X

— Забавно, как все складывается, — говорит Шон.

Они в парке. Майк в одной руке несет тяжелую корзину для пикника, другая напряжена, потому что Шон держит его под локоть.

Майк смотрит по сторонам.

Похоже, все в Амории решили, что сегодня подходящий день для пикника.

Он видит Хэппи, Дональда и Кельвина. Они должны быть на работе, но сами сидят у фонтана в центре парка, старательно избегая взгляда Майка.

Женский клуб Амории с удобством расположился на большом клетчатом пледе, потягивая холодный лимонад.

Уолтер тоже здесь, Майку уверен, что друг должен быть в закусочной. Майк оглядывается. Конечно же. Свет приглушен, и закусочная пуста. Он видит табличку на двери, но не может разобрать, что там написано. Впрочем, не обязательно ее видеть, чтобы догадаться, скорее всего там что-то вроде: «Ушли совать нос в чужие дела. Скоро вернемся!!!»

Он так и видит, что сейчас в Амории подобная вывеска на каждом заведении.

Позже он собирается сказать пару ласковых некоторым людям.

— Забавно, — повторяет Майк.

Шон сжимает его локоть.

— Они хотят как лучше.

— Ты хочешь сказать, лезут не в свое дело, — отвечает он.

— Они о нас заботятся.

— Чересчур.

— Возможно. Но этого следовало ожидать.

Взгляд Майка смягчается, когда он смотрит на Шона.

— Следовало?

Шон пожимает плечами.

— Раз уж ты не торопишься, и все такое. Они просто хотят понять, стоило ли ожидание того.

Майк фыркает.

Шон ухмыляется.

— О, смотри. У пруда есть свободное местечко как раз для нас. Как же нам повезло!

Он снова сжимает локоть Майка и начинает тянуть его к пруду.

И Майк думает, что, возможно, ему повезло больше всех.

***

По большому счету, их оставляют в покое, и за это Майк благодарен. Он думает, что за ними следят шпионы, посланные докладывать о них жителям Амории. Потому что время от времени кто-то проходит мимо, будто просто прогуливается вдоль озера, и притормаживает, как только на кратчайшее мгновение оказывается в пределах слышимости. Но, как только Майк начинает хмуриться, этот кто-то быстро идет дальше.

Тодд Стерджис везет тележку с мороженым. Колокольчик звенит, когда он толкает ее по бетонной дорожке, энергично предлагая всем шоколадное эскимо и фруктовый лед с шипучкой, со вкусом апельсина, лимона, вишни и банана.

Кто-то пускает пузыри, на маслянистой поверхности которых отражается солнце. На соседнем поле маленькая собачка облаивает игроков в крокет. По небу плывут большие пушистые облака, которые гонит прохладный ветерок.

В Амории идеальный летний выходной, но Майка так просто не одурачить.

Они опять суют свой нос в их дела. Горожане.

На самом деле, ему следовало быть более раздраженным.

Но он не может. Только не в такой компании.

Шон расстилает большое красное одеяло под тенью старого дуба возле причала. Затем забирает корзину из рук Майка и ставит ее рядом с собой. Майк не знает, что делать дальше (сесть рядом? распаковать корзину? завести разговор о какой-нибудь ерунде?), когда Шон произносит:

— Ты выглядишь взволнованным.

— Я не очень хорош в этом, — признается Майк, не зная, что еще сказать.

— В чем?

— В общении с тобой.

— Ты очень хорош в общении со мной, — говорит Шон. — Возможно, лучше всех.

Майк не совсем понимает, что с этим делать. О, он знает, что хотел бы сделать, но думает, что сейчас не самое подходящее время для первого поцелуя. Так что, вместо этого он говорит:

— Ты тоже лучше всех в общении со мной, — и внутренне корит себя за то, как нелепо прозвучали его слова.

Похоже, для Шона это не важно, если судить по выражению его лица. У него на лице проступает смесь восхищения и нежности, будто он думает о том же, о чем и Майк: «Не могу поверить, что мы вместе». Невозможно, чтобы он на самом деле об этом думал, потому что уж кому здесь не повезло, так это Шону.

Шон похлопывает по одеялу рядом с собой и даже не комментирует, насколько быстро и близко подсел к нему Майк, словно только и ждал его разрешения.

— Итак, думаю, я мог бы сказать, что все это я приготовил сам, — говорит Шон, — чтобы произвести впечатление. Но это не так. Уолтер постарался.

Майк заглядывает в корзину для пикника и фыркает.

— Сэндвичи. Ты собирался впечатлить меня, сказав, что сам сделал сэндвичи?

Миссис Ричардсон могла им гордиться.

— Я вечно все сжигаю, — говорит Шон. — Поэтому Уолтер и запретил мне появляться на кухне.

И это правда. Вся Амория знает, что Шона Меллгарда нельзя пускать на кухню. Уолтер всегда следит за тем, чтобы Шон поужинал, перед тем, как пойти домой, а по выходным посылает к нему одну из официанток с едой. Шон заявляет, что в этом нет необходимости. Но Уолтер рассказывал Майку истории о похожем на уголь печенье, и мясном рулете, который скорее всего был отравлен. Не говоря уже о том, что все, к чему притрагивался Шон Меллгард, обычно загоралось.

