За это время мой брат не приходит в сознание, а она так и не отвечает на мой вопрос. Хотя я слишком боюсь спрашивать снова. Я знаю, что он так долго не приходит в сознание, не очень хороший знак.

Снова ночь. Я не могу вспомнить какая по счёту. Третья? Может четвёртая? Я ловлю себя на том, что задремала, и встаю, чтобы пройтись по комнате. Пора снова кормить его? Наверное, пора. Я приподнимаю его голову, чтобы влить воду и бульон в его горло. Он стонет, когда я заканчиваю. Это первый звук, который он издал.

— Ландон? — спрашиваю я.

Ответа нет. Я всё равно говорю с ним.

— Ты в порядке, братец. Я здесь. Я буду присматривать за тобой, и ты будешь в безопасности. Обещаю.

Я наклоняюсь и целую его в лоб.

— Я люблю тебя.

Моя голова запрокидывается, когда меня поднимают, едва ли пробуждая от самого глубокого сна, в который я когда-либо проваливалась. Сильные руки укладывают меня на меха. Я погружаюсь в них, как в перья.

Меня разбудила рука, поглаживающая мою макушку. Устало моргая, я смотрю сквозь вуаль на Оландона.

— Привет, — я зеваю, а потом сажусь прямо. — Ты очнулся!

Я освобождаюсь от мехов, желая получше рассмотреть его. Его лицо всё ещё исхудавшее и осунувшееся, но в глазах есть жизнь. И он в сознании. Это должно быть хорошим знаком. Я смотрю на него, безмерно благодарная, но всё ещё в страхе, что смерть заберёт его.

— Да. Прошу прощения, что разбудил тебя, но я отчаянно нуждаюсь в воде и не могу добыть её самостоятельно, — хрипит он.

Старый Оландон был бы смущён, признав это, но мужчина передо мной говорит об этом, как о факте.

— Конечно.

Мой голос скрипит, предавая эмоции. Я прочищаю горло.

— Не знаю, когда я уснула.

Я улыбаюсь Оландону и вспоминаю, что он не может этого видеть. Я хмурюсь, вспоминая сильные руки, укладывающие меня в меха. Был ли это Джован?

Оландон так хочет пить, что я даю ему пять ложек воды.

— Ты можешь выпить больше, если Садра разрешит. Слишком много сейчас вредно, — говорю я.

Я призываю его отдохнуть.

— Ты не отчитала меня за то, что я прошёл через Оскалу, — замечает он.

Я глажу его по волосам. Да, я вскоре догадалась, что именно это он и сделал, после того как первоначальный шок от встречи с ним прошёл, хотя я не могла поверить в это, пока не услышала его подтверждение только что.

— Я жду, пока ты наберёшься сил.

Сейчас я больше беспокоилась, почему он это сделал.

— Близнецы в порядке? Аквин? Приют? — спрашиваю я.

Он улыбается мне потрескавшимися губами, сухими от недостатка воды:

— Все они в порядке. И ты жива. Всё замечательно.

За исключением него.

Я вздыхаю и смотрю в окно, в которое льётся солнечный свет.

— Нам о многом надо поговорить.

Когда он не отвечает, я поворачиваюсь и вижу, что он снова погрузился в бессознательное состояние или сон. Я натягиваю на него меха и отодвигаю кувшин, наблюдая за ним.

Конечно, я должна сказать ему, что у меня голубые глаза. Я не могу хранить втайне от него что-то столь значительное, не тогда, когда последствия коснулись и его. Я надеялась, что это можно будет отложить на подольше. Возможно, я поборола свою фобию по отношению к самому материалу, но я боюсь, что сам акт показа лица всегда будет невыносимым.

Когда я вхожу в обеденный зал, в комнате воцаряется предсказуемая тишина.

Сегодня утром урчание в животе напомнило мне, что я не ела несколько дней. Я иду прямо к столу и беру две груши и несколько печений. Достаточно, чтобы мне не пришлось спускаться сюда до завтра. Я бросаю взгляд в сторону задней части обеденного зала, но не вижу там никого из моих друзей по бараку. Скорее всего, они вернулись во Внешние Кольца. Я планировала снова выйти, но меня окликает голос:

— И куда, по-твоему, ты собралась?

Санджей встаёт из-за стола делегатов. Ещё одна вещь, которую я не ждала с нетерпением. Сделав глубокий вдох, я подхожу и изучаю группу своих друзей. Я вижу, что Жаклин выглядит несчастной, увидев меня. На лицах других улыбки. Страх немного ослабевает.

— Привет, — глупо говорю я.

Повисает тишина, и потом Санджей смеётся.

— Если можно выглядеть застенчиво в вуали, я думаю, именно так ты и выглядишь.
Его замечание снимает напряжение, и я присоединяюсь к смеху.

Фиона обнимает меня, и Садра снова обнимает меня. Аднан, Малир и Роман приветствуют меня, а Рон поднимает бровь, которую я игнорирую и обнимаю его. Я беспокоюсь, что поднятая бровь может быть своего рода вызовом. Я всё ещё не уверена, связал ли Рон меня и Мороз.

Жаклин встаёт и уходит, прежде чем я добираюсь до неё. Роман извиняется и идёт за ней, а я бью Санджея по руке.

— Ты пропала на месяцы. Куда ты исчезла? Мы все искали тебя. И что на тебе надето? — болтает Санджей.

— Ты не должен держать всё это в себе, Санджей. Это тебе не на пользу, — говорю я, а остальные смеются.

