С другой стороны, все еще трудно поверить, что девушка, которая не стала покупать за мой счет купальник, украла десять тысяч долларов, деньги, которые лежали нетронутыми в том ящике несколько месяцев.

Он все еще заполнен стикерами. Когда она брала наличку, чтобы оплатить за продукты или еду на вынос, она оставляла чек. Чек...что-то не так. Брать деньги не в ее характере, я всегда так думал. Но тогда зачем врать? Почему бы не выложить правду? Почему не сказать зачем она их взяла, если только это не что-то незаконное или что-то, что я бы не одобрил?

Лейни соврала, чтобы избавить меня от страданий и усугубила и без того плохую ситуацию. Райли соврала по непонятным причинам и даже если она не врала, она виновата в замалчивании правды.

Тогда почему я чувствую, что именно я тот, кто не прав? Почему ощущаю себя никчемным куском дерьма? Почему мне снятся кошмары с ее заплаканным лицом, и я просыпаюсь весь в поту каждую ночь?

Я ношу на себе это давящее чувство вины на протяжении трех недель и спасения не предвидится. Я не могу спать, работать, жить.

И хуже всего, я скучаю по ней. Тоска по ней раздавила меня. Такое чувство, будто мне отрезали одну из конечностей. И я живу в состоянии почти парализующего страха, что что-то не так. Что-то неправильно, и я вовремя не окажусь рядом чтобы спасти ее... или себя.

– Санджай сказал, что ты неделю не выходил на работу.

Я на взводе, а она испытывает меня. Маме кажется, что давление на моего делового партнера поможет ей. Она не знает, что Санджай передал право вести переговоры мне.

– Ты разве не должна быть в Вашингтоне и раздражать других выбранных должностных лиц? – Я никогда не пойму, как кто-то может хотеть быть политиком.

Я оставляю ее у входа, возвращаюсь на диван и убавляю звук у игры.

– Улетаю сегодня.

– Переходи к делу...чего бы ты не хотела.

Ее плечи опускаются. Она отводит взгляд. Она принимает такой раскаивающийся вид, когда чего-то хочет от меня. Это притворство. У нее плохо получается. Джоан Уэст ни одного дня в своей жизни ни о чем не сожалела и это не остается не замеченным.

– Что происходит с Уинстаром? Левенталь сказал, что ты не ответил ему встречным предложением и что ему не терпится закрыть сделку.

Забавно, пока она говорит, все встает на свои места.

– Я собираюсь отклонить его предложение. Мы не продадим исключительные права, особенно контрагенту военных сил.

– Джордан, ты знаешь, что эта сделка значит для меня.

– Ага, знаю. Левенталь отчаянно хочет ее заполучить. Попав в не те руки, технология может быть использована в собственных целях, в качестве оружия. Скажи ему, что ответ – нет. Переговоры окончены.

Я прибавляю звук игры Джаентс (прим. Нью-Йорский футбольный клуб).

Некоторое время она наблюдает за мной, без сомнения, обдумывая следующий шаг.

 – Что с тобой случилось? Все дело в это нелепой девчонке, да?

Холодная ярость – все что я чувствую прямо сейчас. Это отодвигает остальное на второй план.

– Я не собираюсь удостаивать тебя ответом, потому что выйдет не очень красиво, а ты моя мама. Но эта девчонка содержала себя с шестнадцати лет. Построила бизнес с нуля, без чужой помощи. Называя ее нелепой, ты только будешь злить меня, поэтому будь осторожна.

– Дорогой...– она вздыхает, выражение ее лица смягчается. – Ты ведешь себя неразумно. Существуют миллионы других девушек, лучше чем переоцененная няня... это так непохоже на тебя принимать все так близко к сердцу.

Вот как плохо она меня на самом деле знает. Женщины по-лучше...что-то в этом не дает покоя, мучает. А потом я понимаю почему. Понадобились ненормальные наклонности моей матери, чтобы увидеть истину.

Существуют миллионы других женщин. Я видел довольно многих из них. И никто из них ей в подметки не годится.

Я отослал прочь единственную девушку, которая по-настоящему любила меня таким какой я есть, знаю, что это так и есть. Это чувствуется в ее каждом слове, прикосновении, взгляде...в каждом действии, и я потерял ее из-за денег. Потому что не поверил ей. Женщине, которая в любой момент могла бы воспользоваться своей внешностью, но не сделала этого. Все чего она хотела – я, нужно найти ее и умолять о прощении.

Мама выглядит смущенной.

– Почему ты улыбаешься?

Встаю и оборачиваю руки вокруг нее, крепко обнимая. Меня накрывает чувство облегчения, я не испытывал этого с тех пор, как ушла Райли. И теперь, когда я знаю, что делать, нельзя терять время.

Я не обнимал маму с четырнадцати лет, с тех пор как мне поставили диагноз лейкемия, даже тогда вышло кратко и небрежно. Но сегодня она заслужила.

– Спасибо, – говорю ей, и она наконец расслабляется в моих объятьях и с опаской кладет руки мне на спину. – Спасибо, что помогла прийти в себя. За то, что заставила понять, что я люблю эту нелепую девчонку и жить без нее не могу. Хочу, чтобы ты знала, что ты будешь первой, кому я позвоню, когда он скажет да.

Она испуганно отстраняется.

– Джордан... ты не женишься на ней.

– Приятного полета в Вашингтон.

