Ради встречи пришлось попросить у Джордана выходной. Нужно проверить Бонни, повесить на старый пикап табличку «Продается», позаботиться о протекающей трубе миссис Арженто. И отдать Томми деньги для Ивана.
— Я не видела тебя три недели. Можешь уделить минуту?
— Да, конечно. — Если бы он не был тем, кто он есть, его улыбка могла бы стоить миллион долларов.
Конверт, набитый наличкой, лежит в сумке, прожигая в ней дыру. Я достаю его и медленно пододвигаю к нему.
— Вот следующая выплата.
Он берет его и засовывает за пояс джинсов, натягивая поверх футболку.
— Иван становится нетерпеливым.
— Нетерпеливым? Почему? Мои выплаты регулярны.
— Он говорит, что этого недостаточно.
Реакция желудка незамедлительна — меня начинает тошнить. Я думала, этот кошмар не может стать хуже.
— Ты засунул в нижнее белье две тысячи долларов наличными. Я не могу за раз отдать больше, — шиплю я. — Приходится платить налоги с этих денег.
— А что насчет парня, на которого ты работаешь? Он ведь при деньгах? У него есть что-нибудь, что мы могли бы украсть?
Кровь отлила от лица.
— Нет. И не поднимай больше эту тему.
Томми опускает взгляд, ссутулившись от стыда и смущения. Он вытирает большим пальцем запотевшую пивную кружку.
— Иван сказал, что ему нужно больше… Я поговорю с ним еще раз.
Мой желудок взбунтовался не на шутку. Я не могу подкинуть еще деньжат. Мне буквально нечем будет платить налоги, если дам больше. А что тогда? Я разорюсь и буду должна государству? Нет.
— Я делаю все, что могу, Ти. Ты работаешь? Чем ты занимался?
Муки совести отражаются на его лице. Он выглядит таким жалким, что я сожалею, что спросила.
— Я немного подрабатываю у Ивана.
Вы, должно быть, разыгрываете меня.
Опершись локтями о стойку бара, я прячу лицо в ладонях.
— Что ты делаешь для него?
— Вымогаю деньги у тех, кто ему задолжал.
— Вроде нас?
Он сглатывает, выражение его лица говорит о том, что он не думал об этом.
— Ничего ужасного. Я просто… заявляюсь к ним на работу и напоминаю, что им нужно сделать выплаты.
Если я и надеялась на то, что в этот раз он получит урок и поумнеет, то эта надежа умерла. Сегодня он прикончил ее окончательно. На глазах выступили слезы разочарования. Смотреть, как Томми разрушает свою жизнь, все равно что наблюдать, как медленно погибает мой отец. Я знала, что будет дальше. Понимала, каков конец истории. И у меня нет возможности сделать что-то, чтобы остановить это.
Я вытираю слезы и делаю глубокий вдох.
— Ты попадешь в беду. Угодишь в тюрьму, и в этот раз я буду на мели и не смогу тебе помочь. Скажи Ивану, что я попробую достать еще.
Я встаю, бросаю двадцатку на стойку для Гэри, потому что знаю, у Томми туго с деньгами, и ухожу.
В тот же день на пароме возвращаюсь на Манхэттен. После встречи с Томми я не могу оставаться на Статен Айленд. Нужно убраться от проблем как можно подальше. Притвориться, что мой самый давний и дорогой друг не стоит на пути полного саморазрушения и что не буду беспокоиться о маме до конца своего земного существования. Иногда я ощущаю себя прожившей тысячу лет. Как некоторые фантазируют о киношных звездах, я мечтаю о том, как куплю билет куда угодно и больше не вернусь. Такого не произойдет, но те две минуты, что я воображаю это, приносят облечение.
Когда переступаю порог, уже девять вечера. Свет везде выключен, в доме полная тишина. Я снимаю «Аир Джордан» и на носочках иду по коридору. Малышка уже должна спать крепким сном. Джордан, скорее всего, уже в постели. Он из тех, кто рано ложится и рано встает, если только не отправляется на деловой ужин.
Я подхожу к той части квартиры, где находятся его комната и гостевая спальня, в которой располагаюсь, и слышу странный звук. Останавливаюсь, чтобы послушать, думая, может, разум играет со мной шутки, но нет. Вот опять. Удары похожие на шлепки, сопровождаемые пыхтением. Кровь отливает от моего лица, а руки начинают дрожать.
Твою ж мать, он, по всей видимости, не один, и они занимаются сексом. У Джордана с кем-то секс… в его собственном доме.
Это не должно быть проблемой. И все же это так. На самом деле, моя реакция очень сильная, чувство потери настолько велико, будто я поймала любовника на измене. За некоторым исключением: мы не любовники и никогда ими не станем. Безумие. Он мне не принадлежит. Не важно, что меня переполняют ревность и боль.
Разум разделяется на две части: рациональную, которая видит всю нелепость происходящего, и ту, которая хочет выломать дверь, схватить стерву за волосы и выволочь ее.
Пыхтение и удары прекращаются. Они, кажется, закончили. Становится так тихо, что я слышу собственное тяжелое дыхание. Уже собираюсь повернуть в сторону своей комнаты и прокричать в подушку, как вдруг его дверь открывается.
