Кит бросает взгляд на мальчика… как его зовут? Тим? Том? И опускает того на пол.

— Иди, поставь какое-нибудь кино, а я через минутку к тебе присоединюсь.

Полагаю, он послушный ребенок, потому что сразу соглашается и убегает в комнату, шлепая босыми ногами по паркету.

— Нил изменил тебе, — говорит он. — Но все не так просто, как кажется. Ты не держишь на него зла. Ты его поняла.

Жар поднимается по моему лицу. Нил мне изменил? Нил не из таких, не говоря уже о том, что он был готов целовать землю, по которой я ходила.

— Он бы так не поступил, — протестую я. Кит пожимает плечами.

— Люди есть люди. Все меняется.

— Нет, — заявляю ему. — Это жизнь «Поттери Барн». Я её не хочу.

— Как я уже сказал, всё не так просто. У него были… причины.

Но прежде чем я успеваю спросить, какие же это причины, младенец начинает плакать. Кит смотрит на её дверь, а потом на меня.

— Ей нужна лишь ты. У неё режутся зубки. Если я пойду и возьму её на руки, она закатит истерику.

— Я ведь даже не люблю детей.

Он берет меня за плечо и поворачивает лицом к двери детской.

— А эту ты любишь, — говорит он, подталкивая меня вперед.

— Как её зовут? — шепотом спрашиваю я, прежде чем открыть дверь.

Он широко улыбается. И по какой-то причине мой желудок делает маленькое сальто.

— Бренди.

Я одариваю его взглядом, полным отвращения, и шиплю:

— Как ликер?

Он пытается не улыбаться, но я все равно вижу, как около его рта появляются те самые глубокие морщинки.

— Это то, что ты пила в тот вечер, когда забеременела.

— О, боже, — вздыхаю в ответ и толкаю дверь. — Я превратилась в чертово клише.

Бренди сидит в своей колыбельке и громко плачет. Но как только видит меня, её ручки сразу устремляются вверх. Никогда раньше дети не тянулись ко мне; я им нравлюсь еще меньше, чем они мне.

Я беру её на руки, и рев сразу прекращается. Она маленькая. Совсем крошечная. И у неё так много волос, что она похожа на львенка. Полагаю, если бы мне нравились дети, её можно было бы назвать миленькой. Я передаю её… отцу.

— Держи, — говорю я, протягивая ему малышку.

Он качает головой.

— Нет, сама держи.

Я в напряжении несу её на руках, пока мы идем в комнату, которая выглядит как ещё одна гостиная. Но эта не похожа на взрослый «Поттери Барн», скорее на «Поттери Барн» для детей. Господи. Если все это правда, то что со мной произошло? Вся эта фигня мне не нравилась. Моя собственная квартира напоминала результат неудачной гаражной распродажи.

— Почему все так выглядит? — спрашиваю у него.

— Как именно?

— Как будто я лишена индивидуальности.

На лице Кита появляется удивление.

— Не знаю. Это то, что тебе нравится. Я никогда раньше об этом не задумывался.

— Как давно мы вместе?

Уголки его рта дергаются, и он даже не успевает ничего сказать, но я уже понимаю, что он собирается соврать.

— Несколько лет.

— И мы любим друг друга?

Он прекращает копаться в ящике и поворачивается ко мне.

— Ты знаешь, что сейчас чувствуешь? Растерянность, страх, восхищение?

Я киваю.

— Всё это я ощущаю каждый день. Потому что никогда и никого не любил так, как люблю тебя.

В моем животе сами по себе начинают порхать бабочки. И я чувствую вину за то, что парень моей лучшей подруги заставляет мои внутренности трепетать. К счастью, в этот момент Бренди дергает меня за волосы, так что это больше похоже на боль, чем на реакцию на его слова.

Он подходит обратно к ящику и вынимает оттуда книжку-раскраску. Сначала я думаю, что она предназначается мальчику, но он протягивает её мне.

— Хочешь, чтобы я отнесла её Тиму? — в замешательстве спрашиваю я.

— Тому, — поправляет он. — И нет. Это то, что я хотел тебе показать.

Открываю первую страницу и обнаруживаю нечто совершенно неожиданное. Красивые рисунки замков, сделанных из конфет, домики фей, ютящиеся на фруктовых деревьях, и принцессы, которые сражаются с драконами. Будь я ребенком, мне бы хотелось иметь такую раскраску.

— Что это? — интересуюсь я, не отрываясь от книжки, потому что хочу ещё посмотреть.

— Она твоя, — отвечает Кит, забирая у меня ребенка.

Я смеюсь.

— Я не умею рисовать. У меня нет никакого художественного таланта. — Я захлопываю книгу и протягиваю ему. Этот сон такой странный. Делаю попытку ущипнуть себя, но не просыпаюсь, хотя боль чувствую.

— Именно так ты и купила этот дом, когда переехала в Вашингтон. У тебя их целая серия, и они очень популярны. Есть даже плакаты и блокноты. Их можно купить в «Таргет» (Прим.: «Таргет» (англ. Target) — американская компания, управляющая сетью магазинов розничной торговли, работающих под марками Target и SuperTarget. Является шестым крупнейшим ретейлером в США).

— «Таргет»? — переспрашиваю его. — Я ведь учусь на бухгалтера, — и продолжаю. — Это глупо. Я хочу проснуться.

Почему я так расстраиваюсь? Если это сон, то мне нужно просто смириться, так ведь?

