— Она в порядке? Я могу срочно вызвать сюда целителя, — говорит Киран, его глаза прикованы к рыдающей Сейдж, а я качаю головой, указывая на светящиеся руки Феликса.

— Он справится с этим. Это произошло слишком быстро, чтобы он мог помочь, прежде чем… дошло до этого. Извини за остановку.

Он наконец отводит взгляд, но в нем чувствуется нерешительность. — Все в порядке. Бэссинджер водит как профессионал, так что у нас у всех было время, чтобы подстраховать вас, ребята. Нам еще долго нужно оставаться на месте? Я установлю периметр.

Феликс качает головой, уговаривая Сейдж вернуться к машине, и я усаживаю их вместе на переднее пассажирское сиденье. Атлас помогает им обоим пристегнуться ремнем безопасности, но, поскольку Сейдж пристроилась на коленях Феликса, это достаточно просто.

Всю дорогу домой я слушаю, как хрипит грудь Сейдж, и проклинаю всех людей в этом дурацком городе за то, что они причинили ей такую боль. Гейб держит меня за руку, хмурясь и покачивая коленом, как будто полон тревожной энергии.

У меня нет слов, чтобы успокоить его сейчас, есть лишь ярость и месть, бурлящие в моих венах.

В машине тихо, и когда Атлас заезжает в гараж поместья Дрейвенов, мы все на секунду замираем, чтобы оценить, во что, в конце концов, превратилась эта ночь.

— Ну… мы живы, верно? Все дышим и целы – таков был план, — тянет Феликс, все еще злясь на сестру, но пытаясь разрядить обстановку.

Я пожимаю плечами и отвечаю: — Ночь еще только началась. Я определенно еще могу разорвать кого-нибудь пополам, если меня спровоцировать.

Я шучу только наполовину.

Я рада, что не выпила слишком много на вечеринке, весь алкоголь выветрился из моего организма, как только я вышла из Хеллкэта, потому что сегодня у Грифона будет ночь со мной в его постели. После его горячего требования, чтобы я была там в этом наряде, мои ноги подкосились от одной мысли об этом.

Я не могу связаться с ним.

Черт, я хочу чего-нибудь с ним сегодня вечером, чего угодно. Может быть, боль от сдерживания Связи будет стоить того, чтобы иметь его. Дрожь пробегает по моему телу при этой мысли. Атлас обхватывает мое плечо, принимая дрожь за холод, и я позволяю ему провести меня в поместье за питьем.

Гейб начинает направлять людей в свободные спальни, как будто он знает каждую комнату в этом месте, и я позволяю Атласу отвести меня обратно в мою комнату, чтобы выпить стакан воды, прежде чем отправиться вниз к Грифону.

Я хватаю горсть одежды моих Связных, чтобы переодеться в комнате Грифона, не обращая внимания на поднятую бровь Атласа, когда не переодеваюсь перед тем, как спуститься туда. Я могу взорваться, если мне придется говорить о том, как Грифон был таким требовательным.

Это было чертовски сексуально, и мне нужно побольше этой его стороны в моей жизни.

Я выпиваю последний стакан воды, прежде чем поцеловать его в щеку и спускаюсь на первый этаж одна, мои босые ноги бесшумно ступают по плюшевому ковру. В доме тихо и спокойно, и когда я проверяю время на своем телефоне, то нахожу сообщение от Гейба, в котором он сообщает, что развел всех по комнатам и желает спокойной ночи. В этом есть мрачный тон, и я знаю, что позже мне придется поговорить с ним о том, что сказала Сейдж.

Она не ошиблась.

Я не говорю, что мне это не нравится. Если бы за мной не охотились, и я не представляла бы опасности для всех них, я бы с удовольствием сосуществовала с ними в той самой взаимозависимости, которая присуща группам Связных.

Но это не та жизнь, которая мне дана.

Когда я подхожу к двери Грифона, мне приходится стучать дважды, но ответа нет ни разу.

Сейчас уже за полночь, его машина в гараже, так что я уверена, что он дома, но мне не нравится входить в комнаты моих Связных без их разрешения. Нокс – единственный, кто буквально никогда не пускает меня внутрь, но это тоже часть нашего распорядка. Я забираюсь туда, отключаюсь и знаю, что когда-нибудь, несколько часов спустя, он будет спать на диване со своими существами повсюду.

Грифон всегда впускает меня.

Я делаю глубокий вдох и пробую ручку двери, пропуская себя в комнату и тихо закрывая ее за собой. Я вздыхаю, услышав шум душа, с облегчением понимая, что здесь не происходит ничего необычного, мой Связной просто готовится ко сну.

Так продолжается до тех пор, пока я не откидываю одеяло на его кровати и до меня не доносится запах духов.

Я замираю, но мои узы полностью контролируют мое тело, прежде чем я успеваю понять, что за хрень только что обнаружила.

***

Духи повсюду на кровати.

Они на его подушках и простынях, идеально отглаженное одеяло надушено ими, и мои узы медленно сходят с ума.

Кто посмел прикоснуться к моему Связному?

Как он мог допустить другую женщину в эту комнату, в свою постель? Это все мое. Мое. Он мой; его комната, его кровать, все это принадлежит мне. Я найду эту женщину, заставлю истекать кровью, а затем представлю ее безжизненное тело моему Связному и покажу ему, что бывает с тем, кто прикасается к тому, что принадлежит мне.

