Глава 42 Нокс

Мы проводим ночь вместе. Говорим, прикасаемся друг к другу, впитываем друг друга. Я запоминаю, как кончики пальцев Дав скользят по моей коже. Я запечатлеваю ее глаза в памяти. Я становлюсь твердым и трахаю ее снова и снова. После этого мы молча лежим вместе. Минуты идут, и мы оба знаем, что скоро нам придется попрощаться.

Ее отчаяние усиливается, когда я встаю с кровати, говорю ей, что мне нужно принять душ и одеться, чтобы мы могли уйти. Затем она начинает умолять, сначала тихо, затем громче, ее слова переходят в рыдания. Меня чертовски ломает, я тащу ее в душ и включаю холодную воду. Она окутывает нас прохладным занавесом, который очищает мой разум и заставляет Дав свернуться калачиком на кафельной плитке душа, всхлипывая мое имя и умоляя меня остаться.

Я ожидал этого, поэтому я готов.

Я мою ей голову ее любимым шампунем, который купил, когда впервые приехала в Лос-Анджелес. Я шепчу ей на ухо, говоря, что с ней все будет в порядке, и что я всегда буду наблюдать. Кто бы мог подумать, что преследование ее будет чем-то, что я использую, чтобы помочь ей почувствовать себя лучше.

После душа мы сушим волосы. Я дергаю за локоны Дав, пока она хлопочет о своем лице, лишенном макияжа. Я говорю ей, что она выглядит красиво, лгу. Я не могу сказать ей, как она выглядит на самом деле. Душераздирающе великолепная, настолько естественно ошеломляющая, что мое сердце разрывается, потому что меня сейчас не будет рядом, чтобы наблюдать, как она становится старше, мудрее, рожает мне детей, становится моей женой. Я, блядь, хочу плакать, но мой отец вдолбил мне, что мужчина так не поступает, поэтому я, блядь, не делаю этого. Вместо этого я вытираю слезы Дав, теперь она понимает, что ей лучше оставаться без макияжа, потому что с течением времени она будет плакать все больше и больше.

Она цепляется за меня, когда я одеваюсь, и одеваю ее тоже. Я целую ее в лоб.

— Ты не обязана идти со мной, — говорю я ей.

— Нет, пожалуйста! — Она вскакивает и обнимает меня за шею. — Пожалуйста. Позволь мне пойти с тобой.

— Только до двери, голубка, — бормочу я. — Я пойду внутрь один.

— Хорошо, — нетерпеливо кивает она. — Просто позволь мне пойти с тобой, пожалуйста.

— Хорошо, — киваю я. — Давай. Машина ждет внизу.

— Разве мы не можем дойти пешком?

Я смотрю на часы.

— Мы можем опоздать.

— Пожалуйста. — Она цепляется за меня. — Пожалуйста. Давай пройдемся.

— Хорошо, — снова стону я, быстро отменяя. — Давай, тогда нам нужно уходить прямо сейчас.

Я складываю толстовку Робина в пакет. Мое сердце и разум чувствуют тяжесть, когда я беру сумку с собой. Она берет мою руку и крепко держит ее, не отпуская ни на йоту. Мы спускаемся на лифте вниз, и я киваю секретарше. Ходж обо всем здесь позаботится, а у Дав есть все, что ей нужно, чтобы найти Виллу. Это мое прощание с миром. И это может быть навсегда.

Я судорожно сглатываю, когда мы выходим из отеля. Мне приходится тянуть Дав за руку, чтобы она продолжала идти. Мне не следовало соглашаться, чтобы она поехала со мной в участок. Это будет ад.

Она плачет на протяжении всего пути. Мы разговариваем. О погоде, о Сэме. Приятно вернуться к своим воспоминаниям о старике, и Дав, кажется, благодарна за возможность поговорить о своем старом друге.

Время от времени она начинает плакать слишком сильно, чтобы говорить. Я останавливаюсь, зная, что не должен, иначе рискую опоздать, целую ее и обнимаю. Я шепчу ей на ухо, что все будет хорошо. Наконец, мы подходим к зданию участка. Я смотрю на часы.

— Я опаздываю, — тихо говорю я Дав.

— Нет, — она качает головой, закрывая глаза и прикусывая нижнюю губу. — Не входи внутрь. Нет. Пожалуйста, останься со мной.

— Я не могу. — Я целую ее в нос. — Посмотри на меня, пожалуйста.

Она открывает глаза. На ее ресницах уже блестят слезы. Они не черные, как я думал, они темно-шоколадно-коричневые. Вероятно, ее естественный цвет когда она не красит его в угольно-черный.

— Я люблю тебя, — говорю я ей.

— Не надо. — Ее голос срывается, и она сдерживает рыдание.

— Я знаю.

— Нет, Нокс. Пожалуйста, я…

— Зови меня по имени, Голубка.

— Я не могу, — шепчет она. — Пожалуйста, я не могу.

— Сделай это, я хочу запомнить этот момент. — Я прижимаю ее ближе к себе, прислоняясь своим лбом к ее лбу. — Тебе не нужно ждать меня, Голубка. Возможно, меня какое-то время не будет дома, а может и всегда.

— Остановись, — шепчет она. — Красный.

— Никаких стоп-слов, — напоминаю я ей. — Не прямо сейчас. Мне нужно, чтобы ты послушалась. Найди Вилу. Помогите ей. Обещаешь?

— Обещаю, — сокрушенно кивает она.

— И ты позаботишься о себе ради меня.

— И я позабочусь о себе ради тебя, — повторяет она.

Я вижу, что она чувствует себя потерянной, поэтому я целую ее. Глубоко, неумолимо, всё, что я могу дать ей. Я не заставляю ее ждать меня, и я не думаю, что она должна или будет. Но я буду носить это воспоминание с собой в течение долгого гребаного времени. Пока я снова не увижу свою маленькую птичку.

