“Это полностью твое решение.”

“А насчет чего . . . ?”

Конрад посмотрел в ту сторону, куда указал испанец, и увидел, что Сперлинг отдыхает, покуривая после полета. Лоцман оказал семье фон Меербах огромную услугу, вывезя графа и графиню из Германии и благополучно доставив их по назначению. С другой стороны, это означало, что он знал, где должен начаться поиск любого из них.

- Пусть он исчезнет, - сказал Конрад.

“Конечно.”

Он с удовольствием пообедал с единомышленниками, выспался как убитый в поезде до Лиссабона и снял номер в роскошном отеле на берегу моря в Эшториле. Он послал телеграмму в Цюрих, сообщив Франческе, что он в безопасности, и попросив ее присоединиться к нему, как только закончится война в Европе и можно будет спокойно путешествовать.

В тот вечер он посетил казино, и за столом Шемин-де-Фер ему повезло гораздо больше, чем в прошлый раз. Народ Конрада потерпел сокрушительное поражение. Его любимый вождь скоро умрет, если уже не умер. Нацистская партия, которой он посвятил более пятнадцати лет своей жизни, была, по крайней мере сейчас, на грани уничтожения. Но он был жив, здоров и очень богат. Он был в прекрасном настроении, когда начал составлять мастер-план мести, каждый компонент которого был тщательно препарирован, словно хирургическим ножом.

•••

После того, как она едва выбралась из воронки от бомб, Шафран решила, что было бы неплохо остановиться и отдохнуть, по крайней мере, несколько часов. Но к пяти часам утра первые лучи рассвета начали просачиваться в каменно-серое небо. Они с Данниганом позавтракали консервированной ветчиной и печеньем, запивая их сладким чаем. Они вскипятили немного воды, чтобы умыться.

Данниган достал бритву из кармана куртки и побрился. А потом они снова отправились в путь.

В течение следующих восемнадцати часов Шафран получила яркий снимок побежденной нации. Армии, вторгшиеся в Германию с запада, рассекли ее несколькими отдельными колоннами, рассредоточившись по всей стране, некоторые придерживались прямого удара в самое сердце Германии, другие двигались на север или юг во все стороны.

Где бы ни проходили армейские марши и где бы им ни оказывали сопротивление, повсюду были видны обломки войны. Но когда движение или повреждения на дорогах заставляли их съезжать с автобана на проселочные дороги, которые тянулись вдоль него, они покидали линию марша и прибывали в деревни, чьи деревянные средневековые здания, прямо из книги сказок, были нетронуты войной. Они проезжали мимо коров, удовлетворенно пасущихся в полях, кур на задворках ферм и свиней с жирными животами, покрытыми коркой грязи.

Это была страна женщин, потому что все мужчины были призваны сражаться. Однажды Шафран остановилась, чтобы спросить дорогу, и обнаружила, что болтает с одинокой женой фермера, которая едва могла поверить, что ее первый опыт вторжения врага был приятным разговором с другой женщиной - и той, которая говорила по-немецки. Она была истощена многолетним конфликтом, как и женщины в Англии, и опустошена разрушением Рейха, который, как она была уверена, продлится тысячелетие.

“Я достаточно взрослая, чтобы помнить прошлую войну, - сказала одна женщина. “Как мы могли допустить, чтобы то же самое повторилось? Она посмотрела на Шафран с выражением, в котором можно было увидеть горе, недоумение, унижение и гнев отвергнутого любовника. - “Он солгал нам. Он сказал нам, что мы снова станем великими, и мы, как дураки, поверили ему. А теперь вот это . . . Как мы вообще сможем выздороветь? Ну и ладно . . .- Она вздохнула. - Такие люди, как я, - счастливчики. Вы добрались до нас раньше русских. По крайней мере, с вами мы в безопасности.”

Она предложила Шафран немного свежего молока, яиц и кусочек домашнего сыра для ее путешествия, и была взволнована, когда Шафран настояла на том, чтобы заплатить ей пятидолларовой банкнотой.

“Это лучше, чем золото, - сказала она.

Первым городом любого размера, в который они попали, был Билефельд. Это был старый средневековый город, над которым возвышался замок на холме, с двумя высокими готическими церквями, прекрасной ратушей и старым рынком, окруженным красивыми зданиями со шпилями крыш. У него был виадук, который вел железную дорогу к большим сортировочным станциям, и газовый завод, все из которых были стратегическими целями бомбардировок.

Повреждения были обширными по всему городу, и когда она увидела руины железнодорожного виадука, Шафран вспомнила газетные сообщения, которые она читала всего пару недель назад. Именно здесь была сброшена самая мощная бомба, когда-либо созданная человеком: сейсмическая бомба “Большого Шлема”, иначе известная как “Десятитонная Тесс".”

- Устроил адский бардак, не так ли?- сказал Данниган, окидывая взглядом развалины, в которые превратился виадук.

