29 Хадсон

If You Want Love by NF

Захлопнув дверь, я бросаю пачки бумаг на кровать. Сжимая волосы кулаком, я борюсь с желанием громко закричать. Горячая ярость наполняет каждую мою мысль. Ослепляющее, расплывающееся, не оставляющее места ни рациональности, ни спокойствию.

Мой кулак касается оштукатуренной стены, кожа трескается, а по краске размазывается кровь. Я кричу о своем разочаровании и продолжаю бить, несмотря на боль в разбитых суставах. Мариам говорит, что я должен справиться со своим гневом, если у меня есть хоть какой-то шанс покинуть это место.

Знаете что? К черту Мариам. Я никогда не сбегу из этой богом забытой клетки, потому что это мое место.

Бруклин не разговаривала со мной всю неделю после нашего скандала в понедельник. Она проходит мимо меня в коридорах, как будто я даже не существую, как будто того поцелуя за пределами библиотеки никогда не было. Я знаю, она почувствовала это, мгновенное электричество позади нас. Эта искра проложила нам путь к гибели пять лет назад, и нам всегда суждено было гореть вместе.

Тем временем наша группа распадается. Мы сидим в тишине за едой, воздух пропитан негодованием. Я понимаю, ребята обвиняют меня в том, что я все испортил. Этот пустой стул за столом до боли очевиден. Кейд молча строит планы, а Феникс ведет себя как полный идиот. Даже ничего не нужно говорит об Илае, он хуже, чем когда-либо, и одержим разрушением.

Не могу поверить, что не увидел этого раньше.

Мы все попали в ее орбиту. Каждый проклятый из нас.

Я падаю на пол, прижимаясь спиной к окровавленной стене. Моя голова падает на руки, когда я борюсь с непреодолимой потребностью выбить дверь Бруклина и раз и навсегда разобрать этот ядовитый беспорядок. Сломай ее, накричи на нее, скажи ей, что я не могу перестать думать о ней. Что-нибудь, чтобы исправить это токсичное месиво. Я не могу оставаться в подвешенном состоянии, разрываясь между любовью и ненавистью к этой суке.

Раздается стук в мою дверь, прежде чем она распахивается, и входит Кейд. Он бросает один взгляд на меня, лежащего на полу, и хмурится, замирая на месте. — Хад? В чем дело?

Я качаю головой и бегу в ванную, не в силах выразить силу своего гнева. Кейд отказывается отводить взгляд, пока я ополаскиваю руки под краном, красные водовороты стекают в канализацию вместе с осколками штукатурки.

— Ничего такого. Я в порядке, — выдавливаю я.

Он колеблется, кажется, тщательно подбирая слова. — Думал, ты работаешь над этим, а не сдаешься. Что нашло на тебя в последнее время? Ты не хочешь домой?

Я обматываю полотенцем больную руку, не глядя на него испепеляющим взглядом. — Кто ты, мой гребаный психотерапевт? — Пройдя мимо него, я сажусь на кровать. — Просто занимайся своими делами. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Кейд разочарованно вздыхает. — Это все связано со мной.

Я пощипываю переносицу. Серьезно? Это снова происходит?

— Когда ты научишься отваливать, когда ты никому не нужен? — Думаешь, я хотел, чтобы ты бросил университет, чтобы последовать за мной сюда? Или что я хотел, чтобы кто-нибудь солгал… — я делаю паузу, балансируя на грани того, чтобы раскрыть слишком много.

Кейд делает три длинных шага и опускается передо мной на колени, кладя руку мне на ногу. — Я знаю, брат. Я знаю.

Мои глаза скользят вверх, чтобы встретиться с ним. Широко и определенно, без единой трещинки сомнения. — Тебе известно? — медленно повторяю я.

Мое сердцебиение отдается в ушах, когда он кивает. Весь гребаный мир заканчивается с этим признанием. Никогда не имело значения, что все остальные думают о моих преступлениях, полусырой лжи, которую мы состряпали с деньгами и влиянием, чтобы скрыть то, что на самом деле произошло той ночью. Все, о чем я когда-либо заботился, это одно. Кейд.

Он моя лучшая половина, все, чем я должен быть, и даже больше.

— Ты не знаешь, — бормочу я, словно пытаясь убедить себя.

— Мама мне все рассказала. Всю уродливую гребаную правду. — Он скрипит зубами, изо всех сил стараясь оставаться спокойным и уравновешенным. — Ты должен был сказать мне. Я заслуживал это знать.

Мой взгляд мгновенно падает на пол, щеки горят, а сердце бешено колотится. Я до сих пор вижу кровь, которая текла из его израненного тела. По стенам текли лужи, лужи на кухонной плитке, усеянные осколками черепов.

— Сказать тебе что? То, что произошло, не было самообороной? — шиплю я.

Кейд сглатывает. Вздрагивает. Молча борется со своей совестью. — Да.

Воздух кажется невероятно густым, пока мы смотрим друг на друга, ужасная реальность сокрушает нас обоих. — Я не хотел, чтобы ты знал, — выдавливаю я.

— Почему? Я не понимаю, Хад. Ничего из этого.

— Потому что я не хотел, чтобы ты думал обо мне плохо! Вот почему!

Я подхожу к зарешеченному окну и смотрю в темную ночь. Мы проводили вместе каждую пятницу вечером перед Блэквудом. До того, как я стал этим человеком. Клубы или выпивка, иногда поездка на поезде в центр города, чтобы найти симпатичных девушек, чтобы поболтать.

