Посасывая мою шею, я знаю, что завтра будет адская отметина. Мне было все равно, я тяжело дышала, пока Кейд трахал меня у стены. Открытый воздух и камеры только делают его жарче.

Любой может подойти и поймать нас, может быть, Огастус пошлет своих людей посмотреть и посмеяться. У них не будет шанса. Я бы перерезала их проклятые глотки и позволила бы Кейду трахнуть меня в их крови.

После того, как я достигла кульминации один раз, Кейд вытягивается и побуждает мои ноги вернуться к его талии. Он толкается внутрь меня под еще более глубоким углом, моя спина снова касается стены.

— Держись детка.

Цепляясь за его широкие плечи, я утыкаюсь лицом в его шею, пока он поклоняется моему телу. Вонзаясь в меня с прерывистым дыханием, рука зарылась в мои волосы, а сильные ноги поддерживали меня. Свернутая пружина внизу живота снова сжимается, готовая развернуться в еще одном всемогущем взрыве.

— Ты близко? — бормочет он.

— Да, не останавливайся.

— Не смог бы, даже если бы я, блядь, попытался.

Отстраняясь, чтобы посмотреть на него, я снимаю очки с его лица и кладу наши лбы друг на друга. Вид Кейда, теряющего каждую унцию своего драгоценного контроля, останется со мной навсегда. Отказ от своей силы, возможно, в первый раз.

— Иди ко мне, Брук, — приказывает он.

Я заставляю его замолчать яростным поцелуем, посасывая его нижнюю губу. Кейд врезается в меня с новой скоростью, как будто он преследует своих демонов, завладевая каждым моим дюймом. Я ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, кто именно этот человек. К концу этого моя спина будет черно-синей, но я бы ни за что на свете не променяла бы это.

В итоге мы рухнули на крышу, а я оседлала Кейда и скакала на его члене, как будто это моя повседневная работа. Он целует каждый дюйм меня, преследуя собственное освобождение. Я вытягиваю из него удовольствие, беря его ножны под глубоким углом, пока я тоже не готова развалиться.

Когда мы оба кончаем, это не тихо и не смирно. Невозможно сдержать это после месяцев танцев друг вокруг друга. Я хочу, чтобы весь институт услышал, как я объявляю его своим. Кейд падает, борясь за глоток воздуха, пока я переживаю толчки собственного оргазма.

— Это…

— Давно назрело, — заканчиваю я, надевая ему очки.

Его смешок подобен теплому меду на расшатанных нервах. Мы дышим в тандеме, близость душит, но я не хочу бежать. Он под моей кожей и обернулся вокруг моих костей, как паразит. Кейд и его ебанутая семья изгоев владеют мной. Я принадлежу к четырем из них, к лучшему или к худшему.

Отпустив меня, чтобы найти его одежду, я натягиваю шорты для сна и бросаю взгляд на крышу. Воспоминания о той ночи подкрадываются ко мне, как дым на ветру, облизывая мою кожу. В моем беззащитном постсексуальном тумане я не могу их заблокировать.

Я думаю, что Кейд произносит мое имя, но звук заглушается, когда я всматриваюсь в темноту, и мое сердцебиение учащается. Шаги заполняют мои уши, медленно приближаясь. Они пришли нас наказать.

Нет.

Пришли для чего-то хуже.

— Оставь меня в покое, — хнычу я.

Волоча свой высохший скелет, Вик ухмыляется мне сквозь кровь, стекающую с его изуродованного лица. Он останавливается всего в нескольких метрах от меня, его взгляд скользит по моим голым ногам, пока я стягиваю рубашку, ненавидя то, как он смотрит на меня, даже в моем воображении.

“Ты чертова шлюха.

Тебя никто не трогает, кроме меня.

Ты все еще моя, малышка Брук.”

— Это нереально, — повторяю я, глядя на него.

“Конечно, это нереально.

Я живу в твоей голове.

Я владею тобой, малышка.”

— Нет. Ты покойник. Ты блядь мертв!

Вик подходит еще ближе, оттягивая ремень, все еще обернутый вокруг его талии. Я знаю, что грядет. Боль. Кровь. Потеря всех ощущений и контроля. Оставив меня разбитой на осколки разбитого стекла и остатки его изнасилования.

Вдалеке я чувствую, как кто-то еще трясет меня, умоляя вернуться, но я не могу оторвать глаз от Вика. Он неизбежен.

“Я никогда не оставлю тебя одну.

Нет, пока ты не убьешь себя.

Вернись ко мне.”

— Я не могу вернуться. Пожалуйста… блядь, этого не может быть.

“Если я умру, то и ты тоже.

Как и хотел Рио.

Ты должна был закончить работу.”

Все становится незначительным, когда его шепчущие слова тянут за собой распутывающуюся нить в моем сознании. Я падаю на колени, боль разрывает меня. Воспоминания обрушиваются на меня, как тонна кирпичей, и я кричу теням, отчаянно отталкивая их. Я не хочу признавать, что здесь произошло. Я не хочу этого чувствовать.

— Останавись! Просто перестань!

“Давай, малышка.

В конце концов тебе придется сломаться.”

Давление нарастает до предела, и я думаю, что теряю сознание из-за того, что не дышу слишком долго. Следующее, что я помню, это то, что я качаюсь на чьих-то теплых коленях, защищенная от ветра, хлещущего крышу. Вик ушел, прокрался обратно в свою неглубокую могилу.

— Дрозд?

— Любимая?

Схватившись за пульсирующую голову, я всхлипываю от боли. Два знакомых запаха регистрируются, и я цепляюсь за них, отбрасывая образ Рио, мучающего меня, с широкой ухмылкой удовлетворения. Я смотрю, как его губы двигаются со словами, но ничего не выходит.

“Нет.”

Я отказываюсь помнить. Еще нет.

Мне удается с трудом открыть глаза, и я встречаю два голубых камня тревоги и страха. Пальцы Хадсона болезненно сжимают мой подбородок, не давая мне отвести взгляд, пока слезы катятся по моим щекам.

Я должна вернуть этого монстра на место, но их слишком много. Вик. Рио. Лазло. Мама. Даже Огастус. Меня задушат чертовы призраки.

— Н-не могу д-дышать, — заикаюсь я.

— Повторяй за мной, — приказывает Хадсон.

Он имитирует медленный вдох и выдох, заставляя меня следовать его примеру. Кейд стоит позади него, позволяя своему брату взять на себя управление. Когда это не удается, я не готова к резкому уколу ладони Хадсона по моей щеке, и удар вырывает меня из нее. Я глубоко вдыхаю сладкий, великолепный воздух.

— Какого черта ты с ней сделал? — Хадсон рычит.

Кейд выглядит таким виноватым, держась от меня на расстоянии.

— Ничего такого. Мы были просто… а она… блядь. Это была плохая идея.

— Ты думаешь? Здесь? Господи Иисусе, Кейд.

— Я не подумал, ясно?

Они ссорятся, пока я не нахожу свой голос, тихий и слабый.

— Пожалуйста… перестаньте ругаться.

Хадсон сгибает руки вокруг меня, поднимая меня, как будто я чуть больше ребенка. В моем хрупком состоянии я прижимаюсь ближе к нему и на этот раз позволяю себе утешиться. Даже им.

— Что случилось, Брук? — мягко спрашивает Хадсон.

— Именно то, чего они хотят, — шепчу я.

— Кто? О чем ты говоришь?

Не в силах больше держать глаза открытыми или объясняться, я снова поддаюсь темноте. Это долгожданное облегчение.