“Да, это так. Значит ли это, что я вылечился?- Пенрод не смог сдержать насмешки в своем голосе.

“Я должен позаботиться о других своих пациентах. Нет, ты еще не вылечился. Вы должны провести еще немного времени в чистилище.- Он постучал пальцем по экземпляру "Данте". - Этот момент, Пенрод—похож на тот, когда тонущий человек на мгновение выныривает из воды, пробуя на вкус воздух и свет. Затем он снова погружается. Но в конце концов мы вытащим тебя из глубин. Однако ты будешь страдать еще больше, прежде чем мы сможем вытащить тебя на берег.”

“Я не боюсь, - с горечью сказал Пенрод. Мне было трудно подобрать нужные слова. Они вышли немного невнятными. Он обнаружил, что не может сосредоточиться на лице доктора.

“Так и должно быть, - печально сказал Фарук, и мир исчез.

•••

Дни и ночи стали путаными и разрозненными. Временами Пенрод ощущал душераздирающую агонию, словно его поймали на какой-то дьявольской дыбе. Иногда он замечал, что рядом с ним сидит Лусио, и слышал стихи Данте четырнадцатого века, повествующие об ангелах и дьяволах. Иногда над ним склонялись полулюди,их руки плавились в адском пламени. Между его губами были зажаты чашки со странно пахнущей жидкостью. Иногда он принимал их, иногда выплевывал на демонов. Фарук то появлялся, то исчезал. Затем время, казалось, медленно восстановилось, и ночь последовала за днем в должном порядке. Он мог слышать и понимать то, что говорил Лусио в течение более длительных периодов времени. Демоны, которые ухаживали за ним, омывали его плоть, манипулировали его телом, стали выглядеть более человечными.

Однажды днем, когда Лусио читал, Пенрод облизал губы и попробовал заговорить.

- Это колония прокаженных.”

Лусио тут же закрыл книгу и отложил ее в сторону. “Да, это так. Как только они вылечатся, немногие из пациентов Фарука осмеливаются вернуться в свои деревни; клеймо слишком велико, поэтому многие остаются здесь. Ты же знаешь, у нас есть ферма. Мельница. Она ужасно хорошо организована. Повсюду высокие стены, но я не уверен, что это должно держать прокаженных внутри или держать их в безопасности.”

- Спроси У Фарука.”

“Я тоже не думаю, что он знает. А он суфий, довольно уважаемый, так что он, вероятно, просто расскажет мне какую-нибудь загадочную историю про осла, а это значит, что все это одно и то же.”

Лусио ждал, но Пенрод так долго молчал, что снова взял книгу и откашлялся.

“По чьей власти я здесь нахожусь, Лусио?”

Лусио поднял глаза к потолку и задумался. “Шахта. Король Италии ... где-то посередине между ними. Пенрод, я знаю, почему ты уничтожил герцога Кендала, и это был очень дерзкий жест-освободить половину королевских семей Европы из его хватки и ничего не просить взамен. У меня даже есть довольно хорошее представление о том, как вам это удалось. Но почему же, совершив такое, вы не надели свой лучший наряд и не пошли открывать бутылку шампанского в клуб "Гезьера"? Вы, вероятно, могли бы отыграть свое состояние за карточным столом в тот же вечер, а затем снова взяться за свои комиссионные на следующий день. Почему же вы вместо этого—и я не хочу обидеть нашего дорогого друга Якуба-заперлись в лачуге и попытались выкурить себя до смерти? Он наклонился вперед, положив руки на колени, склонил голову набок и с совиным любопытством уставился на Пенрода.

“Не знаю” - ответил Пенрод и отвернулся.

Лусио откинулся на спинку стула и скрестил ноги. “Очень странное поведение, мой друг. Вот и все.”

“Я могу делать все, что захочу.”

“Это правда. И я был рад, что ты прикован здесь цепью. Возможно, у Фарука есть еще одна история про осла, чтобы объяснить и тебе тоже. У вас была половина Европы в головоломке.- Он поднял руки вверх. “Конечно, вы никогда не признаетесь в том, что сделали с герцогом, я понимаю, но вы будете вознаграждены, хотите вы этого или нет.”

“А быть закованным в цепи среди прокаженных-это награда, не так ли?- Пенрод дернул себя за наручники. Его мышцы болели, и он чувствовал себя слабым, как ребенок. Разочарование заставило его глаза и кожу покалывать.

Лусио почесал затылок. - Они очень милые прокаженные, Пенрод. И очень нежен с тобой, как я заметил. Вы знаете так же хорошо, как и я, что болезнь не так заразна, как когда-то считалось, и только те, кто вылечился, ждут вас.- Он фыркнул. - А учитывая, при каких обстоятельствах я вас нашел, не пытайтесь убедить меня, что вы беспокоитесь о своем здоровье.- Он снова взял книгу в руки. “Ну что, хватит с нас болтовни? Давайте посмотрим, может ли поэзия хоть немного поднять вам настроение.- Он сделал паузу. “Ты же знаешь, я вышла замуж. Милая девушка. Она умерла, рожая моего сына. Я был ужасно зол. Кричал на священников, проклинал моего собственного ребенка как убийцу. Именно чтение Данте вернуло мне рассудок. Теперь мой мальчик растет, живет со своими любящими бабушкой и дедушкой и учится охотиться и ездить верхом в тех же самых поместьях, где мы провели то лето вместе.”

“Значит, твой план состоит в том, чтобы вернуть мне рассудок?”

