20 Феникс

Toxic Lovers by Mass of Man & Masetti

Я туго обматываю скотчем запястья Скотта, не оставляя ему возможности пошевелиться, пока прикрепляю их к каркасу кровати. Подергивая мою работу, чтобы проверить, он не шелохнется. Он крепко связан и не может сдвинуться ни на дюйм без моего разрешения.

Я смотрю в его светло-карие глаза, его ресницы обрамляют невинность и предвкушение. Скотт слишком кроткий и хрупкий, чтобы справиться с этим, но мне все равно. Я не из тех, кто часто упражняет свою совесть.

«Н-Никс? Это немного тесно, — скулит Скотт, кусая нижнюю губу.

Я смотрю на него пустым взглядом. — Разве похоже, что меня это волнует?

Держу пари, Бруклин не стала бы жаловаться, если бы она была привязана к моей кровати. Черт, я бы поставил свою жизнь на то, что ей это понравится. Но сама узколобая, упрямая сука по-прежнему избегает нас, и мне, блядь, надоело, что меня игнорируют.

Скотт вздыхает, хлопая густыми ресницами. — Я пришел повеселиться, а ты ведешь себя придурком. Полегче, ладно?

Отдергивая руку, я сильно ударяю его по лицу. Я наслаждаюсь слезами, выступающими в его глазах, и великолепной красной отметиной, которая появляется. Не жалей его, его член сейчас крепче стали. Я вижу, как он выпирает из-под его спортивных штанов.

— Заткнись, чувак. Ты пришел, потому что тебе скучно. У нас комендантский час из-за пожара, так что веди себя иначе, я не трону ни тебя, ни твой член пальцем сегодня вечером. Понял?

Он послушно кивает. Маленькому уродцу нравится, когда его избивают, и я более чем счастлив наказывать его. Я причиняю ему боль, потому что он реагирует, и это так мило. По крайней мере, я могу получить это от кого-то, даже если это не тот человек, которого я действительно хочу.

— Не говори больше ни слова, — предупреждаю я.

Скотт лишь продолжает улыбаться и кивает, резко вдыхая. Я высвобождаю свой член и сжимаю его в руке, наблюдая, как его глаза скользят вниз. Он облизывает губы, пока я тру себя, наслаждаясь ощущением его глаз на моей коже, но он не в силах пошевелиться. Я связал его, и ему некуда идти. Вот чем хороша металлическая кровать.

— Пожалуйста, Никс… Пожалуйста…

— Что я сказал? Держи свой чертов рот на замке.

Чтобы еще больше проиллюстрировать свою точку зрения, я заставляю его замолчать, засовывая свой член глубоко ему в горло. Он давится и стонет, слезы текут по его лицу, когда я душу его своим твердым членом. Я могу сказать, что, несмотря на мою грубость, он на самом деле наслаждается этим. Это больная правда.

Люди любят плакать жертвой и разыгрывать невинную карту. Когда на самом деле мы все одинаково облажались по-своему. Только разница в том, что одни носят его на рукаве, а другие живут ложью. Отказ себе в удовольствии брать именно то, что они хотят, и тогда, когда они этого хотят.

Когда мой член касается задней части его горла, я стону от ударных волн удовольствия. Даже если это кажется неправильным, как будто я каким-то образом предаю свои чувства, трахаясь с ним.

— Блядь, да… — бормочу я.

Скотт для меня ничего не значит, как и остальные. Он средство для достижения цели. Я возьму все, что смогу, чтобы сбежать из этого мира. Раньше это были наркотики, но в трезвости мне приходится полагаться на секс.

Черт возьми, несколько ночей… Я бы убил за них.

Еще один раз.

Ослабив его путы достаточно, чтобы грубо перевернуть его, я провожу пальцем по кольцу мышц, готовых и ожидающих меня. Все это время эти чертовы серые глаза застряли у меня в голове. Она не оставит меня в покое.

Меня тошнит от того, что я хочу пройти к ней в комнату и бросить прошлое прямо в ее хорошенькое личико? Отшлепать ее до крови и сказать ей, что она гребаная грязная грешница? Это вызвало бы реакцию. Я просто хочу, чтобы она признала мое существование. Я отчаянно нуждаюсь в исправлении, и ничто другое не помогает. Она заманила меня своими грустными улыбками и жаждой крови, прежде чем оттолкнуть меня, как будто ничего не произошло в этом классе в ее первый день.

Я выбрасываю людей, когда с ними покончено, а не наоборот.

Скотт хрюкает, когда я грубо трахаю его сзади, мои ногти скользят по его спине, оставляя гневные красные следы. Мне приходится закрыть глаза, чтобы заблокировать его, вместо этого притворяясь, что Бруклин извивается подо мной, стонет и потеет, когда я даю ей что-то, что она не сможет игнорировать. Этого достаточно, чтобы заставить кончить меня, и я проливаю свой груз.

Когда я закончил, отталкивая Скотта в сторону, я оставляю его задыхающимся и напрягающимся от ленты. Схватив ножницы со стола, я быстро разрезал ограничители, освобождая его измученное тело. Конечно, избегая его испытующих глаз, потому что я не испытываю чувств. Ничего личного.

— Хочешь, я вернусь завтра? — с надеждой спрашивает он.

Я падаю в кресло и беру пиво из тайника, спрятанного в поддельном дне, даже не удосужившись предложить ему пиво. — Неа. Одного раза достаточно, я найду кого-нибудь другого.