- Какая потеря времени . . .- Шафран задумалась. - Подумайте о том, сколько времени, мыслей и усилий было вложено в разработку этой бомбы, чтобы она могла сеять разрушения.”

“С того места, где я стою, это не пустая трата времени, мэм, - ответил Данниган. “Нет, если это сделает эту кровавую войну на один день короче или спасет жизнь одному из наших парней.”

Они ехали через холмы Тевтобургского леса, мимо Дортмунда, а затем на юг, к Франкфурту. Теперь они находились в американском секторе, и внезапно все стало выглядеть по-другому. У американцев всего было больше, чем у англичан. Их грузовики были больше, люди внутри них казались лучше накормленными, лучше одетыми и лучше экипированными.

- Да, и платят в пять раз больше, - резко заметил Данниган. - Помните, мы сражались бок о бок с янки в Тунисе, и у них все было хорошо. Неплохие ребята, как только познакомишься с ними поближе.”

Всякий раз, когда джип оказывался в пробке американского транспорта, Шафран оказывалась объектом пристального внимания солдат. Звук их голосов, открытая, беззастенчивая манера представляться, в отличие от неловкости и сдержанности англичан, заставили ее вспомнить о Дэнни. Но их хорошее настроение было настолько заразительным, что трудно было долго оставаться мрачным, и она решила относиться к нему как к легкому облегчению от того, что, как она боялась, могло оказаться неприятной миссией. Не мешало и то, что проходящие мимо американцы постоянно снабжали их сигаретами, бутылками Кока-Колы и шоколадными батончиками.

“Я заработаю целое состояние, когда вернусь в полк, - сказал Данниган, укладывая добычу на заднее сиденье джипа.

Настроение изменилось, когда они миновали длинные колонны немцев, что было почти таким же обычным зрелищем, как наступающие американцы. Некоторые группы все еще маршировали в порядке, как будто решив сохранить свое достоинство как бойцов, даже после позорного акта капитуляции. Другие представляли собой бесформенные толпы людей, которых вели американские военные полицейские.

Шафран была поражена тем, как много пленных немцев были маленькими мальчиками, чьи лица выражали недоумение и шок, вызванные мрачным несоответствием между обещаниями славы, которыми их вдохновляли хозяева, и ужасающей реальностью войны и поражения. Рядом с ними шли люди, достаточно старые, чтобы быть ветеранами Первой мировой войны, для которых капитуляция 1918 года повторялась в еще более сокрушительных обстоятельствах. Большинство солдат выглядели вполне здоровыми, хотя она заметила множество забинтованных голов, руки в перевязях и людей, качающихся на костылях, в то время как другие несли своих более серьезно раненых товарищей на носилках, по одному человеку на каждом углу.

Большинство все еще были в фуражках с козырьками, у некоторых на ногах болтались шинели, другие шли, скрестив руки на груди, чтобы согреться. Погода оставалась холодной, и местами на земле лежал свежий снег.

Мысли Шафран обратились к Герхарду. Неужели он шел по Германии в такой колонне, как эта? Неужели его ждет заключение в лагере глубоко в России, и он никогда не вернется? Возможно, он был мертв.

Был ли он жив или нет, она чувствовала, что смиряется с тем, что никогда больше не увидит его, и, возможно, это было к лучшему. Какой мужчина мог вынести такое оскорбление и унижение в глазах любимой женщины?

Ближе к вечеру они приехали во Франкфурт. Или, скорее, они пришли в пустошь, которая когда-то была городом под названием Франкфурт, но теперь превратилась в пустыню пепла и щебня.

Шафран уже привыкла к повреждениям от бомб. Но даже в Лондоне город был функционирующим, живым существом, где люди могли жить, работать и осуществлять нормальную деятельность современной жизни. Свет включался, когда вы нажимали на выключатель. Вода бежала, когда краны были повернуты. Но это было настолько полное запустение, что она не могла себе представить, как кто-то из темных фигур, идущих вдоль линий того, что когда-то было улицами, или копающихся в развалинах разрушенных зданий, ищущих, как она предположила, вещи или, возможно, людей, которых они там потеряли, - мог пережить Армагеддон, который пришел к ним.

За рулем сидел Данниган. - Может, это их научит, а?- сказал он. - Может быть, теперь они научатся давать войне передышку. И если это не поможет . . .- Он вздохнул и посмотрел на Шафран. - Дай мне сигарету, малышка. Думаю, она мне нужна . . .”

Она не поднимала шума из-за того, что ее называли “малышка” вместо “мэм".- Были времена, и это был один из них, когда они были не капитаном и сержантом, а мужчиной и женщиной в машине, путешествующими по чужой стране, в которой не действовали никакие старые правила.

- Спасибо, - сказал Данниган, беря сигарету. “Вы правы, вы знаете . . . обо всем этом крушении вещей. Мне это надоело. Просто мне хочется вернуться на свою ферму.”