Брут скулит мне в ухо, это чувство, а не звук, и я протягиваю руку, чтобы вытащить его из своих волос, опуская на ковер и твердо требуя, чтобы он шел домой к Ноксу.

Мне не нужны свидетели для этого.

Дверь ванной открывается, и Грифон выходит голый, полотенце, обернутое вокруг его талии, немного прикрывает его, но я все равно ищу на его теле следы. Он замешкался и остановился, подняв руку, чтобы откинуть назад волосы. Когда его очень мускулистое тело покрывается рябью от этого движения, мои глаза сужаются.

Неужели она тоже видела его таким?

Видела ли она, как каждый его дюйм напрягался и двигался, когда он трахал ее на моей кровати? Смотрела ли она, как мой Связной накачивает ее тело?

— Оли? Что случилось, почему твои узы…

Как только я смотрю на него, я понимаю, что не хочу с ним разговаривать. Мне нужны его узы, я хочу разобраться с этим напрямую, потому что этот человек мог сделать что-то чертовски отвратительное, но узы принадлежат мне.

Мой.

Я докажу это до самой его сути, до его низменной и животной правды, потому что этому человеку сейчас нельзя доверять. Он предал меня и все, что мы построили вместе.

Из его горла вырывается рычание, его глаза становятся белыми, ноги подкашиваются, когда я запускаю его узы, и когда он снова смотрит на меня, в нем не остается ничего от того угрюмого и хмурого человека.

Только узы.

Он делает глубокий вдох, оглядывая комнату, как будто не уверен, где находится, и я быстро расстраиваюсь, злясь, что он не берет меня и не требует прямо сейчас.

— Мой.

Мои слова нарушают его неподвижность, его рука роняет полотенце, и он набрасывается на меня одним махом, повалив меня на кровать и прижав к себе.

Я едва успеваю взглянуть на него, но это не имеет значения, все это не имеет значения, кроме того, что ему нужно связаться со мной сейчас.

Я хватаю его за волосы и притягиваю его губы к своим, наши языки борются за господство, и он покусывает мою губу, словно хочет наказать меня. Я чувствую вкус крови, но не могу определить, его она или моя, а его руки хватаются за мою одежду, разрывая и срывая игровой костюм, пока он не оказывается на земле.

Грифон рычит на ленту, закрывающую половину моей груди, и не очень-то любезно снимает ее, оставляя красные следы и жаля кожу, когда полностью обнажает меня, его язык успокаивает кожу после этого.

Я не хочу нежности.

Я хочу, чтобы он трахал меня и связался со мной, чтобы никогда больше не возникало вопроса, кому он принадлежит. Я не какая-нибудь мягкая Центральная Связная, которую нужно держать за руку. Мне нужна его сперма, стекающая по моим ногам, и мой запах, заменяющий этот гребаный парфюм на его простынях, и мне нужно это сейчас.

Я беру еще один комок его волос и толкаю его вниз по своему телу, наклоняясь, чтобы снять трусики. Он хватает мои ноги, закидывая их себе на плечи, пока мои бедра не обхватывают его голову, его язык горячий, когда он пробует меня на вкус, пробует слизь между моих ног и узнает, насколько я готова к его члену. В тот момент, когда он вошел в эту комнату, я была готова к нему, готова взять то, что принадлежит мне, и неважно, насколько охуенно совершенны его губы и язык на моей киске, мне нужно больше.

Когда мои ноги начинают дрожать, я снова притягиваю его, требовательно и капризно, потому что мне нужно, чтобы он был внутри меня, когда я кончу, мне нужно, чтобы он присоединился ко мне, чтобы завершить Связь должным образом.

— Трахни меня. Свяжись со мной сейчас же, — огрызаюсь я, мой голос звучит мрачно и ядовито, и его глаза вспыхивают еще ярче от этой команды.

Если я на секунду подумала, что буду контролировать происходящее здесь, Грифон быстро меня переубеждает, подкладывая подушку под мои бедра, обхватывая рукой мое горло и удерживая меня неподвижной, пока выравнивает свой член и вводит его одним движением, стоная, как умирающий.

Где-то на задворках сознания я осознаю, что это больно, что он слишком большой и это все слишком, но мои узы вырываются из моего тела и обвиваются вокруг него, связывая нас обоих вместе, пока я не перестаю дышать.

Его бедра толкаются в меня, трение нарастает, пока он не врезается в меня, и у него на уме только одно – Связь. Притязать на меня, привязать меня к себе, владеть мной и иметь меня навсегда, потому что без него нет меня. Мы были созданы из одной и той же умирающей звезды, посланы на эту землю, чтобы найти друг друга и связать себя друг с другом на вечность.

Звук наших тел, шлепающихся друг о друга, эхом разносится по комнате, непристойный и чертовски совершенный, и когда я стону ему в ухо, его руки сжимают мою кожу, и он углубляет свои удары, пока его бедра не упираются в мой клитор с каждым толчком.

Я так близка к тому, чтобы кончить, так близка к тому, чтобы взять его как своего, и когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня снова, я поворачиваю лицо к его шее и кусаю его там, ставя метку на его коже в таком месте, где все это увидят и поймут, что это значит.