Глава сорок третья

Рейф

До чего внезапно я превратился из солдата в короля. Теперь все бароны в собрании как один хотят кусочек моей шкуры. Понятно, что рисуются они только для вида, лишь бы завладеть моим вниманием, в чём я не смел отказывать. Крепче всего за меня взялись восемь министров — те, с кем отец работал бок о бок.

Само собой, мне были рады, но от каждой любезности веяло упрёками и предостережениями: «где тебя носило?» и «волнения уже вспыхнули и потухнут нескоро».

Но больнее всего мне стало от слов придворного лекаря:

«На смертном одре и отец, и мать звали вас. Я говорил, что вы в пути».

Не я один намеренно лгал, лишь бы внушить надежду. Впрочем, корить себя не время.

Если я не совещался со знатью, министрами или толпой генералов, значит совещался со всеми сразу. Генерал Дрейгер часто брал слово, и, поскольку был наместником столицы, его голос имел силу. Дрейгер не скрывал намерений, давая понять мне и остальным, что глаз с меня не спустит: права на ошибку у меня нет, и я ещё расплачусь за своё исчезновение.

Все будто сговорились испытать новоиспечённого правителя, но я твёрдо действовал по наказу Свена: слушал, взвешивал, потом действовал. Но не позволял на себя давить. Мы будто кружились в танце взаимных уступок, и когда придворные переходили черту, приходилось их одёргивать. Невольно вспомнилось, как на балу шагнул в сторону Лии, а она упрямо отказалась отступить в ответ.

В тот миг я понял, что давить на неё бесполезно. Я чувствовал, что вот-вот её потеряю. Впрочем, и так потерял. Она ушла навсегда. Что ж, к лучшему. На моих плечах проблемы целого королевства.

Первым моим указам генералы воспротивились, но я был непреклонен: слово короля — закон. Гарнизоны северных застав и слабозащищённых городов будут усилены, войска с южных границ — перенаправлены на запад и восток. Надвигается буря, и пусть мы пока не знаем её силы, нужно готовиться. Упрямые бароны, конечно, заявили, что нельзя оставлять столицу без защиты.

— Граница будет первой на пути врага, — ответил я.

— Благодаря вашему отцу и его советникам наши границы и так отлично защищены, — вмешался генерал Дрейгер. — Вы хотите ещё больше разладить королевство из-за какой-то сомнительной девицы?

В зале повисла тишина. «Сомнительной девицы». Сколько же оскорбительных подтекстов таилось в этих словах! Слухи о наших с принцессой отношениях уже наверняка стали достоянием всего двора. Значит, и про наше горькое расставание известно. Раньше при мне о Лие говорить не смели. «Какой-то сомнительной девицы». Будто она никто, пустышка! Очередная перчатка мне в лицо — проверяют, верен ли ещё Дальбреку? Наверное, втайне посмеялись бы надо мной, если бы узнали, что войску я представил Лию будущей королевой.

Глядя в лица придворных, я вдруг почувствовал себя на её месте. Вспомнил, как усомнился в том, во что она свято верила. Был не лучше своих подданных.

«Рейф, ты хоть раз доверялся предчувствию?»

На уловку Дрейгера я не куплюсь — ему не втянуть в наши дрязги Лию:

— Моё решение продиктовано только тем, что я видел собственными глазами. Долг велит мне защищать подданных и земли Дальбрека. Поскольку новых сведений нет, будьте добры исполнить приказы без промедления.

Генерал пожал плечами, совет нехотя закивал. Им мало того, что я вернулся. Хотят, чтобы я отрекся от Лии, как от морриганской заговорщицы. Чтобы вновь стал своим в полном смысле.

Меня в спешке короновали и после этого наконец-то устроили отцу погребальную церемонию. Он умер несколько недель назад, но тело сохранили нетронутым. До моего возвращения смерть короля надлежало держать в тайне, а значит, и проводить его к богам не могли.

Поднося факел к костру, я вдруг ощутил себя недостойным, как будто боги упрекнули, что я никогда не пытался их понять и услышать. Свен был для меня наставником, но не духовным, и в те редкие случаи, когда я заглядывал в часовню, в вопросах веры меня просвещал Мэррик. Помнится, Лия спросила, кому из богов я молюсь, а я не нашёлся с ответом. У них есть имена? Морриганцы верят в четырёх богов. Мэррик учил, что на небесном престоле их трое, и верхом на свирепых зверях они охраняют врата в рай. Ну, когда не обрушивают на землю звёзды.

«Милостию небес Дальбрек непобедим. Мы самые обласканные богами потомки выживших».

Языки пламени ползли по савану, пожирая ткань. Оседающие дрова отвлекали от реальности смерти. Огонь взметнулся выше, провожая из этого мира верного родине солдата и короля на глазах всего королевства, следившего и за мной. Выжидающие взгляды давили тяжким грузом. Даже сейчас я должен быть самой стойкостью, гарантией, что жизнь идёт своим чередом. Я стоял между столпов Минноба: высеченного из камня воина по одну сторону и его гарцующего коня — по другую. Две из дюжины статуй, хранители этой площади и славной истории Дальбрека. Одно из чудес королевства, которые я хотел показать Лие.

