Глава 12

С самого раннего возраста Джош усвоил, что вещи, которых ты больше всего хочешь, почти всегда разочаровывают, когда они приходят. Подарки, праздники, редкие походы на игру в мяч с дедушкой — все это оказывалось для старика возможностью обхаживать клиентов, претендуя на звание лучшего дедушки года.

Он смирился с этим фактом. Впитал его в свое существо.

Но поцелуй Холли Винтер снова не был разочарованием.

Ее губы были мягкими и в то же время требовательными, ее руки крепко обхватили его шею, притягивая его тело к ее. Он просунул руки за ее спину, исследуя тонкую талию, их рты открылись, и его язык соединился с ее языком.

Она была всем, что он мог вспомнить. Он страстно желал ее. Не разрывая поцелуя, он просунул руку между ними, чтобы расстегнуть молнию на ее пальто, открыв взору ее грудь, покрытую мягким кашемиром, и провел руками по ее изгибам.

Ему нравилось, как сбивалось ее дыхание при его прикосновении. Как она выгибала спину навстречу ему, когда его ладони коснулись ее мягких грудей.

Он повел ее назад, к кровати, развернувшись так, что он оказался тем, кто упал на покрытый пылью матрас, и вокруг них заклубилось серое облако, а Холли оказалась на его теле.

Пальто Джоша было испорчено пылью, но ему было наплевать. Он был слишком занят поцелуями, чтобы думать об этом. А она целовала его в ответ, и это сводило его с ума самым лучшим образом.

Холли запуталась пальцами в его волосах, а он запустил ладони под ее свитер, запоминая каждый изгиб и впадинку ее тела.

Его губы двигались навстречу ее губам, он пробовал каждый вдох и выдох, чувствовал, как ее ногти царапают его кожу, ставя метки. Он чувствовала вкус сладкого желания, когда ее язык прикоснулся к его языку.

Задрав ее свитер, чтобы обнажить белоснежную кожу, Джош приподнялся на локтях и прикоснулся губами к ее животу, прокладывая дорожку вверх по ребрам. Ее соски были твердыми и выделялись на фоне белого, кружевного бюстгальтера. Он втянул один из них сквозь ткань, заставив ее громко застонать.

Ей было двадцать лет, когда они в последний раз были вместе в этом домике. А ему было двадцать четыре. Он был еще достаточно молод, чтобы верить в жизнь, в привлекательность, в светлое будущее. Он не был одурманен миром и всем, что в нем живет.

Теперь он был старше. Более опытным. И отчаянно хотел дать ей все, в чем она нуждалась. Он хотел, чтобы она выкрикивала его имя, умоляла прикоснуться к ней, войти в нее.

Он хотел, чтобы она запомнила его, как он запомнил ее.

Он снова поцеловал ее — тягучий, великолепный поцелуй, от которого у него закружилась голова. Ее дыхание было рваным, тело дрожало в его руках. Он хотел, чтобы ей было так хорошо, чтобы она никогда больше не забыла его.

Он на мгновение прервал поцелуй, и она нахмурилась. Ее глаза встретились с его, и он увидел в них свое отражение.

— Скажи мне, что ты помнишь, — его голос был жестким, как ад.

Он обхватил рукой ее голую талию, поддерживая ее. Взгляд ее расплавленных шоколадных глаз был странным. Как будто она почти боялась его.

— Я помню, — прошептала она.

— Спасибо, черт возьми.

Потом он снова начал целовать ее, стягивая свитер через голову. Она вцепилась в его пальто, распахнула его, а затем просунула руки под его свитер и издала сдавленный стон, проводя пальцами по его твердому животу. Воздух вокруг них был ледяным, но тепло ее прикосновений заставляло его чувствовать, что он горит изнутри. Он обхватил ее тело руками, чтобы отгородиться от ледяного воздуха, и прикрыл глаза, скользя руками по ее обнаженной спине.

— Ты такая красивая, — прошептал он.

Она была великолепна под ярким освещением домика. Ее грудь была полной и подтянутой, темные, тугие соски виднелись через лифчик, талия была тонкой, пока не переходила в бедра, обтянутые джинсами. Он хотел целовать каждый сантиметр ее тела, пока она не начнет умолять его о большем. Он хотел дразнить ее языком до тех пор, пока она не сможет навсегда запомнить его.

Или пока не перестанет притворяться, что забыла.

Она потянула за низ его свитера, и он приподнялся, держа руки над головой, чтобы помочь ей. Она издала крошечный вздох, ее глаза пробежались по его груди, а затем все вокруг потемнело, и свитер закрыл ему глаза.

А потом раздался стук в дверь.

И не мягкий. Громкий, настойчивый стук, который заставил ее тело замереть напротив его.

— Хол, ты там?

Ее двоюродный брат. Норт. Холли дернула Джоша за свитер, он моргнул, и ее испуганное лицо появилось в фокусе.

— Ты должен уйти, — судорожно прошептала она, потянувшись за собственным свитером. Он был весь в пыли.

— Куда? — нахмурился он. С того места, где он лежал, был только один выход, и большой грузный кузен Холли стоял прямо перед ним. Бессознательно Джош потрогал свою челюсть, вспомнив, как Норт ударил по ней кулаком все эти годы назад.

Еще один стук.

Дерьмо.

— Минутку, — позвала Холли, ее голос был напряженным. — Я в ванной.

Джош скорчил гримасу, потому что был почти уверен, что этой ванной нельзя было пользоваться уже, по крайней мере, пять лет.

— Впусти нас, — позвала девушка. — Здесь холодно.