Оставляю ее одеваться. Нужно составить план и очень мало времени на то, чтобы его исполнить. Надеюсь, я не слишком опоздал. 

Звуки и запахи те же. Писк аппарата, обеспечивающего жизнь. Запах аммиака с едва уловимым душком мочи. Тишина в отделении интенсивной терапии нарушается лишь редкой суматошной активностью, вызванной чьим-то падением... на волосок от смерти.

Им пришлось удалить селезенку Томми. У него сломано четыре ребра и перелом черепа, но могло быть хуже.

Я вела дежурство с ним здесь в отделении интенсивной терапии на протяжении двух дней. Его глаза настолько отекли, что он едва может открыть их, этого недостаточно, чтобы смотреть телевизор, поэтому, в тех редких случаях, когда он просыпается, я читаю ему.

Как мы дошли до такого?

Все что я делала, для того чтобы спасти его оказалось бесполезным. На самом деле имело противоположный эффект: ситуация только усугубилась. Это заставляет задуматься об отце, обо всем чем он пожертвовал ради работы. Все эти дни бесплодных поисково-спасательных работ, для того чтобы лишиться своей жизни... Стоило ли этого того?

– Эй...– Томми пожимает мою руку.

Ему необходимо еще несколько дней носить шейный фиксатор, его голова полностью перебинтована, так что он не может шевелить ей. Пододвигаю кресло ближе к кровати с той стороны, где он лежит, так чтобы быть в поле его зрения.

– Как ты себя чувствуешь?

– Великолепно, – хрипит он. – Как я выгляжу?

– Думаю, тебе пока не стоит ходить на Тиндер свидания.

Он слегка кривит губы. Доктор предупредил нас, что он будет испытывать боль, так что его пока пичкают лекарствами.

Томми на мгновение закрывает глаза, когда он их открывает они полны слез. Как и мои. Мы были друзьями...семьей... большую часть моей жизни. Я не могу его бросить, но также не могу пойти на дно с тонущим кораблем.

– Прости, Ри. Прости, что я никогда не слушал тебя. Мне так жаль, что я втянул тебя в это.

Беру край простыни и вытираю слезы с его лица.

– Кто это сделал с тобой?

Проходит целых две минут, прежде чем он отвечает, его голос едва слышен.

– Я не платил Ивану два последних раза, что ты давала деньги. Пошел в казино и потерял все за игрой в кости.

Мои колени дрожат. Хорошо, что сижу, на ногах я бы не устояла.

– А деньги, которые ты украл у Джордана? – спрашиваю я, пытаясь не задохнуться.

Когда он не отвечает, я делаю обоснованное предположение:

– Ты их проиграл?

– Я собираюсь свалить отсюда. Как только выйду из больницы, я уеду. Начну сначала где-нибудь на новом месте.

Понимаю. Я знаю, каково это мечтать о том, чтобы оставить проблемы позади. Но дело в том, что ты носишь их с собой.

– Тебе нужно перестать играть. Вступить в программу (прим. имеется в виду программа реабилитации по типу 12 шагов).

– Знаю.

Он выглядит побитым и не только физически, поэтому я не могу заставить себя надавить на него. После того, как он выпишется, если понадобиться, я лично поведу его на встречу.

– Думаешь, это сделали отморозки Ивана?

– Неважно... я получил по заслугам.

– Нет, это не так. Ты заслужил это не больше, чем я того, что Стиллс сделал со мной. – Это имя впервые произносится между нами. Давно стоило это сделать. – Помнишь?

– Ага...да помню.

– Как ты узнал? Как ты узнал, что мне нужна помощь?

– Я приглядывал за тобой, потому что знал о твоем папе...о том, что он умер. Он мне нравился. Он относился ко мне по-доброму. Еще до болезни, он увидел, как мой отец пытался ударить меня, прямо на лужайке перед домом. Этот сукин сын отличался безрассудством. Твой папа увидел это, схватил его за футболку и встряхнул, говоря: «Прекрати избивать своего ребенка, ты чертов трус». А потом он уложил его... Один удар, и старик упал со сломанным носом. Лучший день в моей жизни.

Глаза щиплет от бесконтрольно текущих слез. Это то, каким был мой отец: пытался спасти мир, помогая одному человеку за раз.

– У меня было плохое предчувствие насчет Стиллса. Он уделял внимание еще одному ребенку в квартале, мальчишке за углом, Джимми Нунису.

Передо мной возникает образ маленького Джимми. Застенчивый, щуплый мальчишка.

– В тот день, я как раз вышел на крыльцо, чтобы покурить.

– Что случилось со Стиллсом?

Опустив глаза, он выдыхает.

– Сказал ему, что, если он не уберется нахрен из города, я вернусь и отрежу его яйца.

– Томми?

– Да?

– Спасибо. Я никогда тебе этого не говорила.

– Ты не должна благодарить. Ты – семья, и мы заботимся друг о друге.

– Пришло время для обтирания губкой, мистер Марсден. – С тряпкой и тазом в руках входит пухленькая медсестра средних лет.

– Это лучшая часть моего дня, Долорес, – следует его мгновенный ответ.

С тобой все хорошо, так ведь? Вспоминаю слова, сказанные Томми много лет назад.

Он будет в порядке. Мы будем в порядке.

Мне понадобилось два телефонных звонка и личный визит домой к Райли, чтобы ее мама сказала, где ее найти.