ГЛАВА 23

Ашон хватается за голову, об которую ударилось блюдо. Остальные за тронным столом смотрят на меня в недоумении. Большинство не понимают, что произошло.

— Не дайте ему сбежать! — ревёт Джован, указывая вверх на лучника, который, должно быть, немного шокирован, потому что высокий, худой, незнакомый мужчина не двигается.

Я запрыгиваю на помост у трона и выкручиваю стрелу из стены.

Руки трясутся, я вытаскиваю стрелу Кедрика из ботинка и подношу их друг к другу. Вообще-то мне даже не нужно их сравнивать. Я запомнила стрелу Кедрика.

Ощущения не похожи ни на что, что я когда-либо чувствовала. Всё происходит как в замедленной съёмке. Но в то же время моё сознание движется слишком быстро, чтобы чувствовать себя комфортно.

Стрелы одинаковые. Наконец-то я нашла совпадение.

В моих ушах нарастает рёв. Гнев, который я считала иссякшим и угасшим, поднимается откуда-то из глубины души, в ярости, такой горячей, что, должно быть, обжигает мои внутренности. Стрелы выпадают из моей хватки, и я бросаюсь с платформы вслед за убийцей.

Я всегда думала, что убью этого человека стрелой Кедрика. Что это послужит поэтической справедливости. Но стрела только замедлит меня. Я убью его голыми руками.

Меня поднимают и опрокидывают на спину.

Надо мной нависает Джован.

— Ты не пойдёшь за ним, — говорит он, тяжело дыша.

— Джован, лучше отвали от меня, прямо сейчас. Стрелы идентичны! Этот человек убил Кедрика, — грубо шепчу я.

Я хочу выкрикнуть эти слова, но он давит на меня. Он не может знать, иначе не стал бы меня удерживать. Как только он поймёт, он отпустит меня.

Он прижимает меня к себе, а другой рукой хватает за подбородок. Его глаза выглядят не так, как должны. В них нет ни капли гнева. Это... страх?

— Нет, — мягким голосом говорит он.

Я изо всех сил пытаюсь вырваться из его хватки. Ему едва удаётся удержать меня, пока я использую против него все имеющиеся в моём арсенале приёмы. Я знаю, что прошло уже слишком много времени, чтобы я смогла поймать лучника. Но я продолжаю метаться из стороны в сторону, чтобы избавиться от Джована.

— Прошу прощения, мой Король? — говорит кто-то.

— Что? — он огрызается через плечо.

— Я собрал первоначальный отчёт. Никто из караульных не видел, как убийца входил или выходил. Я удвоил Дозор снаружи и поставил стражу на крыше, — докладывает Малир. — На данном этапе, кажется, он исчез.

Ассамблея издаёт вздох.

Отчаянный крик вырывается из моих уст. Стремление бороться покидает меня, и бесполезные слёзы катятся по моим щекам, когда я опускаюсь, поверженная. Темноволосый убийца снова ускользнул из моих рук. И это вина Джована.

— Возможно ли, что он всё ещё в замке? — требовательно спрашивает он. — Это был не один из нас. Я не узнал его.

Я слышу отрицательный ответ мужчины. Я снова толкаю Джована, он опускается на корточки и, наконец, отпускает меня. Дозорный устремляется прочь, а Король поворачивается ко мне, всё ещё стоя на коленях — идеальная высота.

Я бью его по лицу так сильно, как могу. Когда зал взрывается гневными криками, я слышу, как несколько человек подходят ко мне сзади. Джован поднимает руку, двигая челюстью вперёд-назад.

Мой голос сорван, и когда я говорю, раздаётся хриплый шепот:

— Ты позволил сбежать убийце своего брата. Как ты мог так поступить?

Он не отвечает.

— Как ты мог так поступить со мной?

Мой голос настолько хриплый, что слова едва слышны.

Я смотрю на него, стоящего передо мной на коленях и пристально смотрящего туда, где, по его мнению, должны быть мои глаза, и я ненавижу его.

Следующие пару часов я мечусь по комнате, радуясь, что Оландон спит, иначе он бы потребовал рассказать, что произошло. Я тоскую по боксерскому мешку в казармах. Джован остановил меня. Почему? Он знает, что я могу о себе позаботиться.

В этом была его проблема? Он не хотел, чтобы я раскрыла свои бойцовские навыки. Чтобы люди поняли, что я Мороз. И он заслужил этот удар. Я игнорирую чувство вины. Я не собиралась переживать из-за этого. И человек был незнакомцем! Я вообще его не узнала. Единственным положительным моментов в этом деле было то, что делегаты были невиновны.

Я намереваюсь больше никогда не спускаться в обеденный зал, но у четырёх Дозорных, которые приходят к нашей двери, другие планы. Все должны спать в обеденном зале, пока замок не будет обследован надлежащим образом. Больше никто даже не покинул зал. Я указываю на то, что покушение произошло там, где мы должны спать. Меня заверяют, что на крыше выставлены Дозорные и территория безопасна. Они также сообщают мне, что Король полагает, что мне может понадобиться помощь с Оландоном. Я горько усмехаюсь, собирая вещи. Конечно, он хочет помочь сейчас, когда уже слишком поздно.

Дозорные ждут снаружи, пока я помогаю Оландону одеться. Входят четверо мужчин: двое собирают наши постельные принадлежности, а остальные предлагают помощь моему брату. Он отмахивается от них. Вздохнув, я передаю кувшины одному из мужчин и обнимаю Оландона. Он опускает часть своего веса на меня, и я тихо смеюсь над его гордостью. Спустя некоторое время он усмехается вместе со мной.

