Однако Верховный Главнокомандующий на первых порах не решался окончательно принять предлагаемый Г. К. Жуковым план действий наших войск, тем более что командование Центрального фронта все же считало необходимым до перехода немцев в наступление разбить их орловскую группировку объединенными усилиями войск Западного, Брянского и Центрального фронтов. Командующий Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин, не отрицая оборонительных мероприятий, предлагал Верховному нанести противнику упреждающий удар по его белгородско-харьковской группировке"{52}.

"И. В. Сталин, - писал Г. К. Жуков, - опасался, что наша оборона может не выдержать удара немецких войск, как не раз это бывало в 1941 и 1942 годах. В то же время он не был уверен в том, что наши войска в состоянии разгромить противника своими наступательными действиями"{53}.

В этих условиях советские войска совершенствовали свою оборону и одновременно готовились к наступлению, И только в начале июня Ставкой Верховного Главнокомандования было принято окончательное решение о переходе наших войск к преднамеренной обороне и районах сосредоточения резервов, необходимых для контрнаступления.

Убежденность Г. К. Жукова и нашего Генерального штаба в способности советских воинов выдержать натиск фашистских полчищ на Курской дуге, перемолотить их боевую технику, а затем разгромить врага мощным контрнаступлением привела к единственно верному решению и блестящей победе, положившей начало окончательному изгнанию врага со священной советской земли.

* * *

Через штаб Степного фронта мне удалось довольно быстро связаться с начальником штаба 5-й гвардейской танковой армии генералом В. Н. Баскаковым и отдать ему распоряжение о немедленной подготовке всех корпусов и армейских частей к маршу. Баскаков порадовал меня, сообщив, что за последние сутки прибыли эшелоны со значительной частью техники и вооружения для 5-го гвардейского механизированного корпуса, а также несколько вагонов с боеприпасами. Вместе с тем он выразил беспокойство медленным продвижением тылов из-под Харькова в связи с крайне тяжелыми дорогами, расквашенными обильными дождями.

В Полтаву я возвращался по шоссейной дороге из Кременчуга. Большие участки дороги были разбиты, искорежены снарядами- и авиабомбами. Машина с трудом ползла, зарываясь в вязкую грязь. Меня тревожили эти тяжелые дорожные условия, в которых армии предстояло совершать марш: если танки еще пройдут, то каково будет колесному транспорту!

Прибыв в штаб армии и заслушав доклад начальника штаба генерала В. Н. Баскакова о ходе подготовки войск в тылов к маршу, я созвал совещание старшего командного и политического состава, информировал об обстановке на фронте и нашей ближайшей задаче. Прежде всего мы должны быстро и скрытно совершить марш к Днепру, в район юго-восточнее Кременчуга. Основным колонным путем избиралось шоссе Полтава - Кременчуг. В связи с тем что и эта дорога находилась в неудовлетворительном состоянии и требовались хотя бы примитивные ремонтные работы, вперед выдвигались подразделения саперов и частично личный состав танковых и мотострелковых частей. Им надлежало до подхода танковых и моторизованных колонн с использованием местных материалов исправлять наиболее поврежденные участки дороги. Туда же направлялись имевшиеся в наличии тракторы-тягачи и авторемонтные мастерские. Члену Военного совета генералу П. Г. Гришину и начальнику политотдела армии полковнику В. М. Шарову было поручено провести в частях и подразделениях партийные и комсомольские собрания, а накануне марша - короткие митинги, мобилизовать весь личный состав на успешное выполнение всех задач.

Благодаря целеустремленной организаторской и политической работе главные силы (18-й и 29-й танковые корпуса) армии и части армейского подчинения всего за двое суток перегруппировались из Полтавы к переправам через Днепр, где были тщательно замаскированы. Пользуясь тем, что шли дожди и фашистская авиация не действовала, войска совершали марш днем и ночью. В Полтаве еще оставались армейские тылы и части 5-го гвардейского механизированного корпуса, выведенного в резерв фронта до завершения укомплектования боевой техникой. Вместо него в ходе сражения в состав армии был введен 7-й механизированный корпус под командованием генерал-майора танковых войск И. В. Дубового.