— Тебе не следует быть здесь, — с сожалением бормочу я. — Ты тратишь свою жизнь впустую в этом месте. Меня не выпустят ни через три года, ни через тридцать. Не после того, что я сделал.

Я оглядываюсь на Кейда, замечая полное опустошение на его лице. Он кусает губу, тщательно подбирая следующие слова. — Хад… тебе нужно кое-что знать.

Я жду, когда он закончит, зная, что что бы ни случилось, это должно быть плохо. Достаточно, чтобы воздействовать на непоколебимого Кейда. Достаточно, чтобы загнать его в мою комнату, когда он едва может стоять рядом со мной, пока я медленно разрушаю свою жизнь еще больше.

— Просто скажи мне, — командую я. — Скажи мне и иди.

Кейд присоединяется ко мне у окна, сжав руки в шарики. Он даже не может смотреть на меня, решительно глядя вперед. — Мама говорит, что в деле есть подвижки.

— Верно… И?

— Блядь, Хад, — ругается он, с тревогой расстегивая воротник рубашки. — Твоя мама вышла вперед и хочет дать показания против тебя.

Мой желудок проваливается. Лед заливает мое тело, и болезнь затуманивает мой разум. Я слышу, как Кейд произносит мое имя, чувствую его руку на моем плече, но это не резонирует. Ничто в этом не кажется реальным, как будто я заперт в извращенном кошмаре, созданном, чтобы меня трахнуть.

— Она хочет… дать показания. Против меня, — бесстрастно заявляю я.

— Ага. Ты понимаешь, что это значит, верно?

Наткнувшись на кровать, я сажусь и кладу голову на руки. — Конечно, черт возьми. Она разоблачит ложь. Твои родители будут замешаны. Мы все сядем в тюрьму.

Я бесцветно перечисляю перспективы, слишком подавленный, чтобы полностью осознать всемогущую бурю дерьма, направляющуюся к нам. Кейд присоединяется ко мне на кровати, такой же напряженный.

— Они твои родители тоже. Они устроили этот беспорядок, чтобы защитить тебя, черт возьми. Теперь они пойдут ко дну с тобой. — Он громко сглатывает. — Нам нужен план. Из этого должен быть выход.

— Это лжесвидетельство, Кейд. Мы все лгали.

Я ударяю сжатой рукой по лбу, желая, чтобы правда исчезла. Как я мог быть таким глупым, чтобы согласиться с этим? Черт возьми, я заслужил этот тюремный срок. Я не могу допустить, чтобы они опустились и за мои ошибки.

— Как мы их защитим? — спрашиваю сквозь зубы. — Я подойду к судье и признаюсь, если придется. Они могут делать со мной все, что им заблагорассудится. Я не могу позволить… — Мой голос прерывается, я тяжело сглатываю. — Я не могу позволить этому случиться. Твоя семья спасла мне жизнь.

Из всех ответов Кейд смеется.

— Над чем ты смеешься?

— Ничего такого. — Он слабо посмеивается. — Просто… я думаю, это самое милое, что ты когда-либо говорил мне.

Я стреляю в него недоверчивым взглядом. — Ты шутишь, да? Это то, о чем ты сейчас думаешь?

Протрезвев, Кейд встает и смотрит на меня сверху вниз. — Мы семья, нравится тебе это или нет. И мы исправим это всей семьей. Никто не сядет в тюрьму. Ты возвращаешься домой. Я дал обещания и намерен сдержать их.

— Каков же тогда твой план? — Я зову его вдогонку.

— Разберемся, — уклончиво отвечает он. — Мама приедет через пару недель, чтобы увидеть нас обоих. Она просила о посещении. Надеюсь, тогда у нас будет обновление.

— Плотно держаться? Это твой план? — Я смотрю на него.

— Да. А пока держи рот на замке. Пока мы разговариваем, адвокаты затягивают расследование, чтобы отсрочить дело. Сиди спокойно и не теряй дерьмо, брат. Однажды мы исправили этот беспорядок… — Он смотрит мне прямо в глаза. — Мы сделаем это снова.

Я смотрю на дверь еще долго после того, как она закрылась за ним. Мои глаза не видят, зрение испорчено памятью о крови. Это произошло за долю секунды, решение, которое изменило для меня все. Я поехал вниз, чтобы увидеть свою мать в изумлении, намереваясь, наконец, рассказать ей о годах жестокого обращения, которые привели меня в приемную семью.

“Хадсон, что ты здесь делаешь?

Ты не можешь быть здесь. Пожалуйста иди. Если Рон тебя увидит…”

Я должен был послушать Ма. На самом деле, я никогда не должен был возвращаться в эту адскую дыру, наполненную бессмысленными идеями о завершении и, наконец, исцелении от прошлого. У меня все было расписано для меня. Эта идеальная жизнь, которую обеспечили семья Кейда. Колледж. Друзья. Хорошие оценки. Будущее. И я бросил все это только для того, чтобы вернуться к этой сумасшедшей шлюхе.

Есть только один человек, который может понять. Мои ноги двигаются автоматически, когда я выбегаю из комнаты и марширую по коридору. Ударяю кулаком в дверь Бруклина, моя грудь сжимается, а лоб покрывается потом. Все трещит и трещит по швам. Она единственный человек, который когда-либо был близок к пониманию меня.

Нет ответа.

Я дергаю ручку, но она заперта. Темнота смыкается перед моим взором, когда я прислоняюсь лбом к дереву. Этого не может быть. Кейд и его семья не могут опустить руки из-за моих ошибок и глупости. Это все моя гребаная вина.