90
Над Файфом царило вселенское спокойствие. Ветер стих, и птицы наконец-то могли летать свободно. Стоя на вершине горного отрога в Гленбилде, Дженни вдруг поняла, чтò она так любит в Шотландии и чего нет больше нигде. Запах земли, который, несмотря на близость моря, ощущается даже в домах. И свет, который делает длиннее тени и оживляет глаза, напоминая людям, кто они есть. Здесь еще можно почувствовать подлинное дыхание жизни, напрочь заглушенное в других краях.
Умиротворенная тишиной, Дженни наконец решилась задать Скотту терзавший ее вопрос:
— Ты в самом деле думал, что останешься там навсегда?
— У меня не было ни малейших сомнений.
Девушка посмотрела на него.
— И что ты чувствовал?
Дженни дотронулась до его руки. С отрога, на котором они находились, им было видно Гринхолма. Поддерживая сына, он стоял перед могилой Мэри.
— Ты больше не колеблешься. Ты знаешь. Если бы это сооружение не было бункером, мы были бы погребены под обломками. Когда сотрясения прекратились, мне понадобилось время, чтобы понять, что я еще жив. Не знаю, что стало бы с нами, если бы вы не прислали спасателей к вентиляционному выходу…
— Отец и сын наконец-то вместе, и рядом с матерью, — тихо сказала Дженни. — Теперь все пойдет как надо.
— Ты о Дэвиде?
— Не только. Знаешь, это странно, но меня больше не пугает болезнь. В своем безумии Брестлоу сделал мне такой вот подарок.
— Однако нам предстоит еще долгий путь. Часть того, что мы знаем, нуждается в переосмыслении, и в этом залог нашего спасения. Нам наверняка придется столкнуться с логикой промышленных потоков. Я считаю, что нельзя ограничиваться исследованиями в области биологии. Необходимо изучить и другие возможные влияния. Думаю, стоит показать записи с Тайроном Льюисом экспертам в разных областях. Нужно подробнее изучить схемы запоминания музыки; это может на многое пролить свет. Пока тебя не было здесь, выяснилось, что волны высокой частоты тоже наверняка причастны к развитию болезни. Я все более склоняюсь к мысли, что этот недуг порожден нашим образом жизни. Если бамбук — жертва тяготеющего над ним проклятия, то у нас, людей, есть шанс не закончить так, как он.
— Ты уверен?
— Если верить в это, становится не так страшно идти вперед. Нам столько всего надо понять, и так быстро… Мы сделаем это вместе.
Дженни повернулась к Кинроссу и взяла его за руку.
— Скотт, я согласна с тобой. Знаешь, я прочла очерк Томаса, и я думаю, что его взгляд на мир и его опыт могут нам помочь. Наша совместная работа — это, несомненно, только первый шаг. Чтобы продвинуться, нам необходимо объединиться с другими специалистами. Я знаю, то, что я скажу, тебе не понравится, но я приняла решение. Я собираюсь прекратить работу в лаборатории.
Скотт был потрясен.
— А мы? Ты больше не будешь работать со мной?
— Конечно, буду. Ты останешься практиком, а я буду твоим стратегом, но мы должны атаковать болезнь с разных сторон. Я подумала, что для нас было бы полезным создать штаб, который аккумулировал бы результаты исследований по всему миру и направлял бы дальнейшие поиски. Брестлоу удалось организовать подобную структуру, действующую в его целях. И нам нужна такая же, но другой направленности.
— Делай что хочешь, только не уезжай больше.
— Я тоже должна рассказать тебе о том, что я узнала. О янтаре, например. Кстати, Дэвид сказал, что ты вывез какие-то секретные документы из архива Брестлоу. Что ты собираешься с ними делать?
— Сначала мы все вместе прочитаем их, а потом посмотрим.
На маленьком кладбище невдалеке Гринхолм и Дэвид в последний раз дотронулись до могильного камня и двинулись в обратный путь.
— Им придется научиться жить по-другому, — заметила Дженни.
— Они справятся. Дэвид — отличный парень.
— Мне бы очень хотелось, чтобы они продолжили работать с нами.
— Думаю, они тоже этого хотят. Дай им время. Один из них потерял жену, другой — мать, и сын только что вышел из тени.
Отец и сын приближались. Они оба хромали, что придавало им настоящее фамильное сходство. На последних шагах Гринхолм выпрямился.
— Спасибо, что вернули мне сына, — с чувством проговорил он.
— Он того стоит.
Старик доверительным жестом обнял Дженни и Скотта.
— Я так счастлив вновь увидеть вас целыми и невредимыми.
Несколько мгновений они постояли в молчании.
— Как насчет того, чтобы вернуться в то, что осталось от моего особняка? — спросил Гринхолм. Было заметно, как он устал.
Все вместе они направились к дому, идя очень близко друг к другу. Тропинка петляла среди трав.
— Какие новости из Канады? — спросила Дженни.
— Полиция обыскивает завалы, — ответил Дэвид. — Ни от резиденции, ни от тех, кто там находился, не осталось ничего. Им понадобятся недели, чтобы все разгрести.
— Как вы думаете, Брестлоу погиб?
— Если бы ты видела взрыв, ты бы не стала сомневаться, — ответил ей Скотт.
— Насколько я успела его узнать, он не мог не позаботиться об убежище.
— Резиденция превратилась в кратер, полный обломков и пепла, — заметил Дэвид. — Наземные строения полностью сгорели, четыре верхних подземных уровня обрушились. Мало шансов, что Брестлоу мог выжить. Я рассказал поисковикам про хранилище, но они ничего не нашли. Все-таки Брестлоу был законченным параноиком.
— Что станет с его империей?
— Его счета арестованы, а патенты будут переданы фондам. Власти Канады намерены вернуть его земли в государственное управление и устроить там настоящий природный заповедник.
— Странный он был человек, — пробормотала Дженни. — Интересно, есть ли еще в мире подобные ему?
Какое-то время она шла молча, углубившись в свои мысли, затем подняла голову и спросила, указав на Гленбилд:
— Вы будете восстанавливать крыло, пострадавшее от пожара?
— Это решит Дэвид, — ответил Гринхолм. — Пришло ему время занять место, положенное ему по праву. А вы, профессор Купер? Какие у вас планы? После всего, что произошло, вам, наверное, нужно отдохнуть…
Дженни широко улыбнулась.
— Мы со Скоттом едем к его матери на Рождество. Он непременно хочет нас познакомить.
Дэвид удивленно сощурился и хотел было сказать что-то едкое, но Кинросс взмахом руки остановил его.
— Никаких комментариев. Даже не думайте. Иначе в следующий раз я брошу вас одного на дне колодца.
— В таком случае, док, в следующий раз я не буду выручать вас из рук больного, который попытается вас задушить.
Дженни рассмеялась так, как не смеялась уже давно. Кинросс глубоко вздохнул и посмотрел на море. Он неосознанно замедлил шаг, позволив остальным уйти вперед. Дженни о чем-то спорила с Гринхолмом. Один Дэвид заметил, что Скотт отстал, и вернулся к нему.
— Тебя что-то беспокоит? — спросил он.
— Нет, но я чувствую, что что-то изменилось.
— Особенная безмятежность после вспышки жестокости?
— Нет, Дэвид. Я чувствую жизнь. Я никогда не чувствовал ее так остро. Я больше не хочу заглядывать в лицо смерти, чтобы понять, что для меня важнее всего. Я хочу жить, в память о Мэгги, о Тайроне, о твоей матери. Жить во славу тех, кого болезнь отняла у нас. Ради любви тех, кто забывает.