– Да.

– Ты не похожа на охотника за головами.

– А как выглядит охотник за головами?

– Весь в черном, на бедре шестизарядная пушка, в зубах кинжал.

Я снова закатила глаза.

– И ты охотишься за Санта-Клаусом, потому что он сбежал.

– Не Санта-Клаус, – поправила я. – Сэнди Клоус. С-э-н-д-и К-л-о-ус.

– Сэнди Клоус. Вот дерьмо, как бы тебе понравилось иметь такое имечко? Что он слямзил, кошачий выводок?

И это говорит парень, названный в честь паровозного двигателя.

– Во-первых, у меня законная работа. Я работаю на «Залоговую контору Винсента Плама» в качестве агента залогового правоприменения. Во-вторых, Клоус не такое уж странное имя. Наверно, был Клаус, но исказили на острове Эллис (остров в Нью-Йорке, самый крупный путь приема эмигрантов в США – Прим.пер.). Часто такое случается. В-третьих, не знаю, почему я тебе все это объясняю. Наверно, споткнулась, упала и стукнулась башкой, сейчас лежу в реанимации, и мне все привиделось.

– Видишь, типичная проблема. Никто не верит больше в сказки. Никто не верит в чудеса. Так уж случилось, что я немного сверхъестественный. Почему ты не можешь просто принять этот факт и смириться? Спорим, ты и в Санта-Клауса не веришь. Может, у Сэнди Клоуса и не от Клауса с острова имя. Может, оно у него от Санта-Клауса измененное. Может, парень устал от всех этих игрушек, детишек и просто захотел спрятаться где-нибудь.

– Так ты считаешь, Санта-Клаус мог бы жить в Трентоне под вымышленным именем?

Дизель пожал плечами.

– Почему бы и нет? Санта прыткий парень. У него, видишь ли, есть темные стороны.

– Я вот этого не знала.

– Мало кто знает. Итак, если ты словишь этого парня, Клоуса, купишь елку?

– Наверно, нет. Я на мели. У меня нет денег на елку. Да и елочных украшений не водится.

– О черт, наткнулся на нытика. Нет времени, нет денег, нет елочных игрушек. Бла-бла-бла. Один треп.

– Эй, это моя жизнь. Если я не хочу елку, то имею право.

Вообще-то, я бы хотела рождественскую елку. Огромную, с яркими фонариками и ангелом на макушке. И гирлянду на двери. Красные подсвечники на столе в гостиной. Шкаф, забитый подарками в красивой упаковке для всей семьи. И рождественскую музыку на стерео. А еще фруктовый торт в холодильнике. Ведь всякий настоящий Плам хотел бы Рождество.

Хотелось бы проснуться утром и почувствовать счастье, проникнуться хорошим настроением, и миром на земле, и доброжелательностью к мужчинам. И чтобы «мой возлюбленный послал мне куропатку на грушевом дереве» (цитата из песни «Двенадцать дней Рождества» – Прим.пер.).

Ладно, знаете что? У меня ничего этого нет. Ни елки, ни гирлянды, ни подсвечников, ни подарков, ни жалкого тортика, ни чертовой куропатки.

Каждый год я гоняюсь за идеальным Рождеством, и каждый год оно вряд ли наступает. Мои праздники – всегда мешанина из наспех упакованных в последнюю минуту подарков, остатков торта в собачьем пакетике из дома родителей, а последние два года у меня даже елки нет. Похоже, мне просто не суждено достичь Рождества.

– Что значит – ты не хочешь елку? – спросил Дизель. – Елку хотят все. Если у тебя есть елка, Санта тебе всякую фигню принесет… типа бигуди или шлепанцев.

Вздох.

– Я признательна твоему экскурсу в тему Рождества, но сейчас тебе нужно уйти. Мне некогда. Мне придется ловить Клоуса, а потом я обещала матушке помочь печь печенье.

– Паршивый план. Печь печенье – это не по мне. У меня план получше. Как насчет того, чтобы найти Клоуса, а потом отправиться купить елку? А по дороге домой после покупки елки посмотрим, играют ли сегодня вечером «Титаны». Может, удастся захватить хоккейный матч.

– Как ты проведал о «Титанах»?

– Мне ведомо все.

Я снова закатила глаза и протиснулась мимо него. Я так часто закатывала глаза, что заболела голова.

– Ладно, я бывал прежде в Трентоне, – признался Дизель. – Прекрати закатывать глаза. А то что-нибудь оторвется.

Я собиралась принять душ, но теперь, когда у меня в гостиной сидит непонятный парень, об этом и речи не было.

– Я переоденусь и пойду на работу. Ты ведь не вломишься ко мне в спальню?

– А ты хочешь?

– Нет!

– Твоя потеря. – Он вернулся к дивану и телевизору. – Сообщи, если передумаешь.

Час спустя мы уже сидели в моей «хонде». Я и Сверхъестественный парень. Которого я не приглашала. Он просто открыл замок в дверце и сел в машину.

– Колись, я ведь уже начинаю тебе нравиться? – спросил он.

– Неправда, ты мне не нравишься. Однако по какой-то необъяснимой причине я еще не окончательно слетела с катушек.

– Потому что я обаяшка.

– Ты не обаятельный, ты придурок.

Он ослепил меня еще одной смертоносной улыбочкой.

– Ага, но обаятельный придурок.

Я вела машину, а Дизель сидел на переднем сиденье и листал дело Клоуса.

– Так, что у нас тут? Войдем к нему домой и выволочем его?

– Он живет с сестрой, Элейн Глук. Я заезжала к ним вчера, но сестра сказала, что он исчез. Думаю, она в курсе, где он. И я хочу вернуться туда сегодня и немного надавить на нее.

