Глава семидесятая
Каден
Я услышал его в последний миг. Вздрогнул и крутанулся на месте.
— Чего тебе?
— Хочу поговорить о…
Я с размаху дал ему по зубам / в челюсть. Он повалился на каменный пол, и его меч со звоном отлетел в сторону.
Весь багровый от злости, он встал и вытер рассеченную губу.
— Ты совсем сдурел?! — прошипел он, глядя на испачканную кровью руку.
— Сам не хочу получить. Еще помню, как тебе в прошлый раз поговорить захотелось: бросил меня на стену казармы, дал по лицу. Бреднями сыпал.
— Да ты поквитаться решил.
Я пожал плечами.
— Не без этого. Что на этот раз вынюхиваешь?
Тяжело дыша Рейф прожигал меня яростным взглядом. Видно, самого тянуло пустить кулаки в ход, но все же сдержался.
— Во-первых, я не вынюхиваю, — заговорил он. — Во-вторых, хочу поблагодарить, что не бросил Лию одну.
Надо же, благодарить вздумал!
— Теперь увезешь ее в Дальбрек?
Злости на лице как ни бывало
— Лия никогда не вернётся со мной в Дальбрек.
Голос изменился вмиг, да и сама фраза подозрительная. Я насторожился.
— У меня теперь другая невеста.
Я фыркнул. Как же, держи карман.
— Это правда, — добавил он. — Весть по всему Дальбреку разнесли. Лия никогда туда не поедет.
Вот так так! Что же это, Лия для него уже в прошлом?
— Тогда зачем ты явился?
Он странно улыбнулся. На миг и самовлюбленный крестьянин в нем, и эмиссар и даже принц как в воду канули.
— Затем же, что и ты. Что и Лия. Мы хотим спасти королевства, которые нам дороги.
— Дороги ей, — поправил я.
Рейф помрачнел.
— Знаю.
— И тебе от этого больно.
— У каждого был трудный выбор, всем пришлось идти на жертвы. Я понимаю, какой ценой ты помог нам бежать из Венды. Прости, что говорю об этом только сейчас.
Проговорил твердо, будто репетировал. И все же, удивительно, нотка сожаления скользнула. Я кивнул, но в душе ему не верил. С самой нашей встречи у лачуги нам некогда было поговорить: бросились искать Лию, Гвинет и Паулину, а остальное не имело значение.
— Поздравляю с помолвкой, — Я осторожно протянул руку, и он так же осторожно ее пожал:
— Спасибо.
И мы синхронно опустили руки. Он еще долго глядел на меня, словно не решаясь что-то сказать. Я видел его прошлой ночью, слышал, как он попятился из комнаты. Помолвлен, а чувства скрывает плоховато.
— Увидимся на площади, — добавил он напоследок. — Сегодня Лие придется туго. Она будет не изменников разоблачать, которым только путь в темницу, а сплачивать народ. Мы оба ей нужны.
Рейф зашагал прочь, но вдруг оглянулся на темную лестницу передо мной.
— Не стоит. — Наши взгляды скрестились. — Придет еще время. Сейчас, вот так, не надо. Ты лучше него.
И скрылся.
На входе в камеру я сдал оружие стражнику. Отец тут же поднял на меня глаза — в них опять холодный расчёт, только и всего. Вот она, его натура.
— Сын, — заговорил он первым.
Я усмехнулся.
— Думаешь, куплюсь?
— Знаю, я совершил ужасную ошибку. Но люди меняются. Ты был мне самым дорогим из сыновей. Я любил твою мать. Катарина…
— Замолкни! Любимых из дома не вышвыривают и в безымянных могилах не хоронят! И не смей произносить ее имя! Ты в жизни никого не любил.
— А кого любишь ты? Лию? Тебе не суждено быть с ней, Каден.
— Ты ни черта не знаешь.
— Знаю, что кровное родство сильнее мимолетного романа…
— Во что у тебя было с матерью? Мимолетный роман? Эх, а ведь ты так ее любил!
Он сочувственно нахмурился. Давил на жалость.
— Каден, ты мой сын. Вместе мы…
— Давай-ка заключим сделку, папенька.
Его взгляд оживился.
— Ты продал меня за медяк, вот теперь и себя за медяк выкупишь. Ну же, давай. Всего монетку.
Он растерянно уставился на меня.
— Медяк? Сейчас?
Я подставил руку.
— Но у меня нет медяка!
Опустив руку, я пожал плечами.
— Тогда конец твоей жизни, как было с моей.
Я развернулся к выходу, но вдруг решил кое-что добавить.
— Раз ты заодно с Комизаром, и судить тебя будут по его правилам. А он оч-чень любит долгие пытки перед казнью. Они и тебя ждут.
И я вырвался из камеры, а он кричал мне что-то вслед, напирая на «сын». Будь у меня ножи, прирезал бы на месте, но такой легкой смерти он не заслужил.