— Тебе бы не удалось меня впечатлить, — говорит Майк, — потому что я бы тебе не поверил, учитывая, что они выглядят съедобными.

Шон искоса на него смотрит.

— Ты уложил волосы маслом? Выглядит очень стильно.

— Миссис Ричардсон говорит, что так мои волосы выглядят более блестящими, — признается Майк, как бы тяжело ему не было это сделать.

— Мужчинам с маслом в волосах запрещено смеяться над моей готовкой, — заявляет Шон.

— Ага, — говорит Майк, понимая, что на его лице появилась глупая улыбка, но не в силах ничего с этим поделать.

— Ага, — повторяет Шон тем тоном, который у него так хорошо получается.

И это легко. Легко, потому что они прошли долгий путь, чтобы прийти к этому моменту. Возможно, иногда Майк думает, что ему стоило набраться храбрости раньше. Но он никогда не пожалеет об этом из-за того, к чему они в итоге пришли.

Пока они ели, он уже успел рассмешить Шона три раза. И надеется, что до конца дня успеет сделать это и в четвертый раз.

Мир вокруг них живет своей жизнью, но они словно находятся в маленьком пузыре, потому что их по большей части оставляют в покое. Через некоторое время Майку удается мысленно отгородиться от окружающих. Возможно, это происходит в тот момент, когда он протягивает руку и вытирает небольшое пятнышко картофельного салата с подбородка Шона, а может, когда босые ноги Шона прижимаются к его голени (он не знает, случайно или намеренно, и не думает, что это важно). Но ничего не может быть лучше. Если это то, к чему они шли, то он с радостью пройдет тот же путь снова и снова, только бы добраться до этого момента.

Годы ожидания того стоили.

Когда они лежат рядом на одеяле, повернувшись друг к другу и едва соприкасаясь руками, он понимает, что это правда. Солнечный свет струится сквозь деревья, по лицу Шона скачут маленькие солнечные зайчики. Он лежит с открытыми глазами и слушает, как Майк рассказывает о книге, которую сейчас читает («Домой возврата нет» Томаса Вулфа) и о радиосериале, который он слушает («Загадки Эбботта», в котором Джин и Пэт Эбботт раскрывают убийства в Сан-Франциско – месте, где он никогда не был, о котором он никогда не слышал, куда никогда не поедет. И он не задумывается над тем, почему Шон не спрашивает, что такое Сан-Франциско).

Было время, когда он даже не думал, что они будут проводить время вместе, и дело даже не в Шоне. Трудно сказать, почему Майк был таким нерешительным. Откуда возникало это тошнотворное, волнующее чувство, каждый раз, когда он думал о том, чтобы сделать следующий шаг. Все, что происходило после их спора о разнице в возрасте, было словно в тумане, который временами окутывал Майка. Обволакивал его пеленой до тех пор, пока Майк не начинал задыхаться. Он всегда остро чувствовал что-то вроде: «я не могу», «еще рано», «может, никогда». Что было нечестно по отношению к Шону. Майк никогда не просил Шона подождать. Майк помнит их оборвавшийся разговор, когда он не мог точно сформулировать свою мысль, но Шон, казалось, все равно ее понял, похлопал его по руке и сказал:

— Я никуда не уйду, здоровяк. У тебя есть столько времени, сколько потребуется.

И Майк все еще не может этого понять. Понять, почему это заняло так много времени. Но парализующий туман уже почти исчез, и хотя он все еще вьется вокруг лодыжек, но уже не заставляет спотыкаться, как раньше.

Но это того стоит. Он в этом уверен. Потому что Шон лежит на спине, показывает на облако и говорит:

— Вон то похоже на бешеного жирафа.

На самом деле нет, но Шон так думает, и Майку этого достаточно.

Потому что их руки соприкасаются, кожа к коже. Они оставляют их в таком положении вместо того, чтобы извиниться и отодвинуться.

Потому что, несмотря на то, что они здесь уже несколько часов, и небо уже начинает окрашиваться цветами заката, Майк не против остаться подольше и провести в этом месте столько времени, сколько возможно.

Он не уверен, кто к кому тянется первым, кто из них двоих смелее. Уверен только в том, что в один момент Шон отвечает на вопрос, которого Майк даже не помнит:

— Не знаю, думаю, да. Я не думал об этом в таком ключе.

А в следующее мгновение их пальцы переплетаются, и Шон поглаживает его ладонь большим пальцем. Майк краснеет, он знает, что краснеет. Во всем виновата чертова ирландская кровь, а Шона это как обычно забавляет.

Майк видит первые звезды в темнеющей синеве, слышит, как счастливо и спокойно движутся вокруг них горожане. Ему кажется, что он слышит, как Хэппи поет песню о любви, и Майк даже не возражает, что слышит ее уже в тысячный раз. Он даже не против того, что пение Хэппи похоже на крики мартовских котов. Все хорошо. Все в порядке.

— Итак, — произносит Шон после недолгого молчания. Они все еще держатся за руки, и если спросить Майка, он пожелал бы остаться так как можно дольше.

— Итак, — повторяет Майк.

— Уже почти конец лета.

— Правда? — слегка нахмурившись, спрашивает Майк. Он не осознавал, что прошло уже так много времени.

Шон усмехается и сжимает его руку. Возможно, Майк любит Шона немного сильнее за то, что он еще не отпустил его ладонь, несмотря на то, что она липкая.