– Семьдесят пять лет, а этот парень вломился в «Скобяные товары Крейдера» в два ночи и стянул приводных инструментов на пять сотен и галлон желтой краски «Утренний рассвет», – читал Дизель. – Его засекла камера слежения. Что за идиот. Все знают, что нужно надевать лыжную маску, когда идешь на дело. Он что, не смотрит телевизор? Не ходит в кино? – Дизель вытащил из папки фото. – Держи. Этот парень?

– Да.

Лицо Дизеля просветлело, и улыбка вернулась на место.

– И ты заезжала вчера к нему домой?

– Да.

– А ты в своем деле как? Хороша? То есть в выслеживании народа?

– Нет. Но мне везет.

– Еще лучше, – сказал он.

– Ты словно сделал открытие.

– В точку. Кусочки начинают складываться.

– И?

– Прости. Это профессиональное.

Сэнди Клоус с сестрой жили в северном Трентоне в районе небольших домиков, больших телевизоров и сделанных в Америке машин. Тут вовсю витал дух Рождества. Крылечки увешаны разноцветными фонариками. В окнах светили электрические свечи. В крошечных, размером с почтовую марку, двориках толклись северные олени, снеговики и Санты. Дом Сэнди Клоуса был украшен лучше всех – или хуже всех, это как посмотреть. Он утопал в красных, зеленых, желтых и синих рождественских гирляндах и был усеян водопадами крохотных мигающих огоньков. На крыше мерцала светящаяся надпись «Мир на Земле». Огромный пластиковый Санта и его сани втиснулись в миниатюрный передний двор. На крыльце группкой стояли три пластиковых колядовщика времен Диккенса высотой в полтора метра.

– Вот это я понимаю, дух, – заявил Дизель. – Отличная мысль с этими мигающими огоньками на крыше.

– Рискну прослыть циником, но наверно, он их украл.

– Это меня не касается, – сказал Дизель, открывая дверцу машины.

– Погоди. Закрой дверь, – приказала я. – Ты останешься здесь, пока я буду говорить с Элейн.

– И пропустить всю развлекуху? Да ни за что.

Согнувшись, он вылез из «Си Ар-Ви» и встал на тротуаре, сунув руки в карманы и ожидая меня.

– Ладно. Отлично. Только не открывай рот. Просто держись позади меня и старайся выглядеть прилично.

– Думаешь, я не выгляжу прилично?

– У тебя рубашка в пятнах от соуса.

Он посмотрел на себя.

– Это моя любимая рубашка. Очень удобная. И пятна вовсе не от соуса, а от масла. Я в этой рубашке вожусь с байком.

– А что за байк у тебя?

– «Харлей», изготовленный по заказу. Большой старый круизер с пайтоновскими трубами. – Он улыбнулся, ударившись в воспоминания. – Чудо, как был хорош.

– Что с ним случилось?

– Разбился.

– И вот так ты очутился в теперешнем виде? Умер или что-то такое?

– Нет. Умер только байк.

Утро было в разгаре, и солнце пряталось за облаками цвета и вида тофу. На мне были шерстяные носки, толстые ботинки «Кэт», черные джинсы, красная клетчатая рубашка из фланели поверх футболки и черная байкерская куртка. Выглядела я, черт возьми, решительно, такая крутая… и уже отморозила задницу. Дизель же расстегнул куртку и, похоже, ему ничуточки не было холодно.

Я пересекла улицу и позвонила в колокольчик. Элейн широко распахнула передо мной дверь и улыбнулась. Она на пару дюймов ниже меня и поперек себя шире. Ей лет, возможно, семьдесят. Волосы снежно-белые, коротко подстриженные и завитые. Круглые, как яблочки, щечки и ярко-голубые глаза. И пахла она имбирным печеньем.

– Здравствуй, дорогая, – поприветствовала она, – рада тебя видеть снова. – Она посмотрела туда, где, притаившись, глазел Дизель. – О боже! – воскликнула она, краска залила ее от шеи до щек. – Вы меня испугали. Я вас сразу не заметила.

– Я с мисс Плам, – пояснил Дизель. – Ее… помощник.

– Бог мой.

– Сэнди дома? – спросила я.

– Увы, нет. В это время года он очень занят. Иногда я не вижу его целыми днями. Вам же известно, у него магазин игрушек. В Рождество от покупателей отбою нет.

Я знала этот магазинчик. Захудалая лавчонка в торговых рядах в Гамильтон Тауншип.

– Я вчера заезжала в магазин, – заявила я. – Он закрыт.

– Сэнди, должно быть, бегает по делам. Иногда он закрывает магазин.

– Элейн, вы же заложили дом, чтобы внести залог за брата. Если Сэнди не появится в суде, мой работодатель наложит арест на дом.

Элейн продолжала улыбаться.

– Уверена, что ваш работодатель ничего такого не имеет в виду. Мы с Сэнди только что переехали, но уже любим этот дом, как родной. На прошлой неделе поклеили в ванной обои. Чудесно выглядят.

О черт. Все летит в тартарары. Если я не притащу Клоуса, мне не заплатят, и я буду в большой луже. Если я буду угрожать и запугаю Элейн, чтобы она настучала на брата, то буду чувствовать себя сволочью. Лучше уж преследовать какого-нибудь убийцу, которого все ненавидят, включая его матушку. Разумеется, сумасшедшие убийцы имеют склонность стрелять в охотников за головами, а схлопотать пулю не стоит во главе списка моих любимых занятий.

– Пахнет имбирем, – обратился Дизель к Элейн. – Готов поспорить, вы печете печенье.

– Я пеку печенье каждый день, – сообщила она ему. – Вчера сахарное печенье с цветной крошкой, сегодня имбирные пряники.