Глава девяностая
Собрав бумаги, я устремила взгляд в окно галереи. Весенний ливень оставил на веранде лужи. В них отражались башни города, что отныне казался куда менее темным.
Впервые за несколько месяцев у меня выдалась свободная минутка, но что делать? Чем ее заполнить? Утром я проводила в обратный путь до Морриган мать и отца. Престол на время занял Реган, спину которому прикрывал Брин. Последний печалился из-за ноги, но все же понемногу оправлялся и уже даже сидел в седле. Перед ним открылся целый мир, и он захотел навестить меня. Может, следующей весной…
Отца было не узнать. Минувший год наложил на него отпечаток, равно как и дорога сюда, в мир, о существовании которого он не подозревал. Не хотелось бы мне его участи: видеть только королевский долг и позабыть про само королевство.
День ото дня я гуляла по улицам Венды. Пила таннис в лавках, поддавалась на уговоры лоточников в джехендре, слушала народные предания и совещалась со старшинами кварталов — клановыми избранниками. Я посещала свадьбы. Танцевала на праздниках. Проникалась ритмом мира и народа, что возвращались к жизни.
За несколько месяцев я объехала все провинции Венды, знакомилась с людьми, назначала наместников — и наместниц. Добрую половину совета теперь составляли женщины и предводители кланов. Отныне власти будет лишать воля народа, а не нож в спину. Это и мне самой окажется на руку…
Работа кипела. По примеру Дальбрека и Морриган с нами сблизились и Малые королевства, пообещав содействовать новым жителям Кам-Ланто. Морриган и Дальбрек даже поддались на то, чтобы выделять для венданских переселенцев эскорт. Засеивались первые пашни, распускались цветы надежды. Плоды наших трудов напитывали меня силой.
Я бы ничего не добилась без Кадена. Он трудился не покладая рук. Сострадание и нежность, взятые от матери, крепли в нем день ото дня — однако от шрамов на сердце, как и на спине, ему уже не избавиться до конца жизни. Даже баюкая Риза, он держал ухо востро — все в нем начеку, все говорит: на коже и душе мальчика никто не оставит шрамов.
Как же хотелось верить.
Я постучалась в его переговорный кабинет. Глухо. Толкнула дверь.
И не скажешь, что раньше здесь сидел Комизар. О нем напоминал один лишь стол с щербиной от ножа — символ его прихода к власти. Стол Кадена, под стать моему, утопал в документах. Я добавила еще стопку — торговое предложение к Эйсландии.
Военный город Комизара теперь служил жизни, а не разрушению. В кузнях вместо оружия ковали рабочие инструменты — для переселенцев и на сбыт. Изрытые воронками полигоны мы отдали на лечение природе. Ветер, дождь, трава и время затушуют следы разрушения — рубцы на лике земли.
Оставшихся золотокожих брезалотов выпустили на волю. Порой эти исполины паслись на холмах вдали, и со временем я разглядела, какой грацией и царственностью их наделила природа… и все же стоило им фыркнуть, пуская пар из ноздрей, стоило загромыхать их копытам, пробуждались в памяти ужасы бойни: горы трупов, смрад паленой плоти… Есть раны, что долго затягиваются. Есть шрамы, на которые нужно смотреть. Есть воспоминания, что нельзя забывать.
— Меня ищешь?
Я повернулась. В дверях стоял Каден с Ризом на руке.
— Ему скоро год, а ты его все носишь. Так и ходить не научится.
— Научится, не волнуйся, — с улыбкой ответил он.
Новость о лишних документах он встретил спокойно. Лучше помощника мне не найти во всей Венде. Каден сдержанный, усердный — и верный.
— Видел Паулину?
Его глаза засияли.
— Выслеживает Эбена и Натию.
Она-то найдет, можно не сомневаться. Паулина загорелась идеей научить венданскому письму всех вместе с собой, вот по утрам и занималась с Эбеном и Натией — и с другими, кого удавалось изловить. Я промолчала, что их парочка бьется во дворе на деревянных мечах. Поединок шел жаркий, а все же не без игры — и каким искренним смехом они заливались! Сердце трепетало. Как ни крути, а в душе они дети. Увидеть бы еще их ребячливости.
— Я провожал Гриза, — поделился Каден.
— А я попрощалась с ним вчера ночью.
Гриз возглавил очередной караван переселенцев, отбывающих в Кам-Ланто. С ними поехала и Гвинет, держа путь в Терравин. Венда Вендой, но ей хотелось домой. К Симоне. Пусть Гвинет и не в силах дарить ей любовь, а все же без дочки не проживет, — так шептало ее сердце. Она обещала написать Берди, как там дела в таверне.
От меня не ускользнуло, что из всех караванов Гвинет выбрала караван Гриза — «бугая с жуткой рожей», как она его дразнила. Гриз надувался от ее шпилек, но всякий раз будто возвращался за добавкой — и так силился не выдавить улыбки на каменной мине, что Гвинет это явно забавляло. Необычная парочка. Не удивлюсь, если Гриз заедет погостить в Терравин.
Внезапно малыш Риз со смехом вытянул ручку и сомкнул ловкие пальчики на моей пряди. Добыча! Он расплылся в счастливой улыбке. Каден аккуратно освободил прядь.
— Каден… Ты только вдумайся: мы вдвоем в Венде, и ты держишь на руках младенца, — осознала я вдруг с улыбкой.
— Да, мне тоже приходило в голову.
