— Хорошо, — в итоге согласился я. — Мы не будем выступать против тебя.

Я посмотрел на Сета в поисках подтверждения, и он издал низкий рык, выражающий его беспокойство, прежде чем твердо кивнуть в знак согласия.

— Отлично. — Джеральдина бросилась прочь, как будто противостояние со мной абсолютно ничего не значило в грандиозной схеме ее дня, а я поборол желание надуться и обратил свое внимание на действия Тори.

Теперь она держала в руках грубую поделку — кукурузную куклу, которая выглядела странно женственной, несмотря на торчащую повсюду набивку. Грудь куклы оставалась открытой, и Тори осторожно выбрала веточку вербены и вставила ее в куклу. Затем она добавила ромашку, потом майоран, а потом взяла кинжал и отрезала небольшой локон собственных волос, чтобы прижать его к груди жуткого существа.

— Вербена для улучшения астральной активности, — вздохнула Джеральдина, начиная медленно ходить по кругу вокруг края пентаграммы, над которой работала Тори. — И чтобы вызвать экстрасенсорную способность отделять душу от плоти. Ромашка, чтобы уловить дары солнца и позаимствовать его всемогущую силу, когда оно находится на пике своего могущества. Сладкий майоран, чтобы призвать свою единственную настоящую любовь — ибо что может быть сильнее любви двух сестер?

— Все это звучит очень романтично, — пробормотал я, настороженно глядя на Тори, когда она достала из сумки кристалл лазурита, темно-синий камень с чистыми золотыми вихрями, от которых у меня перехватило дыхание. Это была бесценная вещь, которую она, без сомнения, взяла из сокровищницы Дариуса, и мысль о том, что он может выйти из себя из-за этого, одновременно забавляла меня и навевала грусть.

— Лазурит — воплощение мудрости, интуиции и ясности, он поможет удержать ее блуждающую душу на пути к ответу, который она ищет, — сказала Джеральдина своим жутким тоном, и я порадовался, что этот ритуал проходит при полном дневном свете, так как по моему позвоночнику пробежала дрожь.

— Прекрати делать это странным, Джеральдина, — пожаловался Сет. — Мне и так это не нравится, а ты делаешь это еще более жутким.

Тори взяла свой кинжал и подняла его над камнем, сосредоточенно нахмурив брови, пока она высекала две руны на безупречной поверхности камня.

— Феху — удача и Дагаз — осознание. — Загадочно ворковала Джеральдина, и я потянулся к Сету, когда он захныкал в знак недовольства, предлагая ему немного ободряющей энергии, чтобы помочь справиться с настойчивым стремлением Джеральдины к драматизму.

Тори вложила лазурит в грудь кукурузной куклы, затем зажала отверстие, запечатав все внутри, и расположилась в центре пентаграммы.

Я затаил дыхание, когда она повернула лезвие и разрезала палец, ее кровь полилась на куклу и зашипела, так как магия уже начала действовать.

Пентаграмма, выжженная на земле, начала светиться, казалось, высасывая свет из самого воздуха, когда Тори откинула голову назад к небу и произнесла набор слов, которые были странными и беспорядочными, их сила била по самому воздуху и затрудняла дыхание.

В тот момент, когда она остановилась, кукла, которую она держала, вспыхнула, из нее вырвался крик, когда все, что в ней находилось, было поглощено огнем во вспышке жара, достаточно горячего, чтобы опалить мои щеки.

Из куклы вырвался взрыв силы, и она рассыпалась в прах, а Тори задохнулась, когда он ударил ее, ее тело поднялось с земли, позвоночник неестественно выгнулся назад.

— Тори! — крикнул я, пытаясь приблизиться к ней, но вокруг пентаграммы была мощная сила, которую я не мог преодолеть, она болезненно потрескивала на моей коже, когда я пытался.

— Это работает! — воскликнула Джеральдина, когда глаза Тори распахнулись, и ее невидящий взгляд уставился в небо.

Сила, которая держала ее, внезапно исчезла, и она упала на землю с грохотом, ее тело было совершенно неподвижно, ее широко раскрытые глаза смотрели в пустоту, и я ощутил ее потерю во всем, что нас окружало.

— Нет, — взмолился я, пытаясь преодолеть силу пентаграммы, но она оказалась непробиваемой, даже когда я бросил в нее свою магию.

Сет завывал, пытаясь помочь мне, лицо Калеба бледнело с каждой секундой, которая проходила без ее дыхания.

Ее не стало. Полностью ушла. Единственный раз, когда я чувствовал такую нехватку кого-то, была смерть. Даже фейри, скрывающие свои эмоции от меня, выдавали сигнатуру, которую я мог прочитать, проблеск себя, который позволял мне знать, что они были рядом. Но не Тори. От нее не осталось ничего, кроме пустого тела, которое было ограждено от нашей помощи начерченной ею пентаграммой.

— Нет, нет, нет, нет. — Сет боролся за то, чтобы добраться до нее, мысль о потере очередного члена нашей группы явно была близка к тому, чтобы сломить его.

Калеб покачал головой, не соглашаясь, как будто он все еще сохранял смутную надежду, что она может вернуться к нам, но что, если он ошибается?

— Я знал, что это была плохая идея! — крикнул я, снова ударяя кулаком в энергетическую стену, и лед рассыпался по ее краям, тая и испаряясь полностью, моя вода была уничтожена, как будто ее и не было вовсе.

Дрожащий вздох заставил меня замереть, и сила, удерживающая меня, исчезла, как будто ее и не было.

Джеральдина закричала с такой силой, что я был почти уверен, что она повредила мои барабанные перепонки. К тому времени, как я отнял руки от ушей, я обнаружил ее распростертой на земле перед ошарашенной Тори, которая моргала на всех нас, словно не понимая, где она находится.

— Ты нашла ее? — взмолился Сет, пока Джеральдина тараторила о неоспоримой силе истинных королев.

— Да, — выдохнула Тори, и выражение ужаса на ее лице подсказало мне ответ еще до того, как она его произнесла: ее руки сжались в кулаки, а в глазах заплясал страх. — И Орион был с ней. Они у Лайонела.