— Скучай по мне, маленькая птичка, — шепчу я ей на ухо, оставляя призрак поцелуя. — Скучай по мне каждый день.

Я отстраняюсь от ее протянутых рук, хотя это самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать. Я ухожу, ни разу не обернувшись. Я не могу рисковать, видя ее, потому что слышать ее рыдания достаточно разрушительно для меня. Опустив голову, я вхожу в участок и готовлюсь к аду, в который меня вот-вот затянет.

***

В конце концов, мне вообще не нужно было беспокоиться о том, чтобы прийти вовремя. Начальник полиции, некий мистер Брентвуд, заставляет меня ждать несколько часов. Это дает мне достаточно времени, чтобы полностью уничтожить себя, думая о Дав. Она все еще ждет по ту сторону двери? Она все еще надеется, что я выйду? Каждый раз я почти встаю на ноги и выхожу на улицу, чтобы мы могли поговорить. Но я беспокоюсь, что именно этот момент выберет Брентвуд, чтобы вызвать меня в свой кабинет, поэтому я остаюсь на месте.

Я продолжаю думать о наших последних моментах вместе. Как Дав смотрела на меня, как она умоляла меня не уходить. Не то чтобы я хотел уйти. Но я в долгу перед ней и перед Робином. Сэм тоже гордился бы мной.

Я закрываю глаза, думая о том, через сколько дерьма я прошел с тех пор, как понял, что хочу только Дав. Я мысленно возвращаюсь ко всем тем дням в больнице, когда я был в коме. Я хочу поблагодарить медсестер за то, что они поставили меня на ноги, но правда в том, что это еще не все. Я чувствовал незримое присутствие Дав, что это она держит меня за руку, ухаживает за мной, возвращает меня к жизни. Она тоже помогла. Я выжил благодаря ей. Потому что нам суждено быть вместе.

Я вспоминаю Робина. Он был тихим и спокойным и так сильно защищал Дав. Он всегда подставлял ей плечо, чтобы поплакать, и ничего не ожидал взамен. Он был рядом с Дав. Он заботился о ней. Он убедился, что она выжила. И я отнял это у них. Иногда мне трудно поверить, что я облажался так по-королевски. Что я на самом деле это сделал, убил кого-то из чисто эгоистичных соображений. Вспоминаю Гавайи. Я позволяю своей тьме просачиваться, хотя знаю, что не должен. Меня обучали и учили скрывать это. Но с Дав все это выплескивается наружу. Я не могу представить, что могу так защищать кого-то еще.

Долгое время я был убежден, что смогу убежать от тьмы внутри меня, но теперь я знаю, что это было не то, что мне нужно было делать.

Чувство легкости… прощения… облегчение… все это часть искупления. И мне нужно заплатить за свои грехи. Только тогда я смогу провести остаток своей жизни, если это будет разрешено рядом с Дав.

Но я всегда помню, что у нас есть смертная казнь.

С этими мыслями, я жду, когда назовут мое имя. Вскоре после этого я понимаю, что Брентвуда еще нет, так как в его кабинете темно, а секретарша, кажется, нервничает. Я рисую себе портрет этого человека, который до сих пор не явился. Кто я, черт возьми, такой, чтобы судить его? В глазах всех он святой, а я грешник.

Пока я жду, я представляю лучшие дни. Голубка, рядом со мной. Мягкая ласка ее ладони на моей щеке. Шепот ее поцелуя на моих губах. Ее аромат, сахар и розы, умноженный на ее близость и обжигающее прикосновение ее кожи к моей. Мои кулаки сжимаются, нуждаясь в том, чтобы обхватить член. Черт, у меня встает. Это совершенно неуместно. Но это именно то, что Дав делает со мной, всегда делала со мной. Она сжимает мое сердце железной хваткой, и она так же держит меня за яйца.

Я уже ищу предлог, чтобы исчезнуть в туалете, представляя прошлую ночь. Ее маленькое тело обвилось вокруг моего. Мое имя, как предсмертный шепот на ее губах. Моя сперма стекает по ее бедрам. Черт возьми, она заставляет меня так сильно нуждаться в ней. Как, черт возьми, я собираюсь выжить без нее? Что, если я больше никогда ее не увижу?

Теперь я отчаянно нуждаюсь в еще одном взгляде, еще одном прикосновении. Я поднимаюсь на ноги и смотрю на дверь, переводя взгляд с секретарши, которая притворяется, что не видит меня. Черт. Должен ли я уйти? Должен ли я узнать ждет ли Дав меня там?

Я собираюсь уходить, когда мужчина врывается в ту самую дверь, за которой я наблюдаю, предлагая мне рукопожатие и извиняющуюся улыбку.

— Я шеф Брентвуд, — говорит он. — Извините, я опоздал. Заходите ко мне в кабинет, пожалуйста.

Я следую за ним мимо секретарши. Я смотрю, как он снимает пальто и ставит чашку с кофе навынос на стол.

— Хорошо, итак, что у нас здесь? — Капитан садится перед своим столом. — Я должен сказать, мистер Миллер, рад знакомству, у вас целая армия поклонников.

— Спасибо, — натянуто отвечаю я, изо всех сил пытаясь найти слова, чтобы продолжить.

— Там девушка снаружи, она пришла с тобой?

Мое сердце подпрыгивает от его слов, она все еще рядом.

— Да. — Моя улыбка болезненно натягивается. — А что насчет нее?

— Э-э, ничего, — отвечает он, чувствуя перемену, написанную на моем лице. Он берет свою кофейную чашку, и его руки дрожат. Я становлюсь хищником, когда дело доходит до Дав. Она, блядь, моя. — Она твоя жена?