Он хотел бы найти способ облегчить ее работу, не только потому, что беспокоился, что она изматывает себя, но, что более важно, каждая прошедшая секунда означала, что Винтер в опасности.
Как по команде, Винтер отстранилась от него и направилась в дом. В ее плечах чувствовалась жесткость, предупреждавшая Ноа, что она — полна решимости. Поспешив за ней, он схватил ее за руку и повернул, чтобы изучить напряженное лицо.
— Куда ты собралась? — спросил он.
— К отцу домой.
— Зачем?
— В подвале стоят коробки со старыми вещами моей мамы.
— Что ты хочешь найти?
Винтер отвела взгляд, ее челюсть была так напряжена, что просто удивительно, как ее зубы не разлетелись от давления.
— Все что угодно.
***
По дороге в Ларкин Винтер молчала. Дело не только в последнем потрясении. Она все еще пыталась переварить мысль о том, что Дрейк Шелтон мертв. Нет, она готовилась к неизбежному спору с отцом.
Когда она была младше, то умоляла разрешить ей открыть коробки, в которых лежали старая одежда, художественные принадлежности, альбомы с фотографиями и личные письма ее матери. Она жаждала ощутимой связи с женщиной, которую у нее украли, когда Винтер нуждалась в ней больше всего.
Но отец решительно отверг ее просьбу, заперев их в шкафу. Сначала он утверждал, что она слишком мала, а потом приводил туманные оправдания, что потерял ключ. Совершенно очевидно, что он не хотел, чтобы она тревожила эти вещи.
Винтер всегда говорила себе, что горе сделало ее отца таким неразумным. И что он считал шкаф в подвале святыней, чтобы защитить вещи своей умершей жены. Конечно, он не хотел, чтобы кто-то рылся в них, даже его собственная дочь.
Однако, когда они ехали по почти пустым улицам Ларкина, Винтер уже не испытывала такой уверенности. Она не сомневалась, что отец любил ее маму. Или даже в том, что он все еще ее оплакивал. Но об их отношениях не слагали легенд. И теперь она не уверена, что он считал шкаф святыней.
Так почему же он не хотел, чтобы она рылась в коробках?
На этот вопрос она собиралась ответить еще до конца дня.
Когда они въехали на подъездную дорожку к дому в стиле пятидесятых годов прошлого века, Винтер твердо решила не останавливаться. Дом выглядел точно так же, как и всегда, сколько Винтер себя помнила. Когда-то желтый сайдинг выцвел до бледно-кремового цвета, а ставни облупились до голого дерева. Спереди добавили крыльцо, но оно провисло посередине, а качели сломались. Даже крыша нуждалась в ремонте.
Ее отец обладал многими прекрасными качествами. Он был умным, начитанным, успешным профессором и отцом, который любил ее изо всех сил. Но его совершенно не интересовал его дом. Это одна из многих причин разногласий между ним и ее дедушкой. Она не могла вспомнить, сколько раз Сандер заходил к ним со своим ящиком для инструментов, чтобы починить ту или иную вещь. Он горько жаловался на некомпетентность своего сына, но делал то, что необходимо, чтобы все работало.
Потерявшись в своих мыслях, Винтер только через секунду поняла, что машины отца нет на подъездной дорожке. Она не стала заглядывать в гараж. Уже много лет он завален контейнерами с книгами. Только чудесное вмешательство могло расчистить место для автомобиля.
Так где же он пропадал в шесть часов вечера в субботу?
Винтер обдумала возможные варианты. Он мог быть на ужине. Или навещал отца в больнице. Оба предположения вполне разумны, но она знала, что это не так.
Если ее отца нет дома, значит, он на работе. А раз машины на улице нет, значит, он собирался остаться надолго. Он садился за руль только тогда, когда задерживался до позднего вечера.
Ноа повернулся и посмотрел на нее.
— Полагаю, ты не хочешь вернуться в коттедж?
Винтер покачала головой.
— Нет, давай попробуем съездить в колледж.
Ноа не стал указывать на то, что коробки ее матери пролежали в шкафу двадцать пять лет и, без сомнения, пролежат там еще несколько дней. Вместо этого он выехал задним ходом с подъездной дорожки и проехал небольшое расстояние до колледжа, заехав на гостевую парковку.
Винтер огляделась, удивленная количеством машин. В субботу не проводилось никаких вечерних занятий, а дома братства и сестринства находились на другой стороне кампуса. Так почему же здесь так много людей?
Только когда они шли к административному зданию, и Винтер услышала звуки струнного квартета, она поняла, почему здесь так много посетителей.
— Сегодня вечером будет художественная выставка, — сказала она и повернулась, чтобы пойти по дорожке из плитняка, которая пересекала площадь.
Несколько студентов толпились на открытой лужайке, бросая фрисби в свете ламп, выстроившихся вдоль дорожки. Несколько амбициозных бегунов пронеслись мимо них, но в целом вечер был тихим.
