Я слышу его вопросительный тон и смотрю на него тяжёлым взглядом. Здесь слишком много ушей. Я знаю, что, рано или поздно, должна буду дать им объяснение, почему Джован помиловал их. Я понятия не имею, что сказать. Что вообще может объяснить те отношения, которые продемонстрировали мы с Королём?

Я слышу грандиозное урчание жалующегося желудка Лавины и оглядываю сидящих мужчин. Ассамблея ест. Я знаю, что формально не являюсь пленницей, но не уверена в положении членов барака. Являемся ли мы какого—то рода гостями? Я оглядываюсь вокруг. В обеденном зале больше Дозорных, чем обычно, но Джован знает, что наши жизни в его руках. Нас всех привели в обеденный зал. Я предполагаю, что мы здесь, чтобы поесть, но никто не потрудился нам об этом сказать. Возможно, они получают удовольствие от нашего дискомфорта.

— Пойдём со мной, — говорю я Лавине и направляюсь к столам с едой.

Я игнорирую одобрительные возгласы, когда прохожу мимо некоторых мужчин из ассамблеи. В сравнении с грубыми комментариями в ямах, они похожи на щенков, пытающихся тявкать. Лавина плетется рядом со мной. Мы останавливаемся перед горой еды. Я бросаю взгляд из-под ресниц на массивного мужчину рядом со мной. Его глаза чуть не вылезают из орбит. Я смеюсь над ним, а он ухмыляется, легонько подталкивая меня своей неповрежденной рукой.

Я иду вдоль стола и останавливаюсь как вкопанная, когда понимаю, куда иду.

Я не могу есть грушу.

Всем хорошо известно, что они — любимая еда Олины. О чём я только думала? Я с тоской смотрю на корзину с сочными фруктами, но затем поворачиваюсь и беру мясо. Всегда мясо. Я тоскую по овощам и яблокам. Я наваливаю еду на своё блюдо, с наслаждением наблюдая за Лавиной.

Наполнив тарелку, я возвращаюсь к столу. Похоже, Лавина не собирается в ближайшее время покидать свою нынешнюю локацию. Я останавливаюсь и моргаю, глядя в находящуюся передо мной грудь. Я заглядываю в тёмно—синие глаза Греха.

Я собираюсь с мыслями и поднимаю бровь.

— Что? — спрашиваю я.

Он обходит меня, отбрасывая прядь волос со лба.

— Ох, ничего, — вздыхает он.

Я бросаю на него странный взгляд и прохожу мимо него.

— Просто вспомнилось маленькое обещание, которое ты дала, — окликает он, когда я нахожусь в нескольких шагах от него.

Я оборачиваюсь и исследую его лицо в поисках ответа, искренне смущаясь.

— Какое ещё обещание?

Он хватается за сердце и издает страдальческий звук.

— Ты даже не помнишь наше любовное соглашение?

Я прикусываю щёку, чтобы сдержать улыбку. Те, кто ближе всего к нам, внимательно слушают. Он такой любитель внимания. Я совершенно уверена, что запомнила бы любовный договор. Грех, как всегда, работает с толпой. Он ухмыляется и подходит к нам.

— Ты обещала мне поцелуй, если мы выживем, — его голос куда громче, чем это необходимо.

Должно быть, кровь отхлынывает от моего лица, потому что ухмылка бойца увеличилась в десять раз.

— Грех, я, правда, не думала, что мы выживем. И, помнится, я обещала, что мы все тебя поцелуем. Остальные уже выполнили обещание? — спрашиваю я.

Я говорю тихо, но подслушивающие члены ассамблеи всё слышат и начинают хихикать.

— Я... получу их в своё время. Ты собираешься отказаться от своего слова? — драматично заявляет он.

Я закатываю глаза, а его глаза наполняются весельем.

Он подходит ко мне сзади и убирает выбившиеся пряди волос с моей шеи. Он наклоняется губами к моему уху и шепчет:

— Может, устроим им представление, Принцесса?

Его вопрос тихий и соблазнительный. И совершенно напрасно потраченный на меня. Я сжимаю губы, едва сдерживая смех. Он невероятен. Он делает это только для того, чтобы привлечь внимание другой женщины.

Я поворачиваюсь к нему и посылаю взгляд, которым гордилась бы Уиллоу. Я прячу улыбку, когда его глаза расширяются, заметно удивленные тем, что я ему подыгрываю. Я прикладываю палец к его рту и провожу им по его полной верхней губе, а затем поднимаюсь на носочки и прижимаюсь к его губам мягким, затяжным поцелуем. Он стонет, когда я отстраняюсь, и пытается притянуть меня обратно, его глаза всё ещё закрыты. Я ухмыляюсь и разворачиваюсь, выбивая почву из-под его ног. Я слышу удовлетворительный шум воздуха, вырывающего из его лёгких, когда он приземляется на спину.