— Это Эверли, — Холли практически сдернула Джоша с кровати и рысью пронеслась с ним в ванную, толкнув дверь, чтобы он вошел внутрь. Он моргнул, когда его ботинок погрузился во что-то, что определенно не было похоже на плитку.

Снег. Это был снег. Он поднял голову и увидел дыру в крыше размером с обеденную тарелку, снежинки лениво падали вниз в темную комнату.

— Оставайся здесь, — прошептала Холли. — Не двигайся.

— Холодно. Крыша прохудилась.

— Я избавлюсь от них.

Она захлопнула дверь ванной. Единственный свет в комнате исходил от луны, светившей через дыру в крыше и отражавшейся в снежинках. Джош двинулся влево, сбивая снег с ноги, и тяжело вздохнул, услышав скрип двери домика.

— Ты в порядке? — спросил Норт. — Мы искали тебя повсюду. Долорес сказала, что видела, как ты, плача, спешила прочь из театра. Что-то случилось?

— Что это у тебя на волосах? — спросила Эверли. — Фу, это пыль. Какого черта ты здесь делаешь? Это место — смертельная ловушка.

— Мне просто нужно было тихое место, чтобы подумать, — сказала им Холли. — Возвращайтесь в гостиницу. Я приду через минуту.

— Мы не оставим тебя здесь, — сказал ей Норт. — Буря усиливается, а у тебя нет подходящего пальто. Пойдем с нами сейчас же. Аляска готовит горячий шоколад.

Холли испустила долгий вздох.

— Хорошо. Мне только нужно взять кое-что из ванной.

— Ты пользовалась ванной? — Эверли издала рвотный звук. — Ты, должно быть, была в отчаянии.

— Что-то вроде того, — мрачно ответила Холли.

Мгновение спустя Джош услышал шаги по половицам, затем дверь ванной распахнулась, и Холли проскользнула обратно внутрь.

— Мы должны прекратить такие встречи, — он одарил ее кривой улыбкой.

— Это не смешно. Если Норт застанет тебя здесь, он впадет в бешенство.

Он провел пальцем по нижней губе, вспомнив, что именно означает «Норт впадет в бешенство».

— Ты останешься здесь, пока я не уйду с ними, — продолжила Холли. — Считай до ста или около того, к тому времени мы будем уже близко к гостинице. Тогда ты сможешь совершить побег.

— Ты хочешь, чтобы я вышел в бурю в этой одежде? — спросил он, только наполовину шутя.

— Это меня больше устраивает, чем то, что Норт увидит тебя здесь.

Она была права.

— Хорошо. Иди с ними. Но нам нужно поговорить.

Холли моргнула.

— О чем?

— О том, что произошло здесь сегодня вечером. О нас.

— Но здесь нет нас, — она нахмурила брови. — Я была очень расстроена, а ты пытался меня подбодрить.

Лунный свет, проникающий через крышу, освещал ее профиль, заставляя ее кожу светиться. Ему хотелось прикасаться к ней снова и снова.

— Я поцеловал тебя не для того, чтобы подбодрить, — сказал он ей, понизив голос. — Я поцеловал тебя, потому что...

— Холли, поторопись! — крикнула Эверли. — Какого черта ты там делаешь? Неужели проклятие пирога с говядиной в гостинице снова настигло тебя?

— О, ради Бога! — Холли покачала головой и потянулась к дверной ручке. — Мне нужно идти.

Сдерживая усмешку, Джош взял ее за запястье, нежно обхватив его пальцами.

— Приходи ко мне на ужин завтра вечером.

— А вот это действительно ужасная идея.

Холли встретилась с ним глазами.

Черт, она красивая. Почему ее кузены преследуют ее повсюду, куда бы она ни пошла?

Он кивнул.

— Я знаю.

Взгляд Холли переместился на него, и она тихо выдохнула.

— Я буду в семь.

***

Неизвестный номер: 1252 Вондерлэнд Авеню. 7 вечера. И я не буду готовить пирог с говядиной. Джош.

Холли: Откуда у тебя мой номер?

Джош: У меня есть свои источники. И много друзей в ЦРУ.

Холли: Серьезно. Как ты его достал?

Джош: Он написан на плакатах, которые ты расклеила по всему городу. Теперь твой номер есть у всего Винтервилля. Напомни мне поговорить с тобой о конфиденциальности и безопасности, когда будешь здесь.

Холли: Кто сказал, что я приду?

Джош: А разве нет?

Холли: Наверное, да. Но я ненавижу врать своей семье.

Джош: Тогда скажи им. Все просто.

Холли: У тебя есть желание умереть? Найдя твой растерзанный труп, мы могли бы решить множество проблем, но ты слишком красив, чтобы умереть молодым.

Джош: Холли Винтер считает меня красивым. Теперь я могу умереть счастливым.

Холли: Не умирай. Мертвецы не умеют готовить, а ты обещал мне ужин.

Джош: Ладно. Можешь использовать меня для кулинарных изысков столько, сколько захочешь.

Как у него получается писать грязно, даже когда он использует нормальные слова?

Холли ненадолго закрыла глаза, сделав глубокий вдох. Она не шутила, когда говорила ему, что это плохая идея. И все же, она ничего не могла с собой поделать. Она хотела увидеть его. Даже нуждалась в этом.

Не только потому, что поцелуй прошлой ночью заставил все нервные окончания в ее теле начать петь его имя. Или потому, что он обещал приготовить для нее еду — а если честно, она готова на все ради хорошего домашнего ужина, — но и потому, что у нее были вопросы. Очень много вопросов.