Глава пятьдесят девятая

Родители жили вместе, но на случай недомогания для королевской семьи отводились покои ближе к придворному лекарю. Там на свет появились и мы с братьями. Если отец правда плох — пусть даже это и уловка — он будет именно там.

Надев чепец и, прикрыв лицо стопкой полотенец, я зашла во внешнюю комнату. В руке сжимала бутылочку. Трудно шагать безучастно, когда так тянет сорваться и побежать. Будь отец хоть трижды на меня разгневан, рана от потери Вальтера ещё свежа. Мне только и нужно заронить ему в душу хоть крупицу сомнения, и приказ будет отменён. Он меня выслушает. С ножом у горла, если придётся.

— Врач приказал обтереть королю лоб настойкой, — проговорила я с акцентом на манер злой тёти Бернетты.

Сонная горничная у двери встрепенулась.

— Но никто…

— Да, да, всё как обычно, — проворчала я и, сглотнув, выдавила раздражённо: — Только домой собралась, а тут на тебе. Может, выручишь, а? Тут всего-то надо…

— Нет-нет-нет, — замахала она руками. — Я здесь уже битый час сижу, а так хотя бы пройдусь. — Горничная глянула на стражника у входа. — Попросить, чтобы помог?

— Да я только лоб протереть, справлюсь.

Она радостно встала и в мгновение скрылась.

В покоях царил полумрак. Руки были заняты, так что я попросила стражника закрыть за мной.

— Устав, — пожала я плечами, когда он замялся.

Дверь тихо затворилась, и я оглядела комнату. У стены напротив раскинулось огромное ложе, в котором отец будто утопал. Такой маленький, усохший, словно перины с одеялами его поедают. В глазницах — черные тени, скулы торчат острыми углами. От прежнего отца ни следа.

Я положила полотенца, поставила склянку на столик и подошла. Он не шевельнулся.

«Ему конец».

«Они его добьют».

Так вот о чем шептала цитадель. Сердце зачастило. Я представить не могла, что предупреждение об отце — всегда готовом вспыхнуть, держащим власть в кулаке. Такой уж он.

— Отец?

В ответ ни слова.

Я присела на кровать и взяла его за руку. Теплую, но неживую. Что это с ним? Всё бы отдала, лишь бы он стал прежним, метал громы и молнии. Не зря же Вальтер говорил, как отец на меня сердится.

— Реджина?

Голос до того слабый, что я вздрогнула. Глаза он не открывал.

— Это я, отец. Арабелла. Матери здесь нет. Отец, умоляю, послушай: ты должен сейчас же отозвать Брина и Регана домой. Ты меня понимаешь?

— Арабелла? — Он нахмурился. Глаза блеснули щёлкой. — Ты припозднилась. Сегодня ведь твоя свадьба. Как мне потом объясняться?

В груди все сжалось. Какой же отуманенный взгляд.

— Я с тобой, отец, — и прижала его ладонь к своей щеке. — Всё будет хорошо, обещаю.

— Реджина… Где моя Реджина? — Веки опять смежились.

Сколько нежности вложил в имя матери. Да и меня назвал любя, без капли гнева, скорее с легким укором.

— Отец…

Но какой смысл. Он даже воды попросить не в силах, что уж говорить об отмене приказа. Снова потонул в забытье. Положив ему руку грудь, я дотронулась до его шеи. Пульс ровный и чёткий. Неужели сердце в норме? В чём же дело?

Я подошла к столику и рассеянно пробежала пальцами по рядам настоек и вытяжек — сплошь знакомые с детства лекарства. Мать часто давала их нам с братьями. Поднесла к носу, и точно: сразу вспомнился взопревший лоб, и как голова гудела от горячки. Дальше я заглянула в шкатулку с мазями и травяными примочками, осмотрела комод. Знать бы, что ищу. Баночку, флакон? Свидетельство, что его и правда хотят «добить»? А, если нет, просто плохо лечат?

Я заглянула за зеркало, осмотрела подставку под высокой вазой, обыскала прикроватную тумбочку, даже пощупала под матрасом — ничего.

Тогда я приложилась ухом к двери в смежный кабинет лекаря и, удостоверившись, что там никого, тихо вошла. Но что мне, из каждой склянки отпить и ждать, станет ли плохо? Больше я никак не узнаю, из-за чего отец слег. Может, и правда сердце. Может, разбила его, как говорят.

Вернувшись, я вновь подошла к ларчику с травами. Помнится, придворный лекарь всегда брезговал народными снадобьями. Стоило тёте Бернетте заварить тёте Клорис сбор от мигрени, он всякий раз медленно кивал с плутовской улыбкой.

Шкатулку теперь осмотрела пристальнее, и на самом дне под бутылочками нашла склянку с мизинец, заполненную какой-то золотистой пыльцой. Это отцовское снадобье для сердца? Я откупорила склянку, но запах не шёл. Тогда решила поднести ближе.

Нет. Не стоит.

На вытянутой руке оглядела блестящую золотом склянку и, вернув на место, закрыла шкатулку.

— Ваше высочество.

Я резко развернулась. Передо мной, с видом победителя, стоял канцлер. Струящаяся алая мантия, пальцы в сверкающих перстнях, губы вытянулись в надменную улыбку триумфа. За спиной — два стражника с мечами наголо.

— А писали, чтобы боялся я. Как забавно, — проговорил он с задором. — Бояться нужно вам, дорогая моя.

— Не спеши с выводами.

Я свирепо глянула на него и отвела плащ, чтобы быстрее выхватить оружие. Затем метнула взгляд на стражников. Лица незнакомые. Неужели он приказал заменить гарнизон? И всё же эти двое с символом королевской гвардии.