В этот самый момент в комнату залетает Том и сообщает, что пролил на пол виноградный сок. Кит сразу убегает, оставляя меня наедине с малышкой. Я сижу, держа её на коленях, и глажу копну шелковистых волосиков. Она довольно вздыхает, и я понимаю, что ей это доставляет удовольствие.

— Мне тоже такое нравится, — говорю ей. — Однажды я даже заснула во время похорон, потому что папа гладил мои волосы.

Я продолжаю свои движения, так что она не плачет и не сообщает Киту о том, что я ничего не понимаю в детях. Когда он возвращается, мы сидим на диване, и она, полусонная, прижимается к моей груди. Я все ещё пытаюсь очнуться от этого странного сна. Он стоит, прислонившись к дверному косяку, и улыбается своей фирменной полуулыбкой.

— Она так на тебя похожа.

— Ты меня совсем не знаешь, — возражаю я.

— Серьезно, Элена? Не знаю?

Я медлю с ответом. Потому что уже ни в чем не уверена.

Я всё жду, что мой сон закончится, но этого не происходит. Кажется, что я провела уже несколько часов с Китом, Томом и Бренди, пока они занимаются своими делами. Я стараюсь держаться молодцом, притворяясь, что вписываюсь в его жизнь, и даже иду с ними на прогулку в самый зеленый лес, который когда-либо видела. Бывают ли такие длинные сны? Почему, когда просыпаешься, сны кажутся мутными и искажёнными? Мы останавливаемся у озера, и Кит с Томом начинают прыгать по камням, а я в это время держу на руках Бренди, которая, к моей величайшей гордости, требует только меня. Подцепляю кончиком пальца немного плодородной, влажной земли и пробую её на вкус. Во сне у земли не должно быть никакого вкуса. Или вкус, похожий на «Орео» (Прим.: «Орео» (англ. Oreo) — печенье, состоящее из двух шоколадных дисков и сладкой кремовой начинки между ними. В США выпускается кондитерской компанией Nabisco). Но он, однозначно, не должен напоминать землю. После прогулки Кит готовит нам ужин. Рыбу, которую сам поймал. Он жарит её на гриле на террасе, дизайн которой, по его словам, придумала я. И мне приходится снова напомнить ему, что у меня не хватило бы фантазии для такого великолепного дизайна. Но в памяти всплывают кусочки книжки-раскраски с резными домиками на деревьях и фонариками, висящими на ветвях. Рыба очень вкусная. Но к тому моменту, когда Кит уводит Бренди и Тома в ванную, чтобы искупать их перед сном, я уже почти на грани. Прокручиваю в голове фильмы, которые могли бы мне помочь: «Начало» (Прим.: «Начало» (англ. Inception) — научно-фантастический триллер Кристофера Нолана, основанный на идее осознанных сновидений), «Большой» (Прим.: «Большой» (англ. Big) — фильм-комедия 1988 года, снятый Пенни Маршалл с Томом Хэнксом в главной роли), «Волшебник страны Оз» (Прим.: «Волшебник страны Оз» (англ. The Wizard Of Oz) — американский музыкальный фильм-сказка 1939 года производства студии «MGM», самая известная и коммерчески успешная экранизация романа 1900 года «Удивительный волшебник из страны Оз»). Когда Кит возвращается, держа в руках бутылку вина и два бокала, я плачу и разрываю на мелкие кусочки бумажную салфетку.

Он никак не комментирует мои слезы, а просто открывает бутылку, наполняет бокал и ставит его передо мной.

Я отталкиваю его, ведя себя как какая-то малолетка. Но я и есть малолетка, а не мать.

— Все это неправда, — говорю я. — Если всё это по-настоящему, то где мои воспоминания?

Он садится рядом со мной и закидывает ногу на колено.

— В тот день, когда я в тебя влюбился, был днем, когда ты впервые нашла себя. И ты даже не была моей.

Сквозь слезы он выглядит размытым и нечетким, но я не вытираю их, а продолжаю слушать.

— Ты всегда утверждала, что у тебя лучше развито левое полушарие, но я в это не верил. Творческий человек всегда распознает подобного себе. И мы интуитивно нашли друг друга. Как-то вечером мы все выпивали и зависали в квартире Дэллы. Она заявила, что хочет порисовать, и притащила все свои раскраски, цветные карандаши и фломастеры. Мы, как пятилетние дети, лежали на полу и раскрашивали. Это была одна из тех ночей, которые невозможно забыть, потому что она была совершенно невероятной, — он делает паузу, — а ещё потому, что я влюбился.

Мне хочется, чтобы он продолжал. Рассказанные им события никогда не происходили, но звучали очень реально.

— Я лежал на ковре рядом с тобой, а по другую сторону от тебя был Нил. Твой рисунок оказался самым лучшим. Не просто хорошим, а превосходным. Все были в восторге, а я чувствовал себя круче всех, как будто и так уже это знал. Мы начали шутить, что тебе нужно стать художником, и именно тогда ты заявила, что мечтаешь научиться рисовать и создать свою собственную серию книжек-раскрасок. А я предложил тебе попробовать.

Ловлю себя на мысли, что сижу с открытым ртом и остекленевшим взглядом, а он говорит со мной так, как будто меня знает. Все это настолько личное. Мне всегда хотелось разобраться в себе, но я не знала, откуда начать.

— Я не умею…

— Рисовать, — заканчивает он за меня. — Да, ты так и сказала. Но потом пошла на занятия. Не сказав никому, кроме меня.