Я успешно уклоняюсь от его вопросов. Аднан с интересом рассматривает мой костюм. Несомненно, ему интересно, что это за материал. Возможно, он уже думает о том, что из него можно сделать. Я не подумала о том, что моя одежда может вызвать нежелательный интерес. В действительности мне всё равно не во что было переодеться.

— И я искренне сожалею, что обманула вас всех. Я не собиралась отсутствовать дольше нескольких дней. Мне нужно было кое-что сделать, но вы не заслужили переживаний, которые я причинила. Надеюсь, со временем вы примете мои извинения, — говорю я с поклоном.

Малир прочищает горло.

— Как раз об этом. У нас будет долгий разговор о том, как тебе удалось ускользнуть от Дозора по дороге.

Я пригибаю голову.

Если только это не долгий разговор о том, как я спасла ему жизнь в Куполе. Король, должно быть, наговорил Малиру гадостей, когда я исчезла. Садра улыбается Малиру и берёт его за руку.

— Извини, — повторяю я.

Санджей фыркает.

— Что бы вы ни говорили, ребята. Я считаю, это уморительно. Крошечная девчонка, которая заставила всех нас бегать кругами в течение нескольких месяцев.

Фиона накрывает ладонью его руку.

— Ты притворяешься, что не был так же обеспокоен, как и остальные? — спрашивает она.

Его шея краснеет, и остальные смеются над его неловкостью. Мой смех застревает в горле. Я и не подозревала, как сильно скучала по этим людям. Даже после того, как я обманула их и сбежала, они готовы оставить это в прошлом. Вот так просто. Ну, кроме Жаклин. Интересно, почему она так сердится? Полагаю, она приняла предательство ближе к сердцу, чем остальные.

— Я хотела бы поговорить ещё, но мне нужно вернуться к брату. Я не хочу оставлять его одного, на случай если он снова проснётся, — говорю я.

— Он приходил в себя? — спрашивает Садра, вставая. — Почему ты не сказала мне.

Я отступаю в сторону, и она проносится мимо. Я бросаюсь за ней вдогонку, глубокий смех Малира раздаётся позади меня.

Садра сообщает, что сердце Оландона окрепло, а его кожа приобрела здоровый цвет. Она говорит, что он пролежит в постели ещё несколько недель, чтобы восстановить силы. И даже после этого ему понадобятся физические упражнения, чтобы восстановить мышцы. Она упоминает, что могут быть некоторые постоянные последствия для его здоровья. Я просто радуюсь тому, что он будет жить.

— Откуда ты знаешь, что не изнуряешь себя ещё больше? — спрашиваю я Оландона.

Ему очень хочется выйти из комнаты, и он решил ускорить своё выздоровление, делая упражнения в постели. Теперь он дольше бодрствует. И может стоять, пока я помогаю ему умываться.

— В конце концов, это придётся сделать, — ворчит он, скользя пяткой вперёд-назад под мехом.

Каждый день, когда его лицо становится немного полнее, это хороший день для меня.

— Я хочу, чтобы ты стал таким толстым, чтобы не было видно ни одного ребра, и у тебя было три подбородка, — говорю я.

Он смеётся.

— Ты хочешь, чтобы я выглядел, как Сатум Офрид, — уточняет он.

Я гримасничаю. Мне не нравился Сатум Казначейства Осолиса.

— Может быть, только два подбородка.

— Тогда мне нужен завтрак, — говорит он.

Я собираюсь пойти в обеденный зал, сердце согревается от его смеха.

— Брат, нам нужно поговорить...

У него отвисает челюсть, и он отводит взгляд. Я жду ответа, которого, как я знаю, не будет. Это не первый раз, когда я спрашиваю.

Я вздыхаю и оставляю это на потом.

— Пойду, принесу тебе поесть.

Я испытываю обычное беспокойство, входя в переполненный зал. Прошло уже две недели, а Джован до сих пор не сказал мне ни слова. Он даже не смотрит на меня. Ну, я бы не узнала, если бы он посмотрел на меня, потому что я твёрдо решила не смотреть на него. Вскоре после моего первого появления за едой в комнату принесли три комплекта одежды. Фиона сказала, что на этот раз это была не она. Интересно, это приказал Джован? По крайней мере, я вернулась в образе Татумы и с вуалью на лице. Не знаю, смогла бы я вернуться в облике Мороз. Я бы не смогла доверять выражению своего лица рядом с Королём.

Я машу делегатам и получаю несколько взмахов в ответ. Я рада, что отношения с ними постепенно возвращаются в нормальное русло. Я иду к столам с едой и прохожу в самый конец. Но ждёт меня там пустое блюдо, на котором обычно лежали мои груши. Кто их все съел? Никто никогда не ест груши! Это какая-то месть от Джована?

Я издаю стон и расправляю плечи, откидывая голову назад по кругу, чтобы размять руки, затёкшие от заботы об Оландоне.

Не знаю, что заставляет меня оглянуться. Возможно, мерцание, когда свет попадает на наконечник стрелы.

Ещё секунда уходит на то, чтобы поверить в реальность того, что я вижу.

Высоко на стропилах, в самом деле, стоит лучник. Тетива натянута. Я даже не успеваю почувствовать ужас, как уже следую по его линии прицела к цели стрелы.

Я бросаю массивное блюдо, одновременно выкрикивая имя.

Его цель уклоняется от швырнутого в него блюда, и по странному стечению обстоятельств стрела отскакивает от блюда и вонзается в стену позади него.