“Думаю, стоит попробовать.”

- Когда-нибудь тебе придется меня отпустить. Что же тогда помешает мне вернуться в свою лачугу и трубу?”

Лусио сморщил свой прекрасный римский нос. “Какое-то время ты будешь слишком слаб, чтобы ходить. Надеюсь, ты изменишь свое мнение, прежде чем к тебе вернутся силы. Итак, на чем мы остановились?”

Пенрод вздохнул. В комнате было прохладно и чисто, и, несмотря на слабость и боль в костях и голове, мысли его были яснее, чем в течение многих недель.

“Как ты нашел Фарука?”

Лусио фыркнул: - Мои предки уже давно живут в Египте, Пенрод. Клеопатра привезла всю страну в Рим в качестве приданого, когда вы, англичане, еще красились в синий цвет и приносили друг друга в жертву дубам. Мы помним наш путь вокруг. А теперь, Да, мы здесь . . .”

Примерно через неделю Лусио объявил, что покидает Каир. Пенрод с удивлением обнаружил, что эта мысль его тревожит. Он проклинал Лусио каждый раз, когда навещал его, и поклялся, что как только сможет сбежать, вернется к своим старым привычкам в городе, но когда Лусио сказал ему, что этот визит будет последним, Пенрод почувствовал себя так, словно веревка, которая тащила его к безопасному берегу, была перерезана. Ему показалось, что он не подал никакого знака, но Лусио, должно быть, заметил что-то в выражении его лица.

- В конце концов, Пенрод, мы уже закончили читать "Парадизо". И я должен вернуться в Италию. Как бы это ни было приятно, но мои хозяева в Риме хотели бы, чтобы я вернулся, и у меня есть обязанности, от которых я не буду уклоняться.”

“Значит, ты оставляешь меня здесь, привязанного к кровати.”

Лусио протянул руку и положил ее на плечо Пенрода. Это был первый раз, когда он прикоснулся к нему.

“Нет. Фарук сказал мне, что тебя можно развязать. Наркотик покинул твое тело, Пенрод. Вы должны это почувствовать. Теперь твоя душа должна быть восстановлена, и я оставляю ее на попечение Фарука.”

- Моя душа?”

“Твоя душа, - очень серьезно ответил Лусио. “Но сначала я должен получить свою награду.”

Он поднялся на ноги и без дальнейших церемоний расстегнул мягкие кожаные наручники на запястьях и лодыжках Пенрода.

“А теперь, если я вам помогу, вы сможете сесть?”

Он не стал дожидаться ответа, а положил руку Пенроду на плечо и приподнял его. Перед глазами у пенрода все поплыло, и страшная тошнота заставила его вцепиться в матрас. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. - Он вздрогнул.

“Очень хорошо” - тихо сказал Лусио. Он сел рядом с ним на кровать, опираясь худым телом на его плечо. - А теперь, Пенрод Чарльз август Баллантайн,я выражаю Вам благодарность моего короля. В знак признания вашей доблести, вашей чести и хорошего характера . . .- Пенрод чуть не рассмеялся, но Лусио продолжал с осторожным ударением: - ваш великий, добрый характер, я назначаю вас рыцарем ордена Стражей Рима Его Величества и дарую вам все привилегии и почести, священные для этого ордена. Так оно и говорится. Ты можешь снова лечь, моя дорогая.”

Он помог Пенроду упасть обратно на кровать и укрыл его простыней, как заботливая нянька. Пенроду казалось, что он сражался с великанами-так сильно болела его голова и так устали конечности. "Боже мой, - подумал он, - неужели я когда-нибудь снова буду здоров?"

Лусио поднял свою книгу и снова положил ее на стол. “Я оставлю это тебе на память о нашем совместном времяпрепровождении. Надеюсь, вы прочтете его еще раз, когда поправитесь. Эта поэзия не просто так просуществовала дольше империй.”

- Лусио . . . Пенрод хотел поблагодарить его, но гордость, казалось, наполнила его рот камнями. В конце концов, он еще не знал, радоваться ему или огорчаться, что Лусио спас ему жизнь.

“Да, Пенрод?”

"Есть ли сливы среди этих прав и привилегий?"

Лусио откинул голову назад и рассмеялся. “Ах, мой друг Пенрод где-то там! Я знал это и очень этому рад. Дай мне подумать. О да, я почти уверен, что вы имеете право продавать сыр из козьего молока на форуме в первую субботу каждого месяца.”

- Сыр?”

“Да, только козье молоко. До Свидания, Пенрод. Надеюсь, мы еще встретимся.- Он приложил пальцы ко лбу в знак приветствия и вышел из комнаты.

•••

Пенрод начал приходить в себя. Каждое утро, просыпаясь, он заставлял себя сначала сесть, а потом встать. Его слуги знали об этом режиме только тогда, когда замечали синяки, расцветающие на его руках и бедрах от частых падений. Они ничего не говорили, но еда, которую ему давали, становилась все более плотной, и не прошло и недели, как он сумел пройти всю свою комнату и вернуться в постель, не подогнув под себя ног. Он напомнил себе, что когда-то был в руках Османа Аталана. Тогда его тоже морили голодом и избивали почти до смерти, но он выздоровел. Он сделает это и сейчас. Он по-прежнему не имел ни малейшего представления о том, какой может быть его жизнь за пределами этих стен, но сосредоточился только на своих мускулах. А дальше он будет ждать и смотреть.