— Вот как бывает. Будущее мы видим проблесками и никогда — целиком, — задумалась я. — У великих историй свой неповторимый путь.
Его улыбка стаяла.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Временами он ловил меня такой: взгляд устремлен в даль, мыслями я где-то за тысячи миль от Венды. Думаю. Вспоминаю.
— Хорошо. Я весь день ничего не ела. Как раз собиралась в зал Санктума.
— Я тоже скоро подойду.
По пути я встретила Королевского книжника, который возвращался из катакомб. Аргириса с сообщниками конвоировали в Морриган, где их ждал суд и эшафот. Больше ни одна книга — важная ли, обыкновенная ли — не будет предана огню.
— Как приказали, работаю над переводом, — сообщил он. — Книга, судя по всему, сборник стихов.
Я дала ему книгу, которую Астер храбро выкрала для меня в пещерах Санктума.
— Первое стихотворение вроде бы о надежде и перьях, — продолжил он. — На днях принесу.
Поэма с крыльями? Я улыбнулась.
Символично, что Астер схватила именно эту книгу. Она каждый день возникала в моей памяти, но уже не брошенным ангелом с подрезанными крыльями, а такой, какой предстала мне на тонкой грани между жизнью и смертью. Свободная, она кружилась на лугу, и ветер ласкал ее длинные волосы.
Наравне с Вендой преобразился и зал Санктума. В воздухе теперь стояла не кислятина пролитого эля, а свежесть тростника, расстеленного Берди на полу. Многострадальный горемыка-стол никуда не делся, но теперь его хотя бы раз в день чистили щеткой и полировали.
Я пересекла зал к серванту и наложила в тарелку горячей каши, вареных яиц, лепешки и кусок свежей рыбины из реки. У края серванта стояло блюдо с костями. Я перебрала их в пальцах, думая о жертве.
Meunter ijotande. Никогда не забываемая.
Одну кость я привязала к связке на поясе.
Мой ужин проходил в одиночестве. Я глядела на длинный стол, пустые стулья, вслушиваясь в непривычную тишину, проникалась умиротворением, как никогда прежде… И все же в дальних уголках разума что-то не давало мне покоя. Хотя бы мысли о Терравине, поделившем мою жизнь на до и после.
Я отставила пустую тарелку на сервант и отжала тряпку в тазике с мыльной водой рядом. В этот миг вошла служанка.
— Я сама, — махнула я, и она исчезла.
Собрав крошки, я принялась тереть стол дюйм за дюймом по всей длине.
Тут в проеме возникла Паулина со стопкой книг в руках.
— Ты что это? — Она положила книги на стол.
— Прибираюсь вот.
— Я вижу, — с лукавой улыбкой ответила она. — Вижу горничную. А где занятая королева?
— Разница вообще-то небольшая. — Я бросила тряпку обратно в таз и, окинув взглядом пол, потянулась за метлой.
— Пол чистый.
— А королева считает, грязный.
Она ребячливо насупилась.
— Ну и пусть тогда подметает в одиночестве. — И ушла. Наверняка еще за одной стопкой книг.
Аппетитно веяло похлебкой Берди. Бездонные котлы с ней — изыск, какими Венда пока была небогата. Подметая, я вспоминала сапфировую бухту Терравина, и как чайки с криками сновали над головой, как в дверь моей лачуги тихо постучали, как мне в руку легла цветочная гирлянда.
Раздался задорный детский смех. Я подняла глаза и увидела на входе Кадена, шепчущегося с Паулиной. Они крепко-крепко жались друг к другу. Каден передал ей сына, а затем легонько коснулся ее губ. Их нежность расцветала день ото дня.
Иной раз любовь дает ростки там, где совсем не ждешь.
Я поставила метлу на место возле серванта. Замечталась я — а мне еще кипу документов надо…
— Лия, — окликнул меня Каден.
Я повернулась. Они с Паулиной подошли.
— Да?
— Прибыл еще один эмиссар.
Боги, опять? Послы от Малых королевств уже дневали и ночевали в моем кабинете. Никак им не определиться! Все просят гарантий…
— Пусть подождет, я…
— Он прибыл из Дальбрека, — вставила Паулина.
Я и бровью не повела.
— Дальбрек очень щедр к нам, — напомнил Каден.
Скрепя сердце, я с тяжким вздохом согласилась:
— Ну, ведите.
Каден смерил меня оценивающим взглядом.
— Наряд бы слегка… представтельнее.
Я опустила глаза на свое рабочее платье. Вполне добротное.
— Ведите, — с нажимом повторила я, сердито глянув в ответ.
Паулине я даже не позволила открыть рот:
— Что устраивает Венду, устроит и посла.
Оба нахмурились.
Я сдернула чепец и встряхнула волосы.
— Ну вот, довольны?
Они со вздохом вышли. Через минуту Паулина поспешила обратно и напряженно замерла у камина. Каден стоял у входа, в тенях. За его спиной слышались возня и шаги.
— Дальбрекский эмиссар просит аудиенции у королевы Венды! — громко объявил он.
Я махнула рукой, и он отшагнул в сторону.
Передо мной возник эмиссар.
Я зажмурилась.
Сглотнула.
Он подошел ко мне через зал. Громыхали его тяжелые сапоги.
Остановившись, он ухватил мой взгляд и затем упал на колено.
— Ваше величество.
Дар речи меня покинул. Язык сделался шершавым, горло — как иссушенная солнцем кость. Я с трудом одними пальцами велела ему встать.