Прибыв на КП И. С. Конева, я доложил о сосредоточении танковых корпусов в указанных им районах. Командующий фронтом выразил свое удовлетворение этим. Он возлагал большие надежды на 5-ю гвардейскую танковую армию и делал все, чтобы она переправилась через Днепр скрытно. С этой целью категорически запрещалось появляться днем на реке каким-либо переправочным средствам в той полосе, где ночами должна переправляться наша армия. В то же время командующему 7-й гвардейской армией генералу М. С. Шумилову было приказано круглосуточно держать на Днепре наплавные мосты и переправлять все, что требуется для усиления его войск на плацдарме.

Гитлеровцы были введены в заблуждение. Считая, что советское командование накапливает в этом районе силы для нанесения главного удара, противник начал интенсивно бомбить переправы и подтягивать к плацдарму, занятому войсками Шумилова, свои резервы.

Это позволило 5-й гвардейской танковой армии в ночь на 15 октября в относительно спокойной обстановке начать переброску через реку боевой техники. Для переправы танков и самоходно-артиллерийских орудий в районе Мишурина Рога и северо-западнее инженерные части подготовили четыре 40-тонных парома. Колесный транспорт двигался по двум понтонным мостам. Все шло четко и быстро. В точно указанное время танки по одному подходили к урезу воды и искусно грузились на паромы опытными механиками-водителями. К четырем часам утра нам удалось доставить на правый берег 130 танков 18-го и 29-го танковых корпусов, армейский гаубичный артиллерийский полк, значительную часть других артиллерийских частей и автоцистерн с горючим. А через четыре часа началась мощная артиллерийская подготовка наступления войск Степного фронта. В артподготовке принял участие также успевший переправиться наш гаубичный артиллерийский полк.

На Правобережье Днепра закипели ожесточенные бои. Гитлеровцы оказывали яростное сопротивление, их пехота при активной поддержке танков и авиации переходила в контратаки. Наносившие главный удар 5-я гвардейская и 37-я армии продвигались очень медленно.

В это время я находился на наблюдательном пункте командующего 5-й гвардейской армией А. С. Жадова. Ему то и дело звонил командующий фронтом, требовал нажимать на командиров корпусов и дивизий, чтобы они наступали энергичнее.

Командарм отдавал распоряжения, торопил своих подчиненных, те в который раз поднимали части в атаку, но успеха не было. Противник мощным огнем прижимал к земле нашу пехоту, а там, где она успевала продвинуться хотя бы на несколько сот метров, гитлеровцы отбрасывали ее обратно контратакой своих танков.

И снова раздавался настойчивый звонок И. С. Конева или слышался его недовольный голос по радио. Ему докладывали, что ничего не получается, так как огневые средства врага недостаточно подавлены, и надо заново готовить наступление.

Командующий фронтом нервничал, упрекал А. С. Жадова в отсутствии у него организаторских способностей, хотя раньше сам говорил о нем, как об одном из лучших командармов. Расстроенный Алексей Семенович в ответ только разводил руками и, не оправдываясь, отвечал:

- Слушаюсь, товарищ командующий! Попробуем еще... Поддержите авиацией...

Зная крутой характер И. С. Конева и искренне сочувствуя А. С. Жадову, я в один из его разговоров с командующим попросил, телефонную трубку.

- Жадов топчется на месте, а вы там сидите и наблюдаете! - сказал резко, как ударил, Иван Степанович.

- Да, наблюдаю и вижу, что без танков наша пехота не сможет прорвать оборону немцев, - спокойно ответил я.

- Ах, вы, оказывается, не только занимаетесь наблюдением, а еще и расхолаживаете там Жадова! Значит, по-вашему, тоже следует переносить прорыв на завтра? - сердито загремел командующий фронтом.