Он тяжело сглатывает и встает, натягивая пот, готовясь к побегу. — Ну хорошо. Ты знаешь, где меня найти, если передумаешь.

Бросив последний долгий взгляд, он ушел. Проскальзывает обратно в затемненный коридор, быстро бежит, чтобы не попасться патрулям. Я не пытаюсь повернуться или сказать еще слово, мои мысли поглощены другим. Я чувствую себя виноватым, что еще больше меня бесит. Почему я должен сожалеть? Это ее чертова вина. Я не сделал ничего плохого, но я все еще получаю молчание. Мы все были загнаны в непослушный угол вместе.

Мне нужны ответы.

Быстро приняв душ, прежде чем переодеться, я чувствую себя в ловушке собственной кожи. Даже перепихон со Скоттом меня не успокоил. Во всяком случае, я чувствую себя более взволнованным, чем раньше. Я выскальзываю в коридор, ожидая, пока патрульный охранник повернется спиной и пойдет в другом направлении.

Мы заперты на ночь, но это меня не останавливает; Я могу легко сливаться с тенями и двигаться, не видя. Становлюсь единым целым с тьмой, которая охотно приветствует меня дома.

Проходя мимо, я смотрю на комнату Бруклин, свет льется из-под двери. Искушение войти достигает предела, но я воздерживаюсь, заставляя себя вместо этого подойти к двери Хадсона. Ребята внутри, играют в карты и смотрят футбол по большому телевизору. Полагаю, богатые приемные родители окупаются. Он в два раза больше моего.

— Привет, — приветствую я.

Они поворачивают головы, когда я хватаю пакетик чипсов с его стола и плюхаюсь на кровать рядом с Илаем. Кейд и Хадсон возобновляют игру в покер, а Илай шаркает руками, освобождая место на матрасе для меня. Его голова вернулась в другую книгу, даже тише, чем обычно после утренней драмы.

— Думал, у тебя была компания? — спрашивает Кейд.

— Заскучал. Думал, вместо этого я приду и достану вас.

Хадсон бросает карты, самодовольно улыбаясь брату. — Флеш-рояль, ублюдок. Ты проиграл. Опять.

Кейд хмурится. — Ты мошенник.

— Нет, просто лучше тебя. Ты слишком много думаешь, вот в чем проблема, — хихикает Хадсон. — Разве вы, математики, не должны быть умным дерьмом?

— Не начинай со мной снова. Я не в настроении.

— Не моя вина, что ты гребаный неудачник.

Кейд встает с сердитым фырканьем и направляется к заполненной полке рядом с кроватью, перетасовывая пару учебников и хватая одну из спрятанных за ней банок газировки. Нам пришлось пополнить запасы после большой зачистки прошлой ночью. Время от времени власти напрягаются и пытаются применить к нам свою власть. Как будто мы еще не все умеем что-то скрывать. Вы учитесь быстро жить в этом месте.

Хадсон снова тасует карты. — Хочешь войти?

Я рассматриваю его на мгновение. — Каковы ставки?

— Ну, Кейд неделю пишет мои сочинения. Что ты можешь предложить?

Я пожимаю плечами. — Я знаю, чего хочу, но тебе это не понравится.

— Попробуй, — возражает он.

— Я хочу знать, что произошло между тобой и Бруклин.

Хадсон на мгновение закусывает губу, сосредоточившись на картах в руках. Я могу сказать, что попал в больное место, но мне все равно. Мне нужно знать, что произошло, это сводило меня с ума уже несколько недель, и я не могу ждать ни секунды дольше.

— Неа. Не моя история, чтобы рассказывать, — наконец отвечает он.

— Дружище, вроде так. Ты тот, на кого она напала.

— Если бы она знала, что я сказал тебе, мы бы никогда ее больше не увидели.

Я рассмеялся. — Мы все равно ее не видим, благодаря тебе.

— Серьезно, Никс, не торопись. Выбери что-нибудь другое.

Вздохнув, я принимаю свою стопку карт. — Ладно, начинай.

Хадсон предлагает Кейду руку помощи, но он отказывается. Мы только вдвоем стоим лицом к лицу, и я полон решимости уйти, по крайней мере, имея какое-то представление о том, с чем мы имеем дело.

— Я хочу знать, почему ты называешь ее дроздом, — говорю я.

Он выглядит удивленным, но это быстро превращается в раздражение. — Кровавый ад. Ты ведь не оставишь это?

— Неа. Пора признаться.

Я могу сказать, что остальные тоже заинтересованы, их головы оживляются, когда мы начинаем играть. Даже Илай, заглядывающий из своей книги, когда думает, что никто не смотрит. У меня довольно приличный хэнд (Прим.: Хэнд — Первоначально была основана на широте человеческой рук), и, несмотря на уверенность Хадсона, его лицо слишком многое раскрывает. Он всегда разгорячен, полон эмоций и гнева. Там, где я хладнокровен и бесчувственнен, он весь в огне и сере. Я могу использовать это против него.

— Отлично. Но если я выиграю, ты должен убедить Бруклин поговорить со мной. Наедине.

Я фыркаю на его требование. — Ты действительно думаешь, что она пойдет на это?

— Я не просил говорить ей правду. Доставь ее сюда любыми средствами.

Похоже, Хадсон готов играть грязно. У меня нет никаких сомнений по этому поводу. Мы играем в полной тишине, оба подстегиваемые перспективой получить соответствующие призы. Когда я в конце концов выигрываю, он с разочарованным вздохом бросает карты.