VIII

Он просыпается, потому что в комнате кто-то есть.

Он уверен, что ему это снится. И это странно; сколько Майк себя помнит, он не мог вспомнить ни одного сна.

В одно мгновение вокруг темнота, а в другое он открывает глаза, и все еще темно. Но света, проникающего через окно, достаточно, чтобы увидеть человека у изножья кровати.

Мартин лежит у Майка на груди и мурлычет, как маленький трактор. Похоже, его не беспокоит мужчина в доме. Значит, Майк спит.

Он не уверен, кошмар это или нет.

Пытается пошевелиться, отодвинуться.

Ничего не получается.

Он будто примерз к месту. Но, что еще более странно… он не чувствует тела. Он знает, что тело на месте. Его видно с того места, где голова Майка покоится на двух подушках. Но ощущается так, будто его нет, потому что Майк не может двигать руками. И ногами. Он пытается пошевелить пальцами на ногах, но ничего не происходит. Ноги остаются неподвижными.

Пробует заговорить. Ничего не выходит.

Но вот глаза. Его глаза открыты, и он может ими двигать. Он поднимает взгляд на мужчину.

Майк видит определенные черты лица, глазки-бусинки за самой тонкой оправой, которую он когда-либо видел. У мужчины странная прическа. Растрепанные короткие волосы, которые торчат в разные стороны. Он одет в белые брюки и белый халат, из кармана которого свисает квадратный бейджик, но он скрыт в тени.

Мужчина смотрит на него сверху вниз.

Взгляд скользит по Майку, осматривая того сверху донизу. Мужчина едва встречается глазами с Майком и резко отводит взор.

Майк пытается открыть рот, чтобы сказать что-нибудь, хоть что-нибудь. Но язык распух, он сухой. Майк не может найти в себе силы, чтобы издать хоть какой-то звук.

Мужчина наклоняется к изножью кровати, а затем подносит ладонь к лицу. В руке ничего нет, но этому человеку кажется, что есть, и он на это смотрит.

Майк не понимает этот сон. Не понимает, что он означает.

Мужчина вздыхает.

— С открытыми глазами, — произносит он. Голос звучит невнятно, будто доносится из-под воды. — Всегда с открытыми глазами. — Он снова вздыхает. — Ты же не видишь, да? Никто из вас не видит. Ты остекленел. Внутри тебя пустота. Знаешь, я вижу тебя в своем саду. Ты хрупкий и худой. Тебя легко сломать. Да, думаю, ты легко сломаешься. Может, не так легко, как другие, но все равно сломаешься. Когда дверь – не дверь? Когда она приоткрыта. А еще когда она в щепки. И между нами никаких преград.

Он снова опускает руку к изножью кровати. Мгновение спустя она оказывается сбоку от Майка.

Майк уверен, что это сон. Должен быть. Только так можно объяснить все происходящее. Но это не значит, что он не напуган. Ведь, хоть он и знает, что это сон, знает, что все нереально, тоненький голосок в голове, тот тоненький злой голосок, убеждает: «А если это не сон?»

Майк Фрейзер обычно не грезит наяву.

Но и в призраков не верит. А сейчас либо то, либо другое.

Или он видит сон, самый яркий из снов.

Или человек, который стоит около кровати и говорит загадками, привидение.

Мужчина еще мгновение смотрит на Майка с выражением легкого отвращения на лице, потом поворачивается и…

Исчезает.

Он повернулся и исчез.

Майк закрывает глаза.

Потом снова открывает, и над ним что-то есть, фигуры, которые он не может разглядеть. Они тянут к нему тонкие пальцы, удерживают его и засовывают трубки в горло. Майк не может дышать, о боже, он не может дышать и…

Майк подскакивает.

Мартин смотрит на него, подергивая хвостом.

За окном видно рассвет. Слышно щебетание птиц. Будильник должен сработать только через десять минут или около того.

Сердце бешено колотиться. Кожа блестит от пота.

Но в комнате никого.

Никакого мужчины с загадками у изножия кровати.

Никаких странных фигур, удерживающих его и запихивающих в него трубки.

Его не окружают призраки.

Это был просто сон.

Он в порядке.

Он в порядке.

Он в порядке.

***

— Ты выглядишь просто ужасно, — произносит миссис Ричардсон, когда она и четверо ее последовательниц входят в «Книжный червь». — Мешки под глазами. Неухоженная борода. Честное слово, Майк. Ты пытаешься сорвать первое свидание еще до его начала? Я усердно работала не для того, чтобы позволить тебе оказаться за бортом.

— Я не знал, что вы работали над чем-то, что не оставит меня за бортом, — отвечает Майк.

Тем не менее, он знает, что она права. Он устал, устал сильнее, чем когда-либо. И чувствует себя немного не в своей тарелке. Майк подумывал не открывать сегодня магазин, но решил этого не делать. В конце концов, это всего лишь на полдня. И, чем больше проходит времени, тем меньше он думает о тяжелой ночи. Если судить по тому, что он читал в книгах, большинство снов стираются из памяти. В момент пробуждения они кажутся такими яркими и реальными. Но через некоторое время начинают тускнеть.