Смех разносится по залу. Лавина присоединяется ко мне, наконец-то закончив набирать еду. Наша группа всё ещё хлопает по столу, когда я подхожу к ним. Гнев дает мне жгучее "дай пять".

Я прислоняюсь спиной к плечу Вьюги. Я съела слишком много. Это легко сделать при таком изобилии пищи перед нами. Лёд обменивается тяжёлым взглядом с Вьюгой, и уныние, которое я временно отложила в сторону, поднимается.

Лёд встает.

— Шквал был... хорошим человеком, несмотря ни на что. Самым достойным человеком, которого я встречал, — он прочищает горло. — Он родился во Внешних Кольцах. Трудно родиться там и стать таким, — он проводит рукой по лицу, прежде чем продолжить: — Для меня было честью знать его, сражаться рядом с ним и быть там в его последние минуты.

Кристал обнимает его сгорбленные плечи, когда он садится. Смерть Шквала была ужасной для меня, но остальные знали его намного дольше. Вьюга следующим делится воспоминаниями о Шквале. Мы все говорим по очереди, выпивая варево после каждого воспоминания. Это варево, которое я раньше разбавляла водой, похоже на мёд по сравнению с тем, что я пила во Внешних Кольцах — но это не значит, что оно менее крепкое.

— У меня есть тост, — говорит Кристал, покачиваясь на скамейке. — За Мороз. За то, что спасла наши жалкие задницы.

Она тихонько отрыгивает, прикрываясь рукой.

— За Мороз!

Я морщусь, когда они громко выкрикивают моё вымышленное имя и звенят бокалами.

Я слышу, как кто-то бормочет:

— Пока что.

Тем не менее, вполне оправданное беспокойство мужчины о своём будущем долголетии заглушается.

— Речь! — скандирование продолжается.

Возможно, никто не хочет думать о том, что будет завтра.

Я опускаюсь на сиденье скамейки, лицо разгорячённое. Члены ассамблеи выпивают, как обычно после ужина, но они держатся подальше от нашего стола. Чем громче мы становимся, тем резче становятся их взгляды. Им не нравится, что мы так быстро утратили свою кротость. Тем не менее, мужчины и женщины наблюдают за нашей усталой группой и слушают, одновременно отчаянно ожидая обещанного шоу. Никто не пришёл, чтобы поскорее выпроводить нас из зала, из-за нарастающего шума, что подтверждает мою догадку. Джован объявил, что мы должны остаться в качестве гостей... со стражей.

— Я не знаю, что сказать, — говорю я, пожимая плечами.

Я привскакиваю, когда вижу, что Джован смотрит в мою сторону. Я сглатываю и поворачиваюсь обратно к бойцам.

— Сегодня я не могла бы драться с лучшими людьми, — я стараюсь подбирать слова, помня о нашей нынешней компании. — Каждый из нас внёс свой вклад. Если бы в цепочке было хоть одно слабое звено, нас бы уже не было.

Я изучаю лица мужчин и внезапно усмехаюсь.

— Но вы видели наши приёмы? — говорю я людям Трюкача. — Без сомнений мы бы надрали вам задницы в групповой категории. У вас не было шанса.

Люди Трюкача встают, выкрикивая свои возражения. Наш барак спорит с ними. Кристал наблюдает за обеими группами. Я так занята празднованием созданного мной хаоса, что не замечаю Ярости и Порока, пока не становится слишком поздно. Они хватают меня за руки, прежде чем я успеваю среагировать, и я захлебываюсь и задыхаюсь, пока Гнев заливает варево в моё горло.

Они усаживают меня обратно на стол, и я вытираю алкоголь с лица и груди, всё ещё хихикая.

— Вы в любой момент можете давать мне это вместо дерьма из Внешних Колец, — говорю я.

— Что будет дальше? — тихо спрашивает Осколок.

Я оглядываю поникшие головы, моя собственная голова начинает клониться от усталости. Сегодня каждый из нас боролся за свою жизнь и оплакивал потерю дорогого друга. Я знаю, что он спрашивает от имени остальных. Несомненно, он хочет как-то успокоить их.

Я качаю головой, положив руку на его опущенное плечо.

— Я не знаю, — признаю я. — Правда, не знаю.