Дойдя до здания из коричневого камня, слишком громоздкого и приземистого, чтобы претендовать на звание архитектурной достопримечательности, она толкнула тяжелую дверь и шагнула внутрь. Мгновенно их окружили звуки Моцарта, наполнившие воздух и поманившие их по коридору к стеклянной оранжерее в дальнем конце.
— Почему нас интересует художественная выставка? — поинтересовался Ноа, идя рядом с ней и недовольно хмурясь.
— Есть вероятность, что именно там находится мой отец, — сказала она ему. — Кроме того, я хочу поговорить с доктором Пейтоном. Я уверена, что он отвечает за ее проведение.
— Почему ты хочешь поговорить с ним?
— Я слышала не от одного человека, что у него был продолжительный роман с моей мамой. — Винтер пожала плечами. — К тому же, он получил деньги на свой летний художественный лагерь по завещанию моей мамы. У него не меньше причин желать ее смерти, чем у кого-либо другого.
Они остановились у двойных стеклянных дверей, и оба заглянули в зимний сад, превращенный в художественную галерею. Она была традиционной, с гладкими стенами, покрытыми различными картинами и постаментами для небольших статуй и керамики. В самом центре комнаты находилась круговая лестница, ведущая на чердак. А в задней части располагался помост, на котором играл квартет. Освещение в зале оставалось приглушенным, а пол устилали ковры, чтобы заглушить звук шагов.
Винтер сморщила нос, увидев, как гости переходят от одного экспоната к другому. Они пришли не для того, чтобы наслаждаться произведениями искусства. Гости собрались здесь чтобы посмотреть на других и себя показать. Держа рифленые бокалы с шампанским в руках, они переходили от одной небольшой группы к другой, исполняя грациозный танец, смеясь и болтая с изнеженной непринужденностью очень богатых людей.
Очевидно, что это не обычная студенческая выставка, а один из шикарных приемов, которые устраивались для привлечения денег элиты. Пожертвования служили источником дохода для небольшого колледжа.
Опустив взгляд, она оценила свою свободную толстовку и джинсы. Ноа был одет совсем небрежно, во фланелевую рубашку и джинсы. К тому же его лицо все еще покрывали порезы и синяки от пережитого покушения.
Не совсем подходящая одежда для торжественного мероприятия, но, хотелось бы надеяться, что они успеют войти и выйти до того, как кто-нибудь заметит.
— Пойдем, — пробормотала она, открывая одну из стеклянных дверей. Сейчас не лучшее время для разговора с доктором Пейтон, но Винтер боялась, что у нее сдадут нервы, если она даст себе время подумать об этом.
Кроме того, если они загонят его в угол, когда их окружают потенциальные жертвователи кафедры искусств, он не сможет их выгнать.
Прохладный, сухой воздух окутал ее, как саван, когда они вошли в галерею. Температура и влажность точно контролировались. Винтер бодро прошла мимо сотрудников в униформе, которые бросили на нее недовольный взгляд, и направилась к крупному седовласому мужчине в бордовом пиджаке и белой рубашке с оборками. Глава художественного отдела всегда одевался вычурно, как будто стремился привлечь к себе внимание.
Винтер никогда не посещала занятия доктора Пейтона, но ее друзья говорили, что его стиль преподавания не менее экстравагантен.
Задумавшись о своей цели, Винтер едва заметила, что ее путь пролегает мимо винтовой лестницы. Только заметив ее краем глаза, она чуть не споткнулась и упала бы, если бы Ноа не схватил ее за руку.
— Ты в порядке? — спросил он.
Она сглотнула внезапный комок в горле.
— Я не приходила сюда много лет.
Ноа нахмурился.
— Это место хранит для тебя особые воспоминания?
Она кивнула в сторону близлежащей лестницы.
— На чердаке висит несколько картин моей мамы. Я обычно прибегала сюда и смотрела на них часами.
— Ты хочешь подняться сейчас?
Острая тоска защемила сердце Винтер. Внезапно ей снова стало шестнадцать, она лежит на мягком диване в тенистой мансарде, позволяя творениям своей матери заполнить пустоту внутри себя. Яркие цветовые пятна, запах краски, тишина... Единственный способ успокоить горе, которое грозило ее захлестнуть.
Она медленно покачала головой.
— Нет. Я хочу поговорить с доктором Пейтоном.
Ноа взял ее за руку и сжал пальцы.
— Хорошо.
Вместе они прошли сквозь толпу, которая теснилась в галерее, и дошли до профессора как раз в тот момент, когда он отворачивался от группы элегантных женщин, которые хихикали, как будто он позволил себе какую-то непристойную шутку на прощание.
Винтер переместилась и встала прямо на его пути. Профессор нехотя остановился, бросив на нее раздраженный взгляд.
— Если вы хотите обсудить урок, вам нужно записаться на прием в мое рабочее время, — упрекнул он ее низким тоном.
Вблизи Винтер смогла разглядеть самодовольное раздутое лицо Пейтона и морщины, избороздившие его загорелую кожу. Когда-то он, несомненно, был красивым мужчиной с резкими чертами лица и карими глазами, такими темными, что казались черными. Она также полагала, что он обладал неким шармом, который мог бы околдовать ее маму.