— Дом, милый дом, — шепчет он мне на ухо, толкая меня к матрасу на полу.

По крайней мере, здесь чисто и не воняет, что заставляет меня чувствовать себя немного лучше. Я в таком шоковом состоянии, что у меня не получается даже вскрикнуть, когда он связывает меня и снова засовывает что-то мне в рот, чтобы я замолчала, завязывая это у меня за головой. Наконец, меня оставляют с кляпом во рту и связанной. Я тихо плачу, слезы текут по моему лицу. Паркер отступает назад, чтобы полюбоваться своей работой, и улыбается как сумасшедший, явно довольный тем, что видит.

Затем выражение его лица меняется. Очень медленно он касается моей щеки, нежно лаская меня, как будто я не тряпичная кукла, а фарфоровая статуэтка. Как будто он так боится, что малейшее прикосновение может сломать меня. Я смотрю ему в глаза и ищу в них хоть малейший след человечности. Но так же быстро, как это появилось на его лице, выражение Паркера снова мрачнеет. Его рука задерживается на моей щеке, но теперь уже не по-братски, а с угрозой. А потом он сильно бьет меня, удар отбрасывает меня обратно на матрас.

— Ты была плохой девочкой, Джун, — рычит он, гнев в его голосе настолько очевиден и пугающий, что заставляет меня думать, что я не переживу эту ночь. — Я знаю, что ты сделала. Ты вышла замуж не за того брата, сестренка. И ты позволила ему обрюхатить тебя… А теперь пришло время отвечать.

Злобная улыбка сменяет его хмурый взгляд, и он пододвигает стул к моему матрасу, все время глядя на меня.

— Я должен хорошенько рассмотреть тебя, — бормочет он себе под нос. — Прошло много времени.

Он устраивается на своем месте, его глаза прикованы ко мне, и я знаю, что обречена на бессонные ночи, пока он рядом. Потому что Паркер Миллер это человек, играющий главную роль во всех моих кошмарах, включая этот.

Меня пугает факт того, что время идет, а за мной никто не пришел. Никто не знает, где я и кто меня похитил. Я думаю о Кейде и Тео, и это просто разбивает мне сердце, зная, что я, возможно, никогда больше их не увижу. Я понятия не имею, который час, единственное, что я понимаю о времени здесь, это то, что Паркер притащил меня в ванную, чтобы я могла умыться. Он приносит мне еду и всегда садится рядом со мной. Он не прикасается ко мне… пока.

Но то, что он делает, вызывает не меньшее беспокойство. Обычно студии наполнены естественным светом и солнечными лучами, проникающими через окна. Я думаю, это идеальная метафора для его работы, поскольку работа Паркера находится в подвале, окутанном темнотой и запахом чего-то гниющего. У него здесь все его принадлежности, и весь день он рисует меня.

Он не показывает мне картины, но по его злобной ухмылке я просто знаю, что мне будет еще хуже, если я их увижу. При воспоминании о том, как я в последний раз видела одну из его картин со мной, у меня по спине пробегают мурашки. Она была темной, окровавленной, мое тело было искривлено и изломано неестественным образом, который мог придумать только больной разум. Пока он рисует, он разговаривает со мной, и я понимаю, насколько извращенной стала его одержимость.

Он рассказывает мне, насколько он успешен под вымышленным именем. Он говорит, что зарабатывает миллионы. И он еще более рад сообщить мне, что именно он стоял за розыгрышем билетов в этот адский рай. Он привел нас прямо в свое логово, и мы ничего не заподозрили. Марисса похожа на его служанку, которая приносит нам еду и чуть ли не целует пол, по которому он ходит. Все их отношения вызывают беспокойство, и я изо всех сил пытаюсь поговорить с девушкой, но мне всегда затыкают рот и связывают, когда я не ем. А во время еды Паркер приставляет нож к моему горлу, чтобы я не кричала, мои слезы смешиваются с несвежей едой, которой меня кормят.

Меня убивает факт, что мой худший кошмар стал реальностью. Я позволяю тьме поглотить меня и провожу время в состоянии полубессознательности, даже не борясь с потоками, которые тянут меня вниз. Я знаю, что долго не протяну, хотя он и не прикасался ко мне, не пытал меня… Но я знаю, что это произойдет. И когда это произойдет, я больше не хочу здесь находиться.

Надежда приходит в виде стука в дверь, такого громкого, что я слышу его из подвала. Мои полные надежды глаза вспыхивают, но Паркер кричит, чтобы Марисса открыла, подходит ближе ко мне и прижимает это ставшее уже знакомым серебряное лезвие к моему горлу.

— Ни слова, — шипит он мне на ухо, и я плачу, прислушиваясь к разговору наверху.

Я слышу, как открывается дверь, а затем раздается голос Мариссы.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Привет, — доносится мужской голос. Я сразу узнаю в нем голос своего мужа. — Не хотел вас беспокоить. Просто хотел сообщить вам, что моя жена пропала с острова. Вы не видели здесь кого-нибудь поблизости?

— Нет, вовсе нет, — Марисса притворяется не осведомлённой.

Я начинаю биться в руках Паркера, но он прижимает лезвие ближе. Я чувствую, как он режет мою кожу, когда я задыхаюсь от кляпа во рту.

— Я приехала сюда в романтический медовый месяц со своим мужем. — Врёт она.

— Заткнись нахуй, — шепчет Паркер мне на ухо. — Если ты позволишь ему услышать тебя, я убью вас обоих, черт возьми.

Оцепенев, я поворачиваюсь в его объятиях, слезы унижения обжигают мои щеки, и текут по моему лицу. Разговор наверху становится приглушенным, и мы сидим там, кажется, целую вечность, пока я не слышу, как Марисса прощается и быстро спускается по лестнице.

— Он ничего не заподозрил, — торжествующе говорит она, ее глаза лихорадочно горят от желания угодить Паркеру. — Мы сорвались с крючка! Он и понятия не имеет, что она может быть здесь.

Паркер наконец-то отпускает меня, и я падаю на пол, как мешок, в то время как он подходит к Мариссе, притягивает ее ближе и целует в губы. Это первый признак привязанности, который я вижу от него с тех пор, как он показал мне ту демонстрацию на пляже, которая, теперь я уверена, была только меня. Затем он медленно поворачивается ко мне, и его глаза горят новым желанием. Мое сердце чернеет от сажи, когда я понимаю, что у него на уме.

— Итак, Джун, — тихо говорит он, ухмылка превращает его лицо в гротескную маску ужаса. — Пришло время поиграть, ты не находишь?