Требуется много времени, чтобы доставить моего брата вниз. Когда мы подходим к арке, я издаю вопросительный звук, и он кивает. Я жду пока он докажет, что может стоять самостоятельно, а затем веду его в зал.

Люди всеми силами избегают меня. Я не чувствовала такого с тех пор, как я в последний раз проходила через одну из деревень на Осолисе. Но люди снова обращаются со мной так, будто у меня какая-то болезнь, которую они могут подхватить. Никто не бьёт Короля и не выходит сухим из воды. На этот раз я заслужила это.

Дозорные направляют нас к помосту для тронов и расстилают наши меха в одном из углов. Я смотрю на Оландона и вижу, что он потеет от усилия удержаться в вертикальном положении. Гордость — понятная вещь. Она имеет своё место, если только ты можешь видеть сквозь неё. Я уже собираюсь помочь ему лечь, когда кто-то проносится мимо меня. Ашон опускает моего брата, не обращая внимания на протестующие руки Оландона, а затем встаёт и поворачивается ко мне лицом.

Он бросает взгляд вокруг себя и смотрит на моего брата, который, похоже, потерял сознание. Затем он опускается передо мной на колени и берёт мою руку в свою.

— Я невероятно сожалею, — шепчет он. — Обо всём. Я думал, это ты убила моего брата, — его хватка граничит с болью. — Но ты спасла меня. После всего, что я сделал, ты спасла меня. Я не заслуживаю этого, — говорит он в порыве волнения.

— Я прощаю тебя, — говорю я и сжимаю его пальцы прежде, чем попытаться освободиться.

— Нет, ты не понимаешь, — говорит он. — Моё горе ослепило меня. Он был моим лучшим другом, и моё единственное оправдание в том, что я просто не мог вынести этого. Я заплатил мужчинам...

Я закрываю его рот рукой, возможно, слишком решительно.

— Я знаю, что ты сделал, — я смотрю на него, пока его глаза не расширяются, и я вижу, что он понимает. — И я прощаю тебя. Мы все совершаем ошибки, и хотя твоя ошибка была больше, чем у большинства, кажется, ты усвоил свой урок.

Он садится на край помоста.

— Ты более милосердна, чем был бы я, — наконец говорит он. — Как давно ты знаешь?

Я пожимаю плечами.

— Кедрик всегда говорил, что думал, что мы подружимся. Мне нравится чтить его память, когда я могу. Но к тому же я провела достаточно времени с молодыми людьми, — я опускаю взгляд на своего брата, — чтобы распознать, когда человек сбился с пути. И я предполагаю, что ничто из того, что я сейчас скажу, не заставит тебя чувствовать себя так же плохо, как ты уже чувствуешь.

Я игнорирую его второй вопрос. Ашон быстро моргает. Слёзы. Он снова моргает от слёз. Похоже, это тема всего вечера.

— Есть одна вещь, о которой я бы попросила, — быстро добавляю я, стремясь закончить и оставить его зализывать раны.

Я тщательно подбираю слова.

— Водиться с бандитами или даже нанимать их — скользкий путь. Мне нужно, чтобы ты пообещал мне, что немедленно сойдёшь с этого скользкого пути, и что ты больше никогда никого не будешь избивать.

Я смотрю на Ашона в поисках ожидаемого обещания, но он смотрит через мое плечо, и на его лице отражается ужас.

— Что ты сейчас сказала? - вкрадчивый, опасный голос раздаётся позади меня.

Я бросаю взгляд на Ашона. Как много Джован подслушал? Я открываю рот, чтобы заговорить, но Ашон опережает меня.

— Я нанял бандитов, чтобы они избили Татуму, когда мы были в Третьем Секторе, — признаётся он.

Я поворачиваюсь, чтобы оценить, насколько серьёзными будут последствия. Всё плохо. Джован дрожит от подавляемой ярости. На его челюсти синяк от моего удара. Я встаю перед его братом.

Ашон продолжает рассказ через мою голову.

— Затем я нанял других бандитов, чтобы заставить замолчать первых бандитов. Но я не знал, что им вырежут языки, — говорит он.

Я смотрю на него и вижу искреннее раскаяние в его глазах. Как, по его мнению, бандиты заставят их замолчать? Мой взгляд мечется между двумя мужчинами. Один свирепый, другой в отчаянии. Всё быстро летит под откос.

Я делаю шаг к Джовану с поднятыми руками, на время отбросив затаённую на него злость.

— Ашон совершил ошибку, — начинаю я.

— Ошибку? — шипит он. — Он сломал тебе рёбра, непрерывно пинал в спину. Нанёс тебе столько ударов по лицу, что удивительно, как ты не умерла.

— Это сделал не он, — слабо говорю я.

— С таким же успехом он мог бы это сделать. Я поклялся привлечь свинью, которая это сделала, к ответственности! — кричит он, теряя контроль над собой.

Зал затихает. Я смотрю, как он пытается вернуть самообладание. Я никогда не видела его в такой ярости. Он делает подобие бесстрастного лица и смотрит вокруг себя, пока суета не возобновляется.

— Ашон твой брат. Единственный, который остался, — тихо говорю я.

— И всё же он не поступает в соответствии с человеческой моралью. Он считает себя неуязвимым для моих законов.