Джордан без футболки. Он не просто без футболки, но еще и босиком, в черных шелковых баскетбольных шортах, низко свисающих с бедер. Они обнажают кубки пресса, которыми не должен обладать обычный гражданский человек. Такие мышцы есть у игрушечных солдатиков и профессиональных бойцов MMA и ими следует восхищаться на расстоянии. Они не могут принадлежать моему начальнику с задержкой эмоционального развития, который стоит ко мне так близко, что я могу к нему прикоснуться.
Пот стекает по его превосходно вылепленной груди, между мышцами слегка поросшими волосами. Не нужно больше гадать, что скрывается под костюмом.
У Джордана есть волосы на груди.
Эта мысль взрывается в голове, как бомбы, начиненные блестками. Потом вспоминаю, что у него только что был секс с кем-то другим, и вечеринка отменяется.
Джордан берет полотенце, висящее у него на шее, и вытирает им лицо: увидев меня, он выглядит таким же удивленным, как и я.
— Привет, ты вернулась.
Но произносит он это, как что-то хорошее. Типа… Привет, ты вернулась. Как волнующе! А не так, словно я помешала его занятию сексом. И не так: Привет, я тут собирался знатно покувыркаться, а тебя здесь быть не должно.
— Привет, — отвечаю я, слегка наклоняясь вправо и заглядывая ему через плечо, чтобы увидеть, где она. Чувствую себя настолько неважно, что ощущаю, как в горле отдается сердцебиение. Оно такое громкое, удивлена, что он не слышит.
Образ потных тел внезапно заполоняет мой разум.
— Ага, я эм… не могла… Я…
— Райли? — Он выглядит обеспокоенным. — У тебя все хорошо?
— Да, я… в порядке. Просто… ты такой вспотевший.
Я не то хотела сказать. Последняя часть не должна была слететь с моих губ. Та самая, что все же произнесена вслух.
— Я не мог уснуть…
Ага, держу пари, не мог.
— …Так что поколотил по мешку.
Чего? Он так о сексе говорит? Кто этот человек, с которым я живу? Никогда не думала, что он женоненавистник. Неприятное открытие. Как обидно. Испытываемое мной разочарование очень велико.
— Ух ты. Хорошо. Полагаю, увидимся завтра утром. Постарайся бить по мешку не слишком сильно. Я слышала тебя отсюда.
Он морщится, будто понятия не имеет, о чем я говорю.
— Что с тобой сегодня? Ты ведешь себя странно.
Его настрой распаляет меня. Сначала приходится иметь дело с дерьмом Томми, а теперь это? Нет.
— Я? Веду себя странно? Ты только что назвал цыпочку, с которой занимался… — Я ловлю себя на том, что повышаю голос, поэтому снижаю его до шипящего шепота. — Сек-сом… мешком. Но это я — та, кто перешел черту? Рада, что мы это выяснили. Больше не буду продолжать думать, что ты милый парень или что-то подобное.
Он моргает. И еще раз. Потом закрывает рот ладонью, а его плечи начинают трястись. Снова и снова. Теперь я чувствую себя немного неуверенно.
Что тут смешного? То есть, правда, что такого чертовски забавного в том, чтобы так легкомысленно пренебрегать человеческим существом? И он не просто хохочет, а кряхтит, стараясь не разбудить ребенка. Мужчина, которого я, по сути, никогда не видела с полноценной улыбкой, пытается не смеяться так сильно, что кажется, будто он задыхается.
— Что, черт возьми, происходит? — требую я.
Он сгибается пополам, упираясь руками в колени, и делает глубокие громкие вдохи.
— Пойдем со мной.
И прежде, чем успеваю его остановить, он хватает меня за запястье и тащит в свои комнаты. По началу я такая думаю: «Не-е-е-т, я не хочу видеть твою полуголую подружку». Но потом вижу, что кровать пуста. Да, простыни в беспорядке. В ней недавно определенно кто-то был. Но сейчас она пустая. Здесь никого нет.
Он снова берет мое запястье и ведет к комнате Кристиана Грея, той, что всегда под замком.
Только вот… дверь открыта. Я заглядываю внутрь, боясь того, что могу обнаружить. Робко. Осторожно. И-и-и у него есть домашний спорт зал.
Вы, должно быть, шутите.
— Тренажерный зал? — говорю чересчур громко. — Вот, что ты держишь запертым двадцать четыре на семь? — Здесь есть боксерская и пневматическая груши, маты и другой инвентарь.
Улыбаясь, и я имею в виду полную улыбку, увидев которую у любого остановится сердце, он входит внутрь и дважды ударяет по мешку. Хлоп-хлоп.
Что ж, вышло неловко.
— Я держу дверь запертой, потому что Мэйси может здесь пораниться.
Конечно. Это совершенно логично.
— Вы шпионили, мисс Джеймс?
Его улыбка становится хитрой. Я почти не верю своим глазам.
— Так стыдно.
— Ты думала, я занимался сексом? — Его улыбка медленно сходит на нет, при этом он не отводит от меня взгляда. В нем сквозит вызов, которого я раньше не замечала, игривость, из-за которой он становится в десять раз привлекательнее, чем когда одет с иголочки.
Я не в состоянии ответить и нахожусь на взводе, теперь я — та, кто вспотел.
— Ты боксируешь?
— Занимаюсь смешанным единоборством.
Как в боях без правил? Типа удары ногами и кулаками? Рискну предположить, большинство людей, которые занимаются смешанными единоборствами, знают, как себя защитить.
— Чтобы оставаться в форме? — Что-то не сходится.
— Помимо всего прочего.
Погодите…