Если бы она приехала сюда.

Костёр дышал в лицо жаром, но я не позволил себе отступить. Помню слова Лии: «Капсий — бог обиженных». В Терравине я дерзко грозил ему кулаком, а теперь он, должно быть, заливается смехом. Пламя трещало и шипело, нашёптывая небесам тайные послания, над площадью висел чёрный дым. Настал миг помолиться за упокой, но вместо этого я склонился и вознёс молитву за живых. За спиной запричитали — король на коленях!

Не прошло и трёх дней с похорон, как министры, бароны и прочая знать свезли в столицу дочерей и, подступаясь с пустячными вопросами, как бы невзначай сватали их мне. «Вы же помните мою дочурку?» — и после этих слов девушку расхваливали на все лады, предлагали познакомиться. Гандри, главный министр и ближайший советник отца, заметив, как я закатываю глаза после очередного барона с дочерью, посоветовал всерьёз задуматься о женитьбе:

— Это поможет развеять сомнения и привнести стабильность.

— Сомнения ещё не улеглись?

— Вы пропали на несколько месяцев, не сказав никому ни слова.

Как ни странно, за это я больше себя не винил. Что оставил родителей в неведении и не был с ними в последний час — да, однако я сделал то, о чём прежние короли и генералы думать не смели: ступил на венданскую землю и жил бок о бок с её народом. Теперь я как никто другой понимаю венданцев, знаю чего они хотят и на что способны. Может, поэтому армия так тепло меня встретили, хотя высшие круги до сих пор косо смотрят. С отрядом из пяти человек мы обвели вокруг пальца тысячи. Теперь мой побег казался необходимостью, а вовсе не опрометчивостью, но как убедить в этом совет и знать?

Я закрыл счётную книгу и потёр глаза. Такой пустой казна ещё не бывала. Надеюсь, завтрашняя встреча с крупными купцами и крестьянами подстегнёт торговлю и средства польются. Я уставился на потёртый корешок книги. Что-то упорно не давало мне покоя, вернее, целое множество едва уловимых тревог, и каждая глодала на свой манер.

Стены давили, и я вышел на веранду. Всё не верилось, что кабинет теперь мой. Каждая мелочь в нём напоминала об отце, его долгой жизни и правлении. Сколько себя помню, здесь проводились собрания. Как-то он позвал меня, семилетнего, к себе и сообщил, что через пару недель отдаёт Свену на попечение. Я толком ничего не понял, знал лишь, что никуда не хочу. Мне было страшно, и приглашённый для знакомства Свен ещё сильнее испугал меня суровым видом. Он так отличался от отца. Я едва сдержал слёзы. Сейчас понимаю, что, наверное, отцу тоже пришлось нелегко, но мы не хотели показывать друг перед другом слабость. Сколько же мучительных выборов на его счету, о которых я даже не знаю?

Мне редко удавалось побыть одному, обычно заседания плавно перетекали сразу в ужин. Я чувствовал себя, скорее, не королём, а измученным крестьянином, который пытается собрать в стадо разбежавшихся свиней.

Я облокотился на каменные перила, свежий ветерок приятно трепал волосы. В мраке прохладной ночи светились далёкие колонны Минноба. Столица спала, и над её тёмными очертаниями серебрилась россыпь звёзд. Сколько же раз отец стоял здесь, размышляя, как совладать с требованиями двора, хотя его тревоги отличались от моих.

Добралась ли она?

Всё ли в порядке?..

А вдруг она всё-таки была права?

Может, это и тревожило меня? В её словах сомневалась едва ли не вся Марабелла, включая Бодена и командиров. Признаться, осматривая город с Калантой и Ульриксом, я не заметил и намёка на огромное войско, и в Санктуме об этом не упоминали даже вскользь.

Однако полутысячный отряд, что привёл Лию в город, я хорошо помню. Такое число воинов сбило меня с толку, но, возможно, это была вся их хвалёная армия.

А подати? Наместники роптали, но всё равно раскошеливались… Из страха или в предвкушении награды? Им всем, как и Комизару, вечно хотелось кусочек послаще. До чего жадно запылали их глаза при виде трофеев с убитых дальбрекских солдат.

Да и та склянка с непонятной жидкостью… Одним взрывом вывела из строя громадный мост. Чересчур для нищих дикарей. Возможно, и правда случайность, как уверил Хейг. Всё возможно. Но у меня нет доказательств одному: что случилось немыслимое, и бедная варварская страна собрала войско, готовое смять всех соседей вместе взятых. После приказа усилить границы совет и так усомнился в моем душевном здоровье.

Дверь кабинета скрипнула, и на стол со звоном опустился поднос. Свен лучше всех меня понимал. Сколько же головной боли я доставлял ему первые годы! Бывало, пну под коленку и давай бежать, но он подхватывал меня на плечо и швырял в корыто с водой.

«Я воспитываю короля, а не балбеса! Бить того, кто от тебя и мокрого места не оставит — последняя дурость!».

Окунали меня часто. Свен был на порядок терпеливее меня.

Я всматривался в семь едва различимых голубых куполов храма. Глухой стук. Бумаги на столе. Свен каждый вечер приносил мне распорядок на завтра.