Глава шестидесятая
«Держись, Лия».
«Ещё немного».
«Держись. Ради меня».
Веет речной сыростью. Тянутся ввысь сосны, увенчанные белыми шапками. Надо мной клубится морозное дыхание. От чьих-то решительных шагов хрустит снег.
Чувствую поцелуй тёплых губ.
«Ещё чуть-чуть».
«Ради меня».
Я приоткрыла глаза. Всё-таки живая. Снежный мир ослепляющей белизны и запаха хвои померк, а ему на смену пришла чёрная камера без окон. Я по-прежнему чувствовала прижимавшие меня руки, пальцы, что отводили с лица налипшие пряди, тёплую, вопреки морозу, грудь. И слышала голос, что не давал ускользнуть во тьму.
«Смотри на меня, Лия! Смотри в глаза!»
Синее пламя, что теплило во мне жизнь.
Я попыталась вглядеться во тьму камеры. Душно. Воздух такой же древний, как стены. Пахло землёй и прелостью. Я прижала ладонь к животу, чтобы остановить кровь, но от боли чуть снова не лишилась чувств и, хватанув воздуха, заставила себя дышать.
Я не готова была принять, что это конец.
Что братьев не отзовут, и они погибнут.
Что я не изобличу изменников.
Что Комизар победил.
Смерть Малика, на удивление, не доставила особого удовольствия. Радость быстро утекала, — прямо как кровь из его шеи. Убив его, я просто поставила точку. То, что у меня отняли, так не вернуть.
Почти не помню, как меня сюда волокли, — все как в тумане. Ясно одно: я не в цитадели. Может, в какой-то из пристроек? Но рисковать и тащить меня по улице, когда замковая темница в двух шагах… Я точно не дальше гарнизона Пирса, но где именно?
Я встала поискать, чем можно бы отбиваться, но ушибленная нога подвернулась, и я шлёпнулась лицом в земляной пол. До чего, наверное, похожа на раненого зверя.
«Теперь наконец мы понимаем друг друга?»
Я подавила слёзы злости.
Нет!
Опершись на здоровую руку, я попыталась подняться. Казалось, хуже быть уже не может, как вдруг в коридоре послышались грохот сапог и приглушённые крики. Дверь отлетела, и свет ударил по глазам. Ко мне втолкнули ещё заключённых и тут же захлопнули камеру, погрузив нас во тьму.
Он уже близко, дети мои.
Его губы скользят по моей шее,
Слюна заливает щёку.
От ласки его холодеет в груди.
Ни мечей,
Ни кулаков он боится всего более,
А моих слов.
Близится мой час.
Но слова, что я дала вам,
Ему не забрать.
— Песнь Венды.