— Опустите мечи, — обратилась я к ним. — Всеми богами клянусь, вы защищаете не того человека. Он изменник, отправивший моих братьев на смерть. Прошу вас…

— Довольно, принцесса, — закивал канцлер. — Не думал, что вы будете так унижаться. Все прекрасно знают, кто из нас изменник. Вас признали врагом короны. Да, что за чудовище способно убить собственного брата?..

— Я его не убивала! Я…

— Взять её, — отступая, скомандовал канцлер.

Стражники шагнули ко мне, но я не бросилась бежать, нет, я рванулась к канцлеру и обхватила за шею, в тот же миг приставляя к горлу нож.

— Назад! — крикнула я.

Стражники замерли с мечами наготове, но отступать не думали.

— Сказано же, назад, идиоты! — пролепетал Канцлер, чувствуя кончик ножа на шее.

Гвардейцы осторожно отошли к стене напротив.

— То-то же, — бросила я, затем шепнула канцлеру на ухо: — Кому, говоришь, надо бояться?

До чего же приятно частило его сердце под рукой. Вдруг из коридора послышался грохот сапог. Подкрепление. Мне вот-вот перекроют все пути к бегству. Я поволокла канцлера в кабинет лекаря, но у самого порога силой оттолкнула в сторону, так, что он споткнулся, и проскользнула внутрь. Дверь тут же забаррикадировала. Через мгновение стражники уже ломились ко мне под вопли канцлера, чтобы дверь выломали.

Я подошла к окну и посмотрела вниз, однако в этот раз со спасительным карнизом не повезло. Зато прямо внизу темнел балкон, только сильно ниже, и к тому же из голого камня. Выбора нет. Я осторожно свесилась на окне и разжала пальцы. Приземлилась с кувырком, да только ногу от удара всё равно пронзило болью. Я заковыляла прочь, не разбирая пути, металась из комнаты в комнату, бросалась наугад в коридоры, если слышала топот солдат. Промахнув лестницу для слуг, я вбежала в пустой зал, где крики звучали глуше — меня всё ещё искали наверху. Я оказалась в задней части цитадели, значит, на свободу мне ближе всего через чёрный ход для слуг, которым почти не пользуются. По нему мы с Паулиной впервые сбежали.

Едва я отодвинула щеколду, раздался странный металлический щелчок. Я обернулась. Что-то свистнуло над ухом, затем — стук-стук-стук о дерево.

И тут руку прожгло такой болью, что перед глазами всё поплыло. Я, было, дёрнулась, но в груди захолонуло: руку что-то держит. Глянула влево. В двери один под другим торчали два длинных арбалетных болта, третий же намертво пригвоздил мою ладонь. На пол западали капли крови. Услышав шаги, я попыталась вырвать болт, но от боли меня едва наизнанку не вывернуло. Шаги все приближались. Подняв глаза, я увидела, как ко мне вразвалочку идет фигура. Развязность-то до чего знакомая. А нож на полу. Я выхватила меч, но понимала, что выгляжу жалко — куда там защищаться с прибитой рукой? Человек вышел на свет.

Малик.

Арбалета, как у него в руке, я ещё не видела. От боли меня затрясло, и всё вокруг будто сделалось во сто крат громче: его шаги, скрежет кончика моего клинка о пол, мой надсадный хрип.

— Вот так встреча, принцесса! — пропел он. — Каден, надо думать, тоже здесь? Зря я все-таки дал ему уйти тогда, на террасе. — И расплылся в самодовольной ухмылке. Той самой, за которую я однажды поклялась отомстить.

— Жаль не разделяю радости, Малик. — Я едва приподняла на него меч, но даже от этого руку снова прострелило. Лишь бы не выдать мучений.

Он без труда отбил меч арбалетом, и тот забряцал по полу. От удара пробитую ладонь охватило таким огнём, что я не сдержала стон. Ухватив меня за другую руку, Малик придвинулся ко мне всем телом.

— Умоляю, нет… Мои братья…

— Беспомощная и молишь о пощаде. Такой, принцесса, ты мне по душе. — На его лице виднелись шрамы от моих ногтей, а глаза полыхали жаждой мести. Он прижался ещё ближе и свободной рукой схватил меня за горло. — Нравится болт? Поклон от Комизара. Жалеет, что сам заглянуть не сможет. Видимо, придётся нам с тобой как-то самим. — Его рука опустилась мне на грудь. — Когда закончим, за каждый шрам на моём лице исполосую. Комизару-то плевать, какой тебя получит.

Все, что я видела в этот миг, что затмило чувства — его ухмылка, самодовольная и хозяйская, как у властелина мира, всколыхнувшая болезненные воспоминания. Вальтер рыдает у меня на плече. Грета со стрелой в горле. Пламя пожирает детский чепчик.

«Это тоже было нетрудно», — стояли в ушах его слова. Нетрудно было её убить.

Шумно дыша мне в ухо, он возился с моим ремнём, рванул пуговицы на штанах.

«Убить было нетрудно».

Я попыталась вывернуть руку, зажать болт, но услышала хруст кости. По предплечью зазмеилась кровь. Из горла вырвался даже не крик, а низкий звериный рёв. Агония стала топливом, что распаляло пламя в груди всё жарче. Я сжала кулак и потянула. Кисть выжигало изнутри, болт распалял мою ярость. Потянув, я высвободила его ещё больше. Упоённый моими стонами, Малик жадно окинул моё лицо, словно уже распланировал, где резать.