился почти сразу. Уцелевшие враги побросали оружие и упали на колени, хныча и завывая с высоко поднятыми руками. В отряде было двадцать пять человек, но только шестнадцать из них выжили после залпа стрел. Я был рад, что Панмаси остался в живых. Я хотел, чтобы он был достойно наказан за свое высокомерие и предательство. Но вскоре меня постигло разочарование, причем с совершенно неожиданной стороны.

Люди Рамсеса приготовили рабские цепи для наших пленников. Сначала их раздели до нижних юбок, связали запястья за спиной и сковали лодыжки так, что они были вынуждены делать только короткие ковыляющие шаги. Затем их погрузили на две большие повозки с навозом, и упряжки волов потащили их вверх по долине к цитадели.