Правда в том, что Майк даже толком не думал о сне. Он был больше сосредоточен на планах во второй половине дня. Накануне вечером Шон ему сказал, чтобы Майк ни о чем не беспокоился. Что он сам приготовит еду и все остальное, что им может понадобиться. Шон сказал, что все, что Майку нужно – это быть готовым ровно в двенадцать тридцать. Ни минутой позже.

Сейчас чуть больше десяти, и Майк…

Нервничает.

У него свидание.

С его парнем.

Эта мысль греет душу.

Именно поэтому Майк такой отрешенный, когда в дверях магазина появляется женский клуб Амории, и миссис Ричардсон заявляет о своем явном презрении к его неопрятному виду. Она непринужденно снимает белые перчатки и хмуро на него смотрит, будто он совершил какой-то смертный грех.

Дамы молча собираются позади нее.

— Тебе повезло, что у меня есть в этом личный интерес, — заявляет она.

— И какой же? — спрашивает Майк.

— Твое счастье, конечно же. Словно это не очевидно.

— Конечно же, — повторяет он, и понимает, что может показаться немного неблагодарным. Потому что, несмотря на то, как мало миссис Ричардсон (или кто-либо в Амории) имеет отношения к ним с Шоном, она просто хочет видеть их обоих счастливыми. Даже если они движутся со скоростью улитки, за что она его периодически укоряет. — Послушайте, я знаю, что вы…

— Могу я воспользоваться телефоном? — спрашивает она чинно и строго. — Я оплачу все расходы.

Она его удивляет, как и сама мысль о возмещении стоимости одного телефонного звонка. Она и правда заплатит, потому что ей не нравится быть кому-то обязанной. Она уже много раз ему говорила, что предпочитает не копить долги.

Но если кто-то окажется должен мне одну или две услуги? Кто я такая, чтобы отказываться?

Майк уверен, что она бы от такого не отказалась.

Быть в долгу – ниже ее достоинства. Иметь других у себя в должниках?

На это она щедра.

— Звоните, — говорит Майк. — Уверен, что в некотором роде вам обязан.

— Не сомневаюсь в этом, — отвечает она. — Как чудесно. Дамы, будьте любезны.

Только тогда Майк замечает, что в их руках свертки разных форм и размеров, и начинает гадать, во что он ввязался. Остальные члены женского клуба хихикают и шепчутся друг с другом. И не позволяют Майку увидеть, что находится в свертках и сумках, которые несут.

— Нет, — отвечают они. — Держись подальше. Миссис Ричардсон это не понравится.

— Уверен, она будет не против.

Они цыкают и прогоняют его прочь.

Майк возвращается к протиранию пыли на полках, пока миссис Ричардсон что-то невнятно бубнит в телефонную трубку. Он слышит обрывки разговора: «Ты же его видел! И просто обязан это исправить!». Майк начинает задумываться, не пора ли ему волноваться. Но потом прикидывает, что она весит в лучшем случае килограммов пятьдесят, и решает, что сможет ее одолеть, если она попытается его к чему-либо принудить.

Она вешает трубку и улыбается.

Эта улыбка не сулит ничего хорошего.

— Тебе повезло, что у тебя есть я, — произносит она совершенно серьезно.

***

Офисное кресло вынесли на середину магазина. Скрестив руки на груди, Майк сидит в нем и пристально смотрит на собравшихся вокруг него людей.

— Я не буду ее сбривать, — припечатывает он.

— Я же вам говорил, что он этого не сделает, — говорит Дональд, раскладывая бритвенный набор на прилавке рядом. — Он очень бережет свою бороду, даже когда приходит, чтобы просто ее подровнять.

— Боже мой, — вырывается у миссис Ричардсон, будто она услышала что-то невероятное. — Ты позволяешь ему покидать барбершоп в таком виде? Осознанно? А я то думала, что он делает это дома самостоятельно. О, все намного хуже, чем я могла себе представить. То, как далеко тебе удалось продвинуться, показывает, насколько неприхотлив твой молодой человек. Сбрей ее! Полностью.

— Только попробуй подойти ко мне с этой штукой, — говорит Майк, переводя взгляд на Дональда, — и я расскажу остальным, что ты считаешь карты за игрой в покер.

— Никогда бы не подумала, — изумляется миссис Ричардсон. — Какой ужасный поступок, Дональд Франклин. Жульничество с картами? Никогда даже о таком не слышала.

— Ее я боюсь больше, чем тебя, — говорит Дональд Майку. — Ты можешь причинить мне физическую боль. А она – душевную.

— И я причиню, — уверяет она, и дамы за ее спиной хихикают в знак согласия.

— Ну, может, Шону и так нравится, — говорит Майк, изо всех сил стараясь не покраснеть. Ради бога, ему тридцать шесть. Он не обязан ни перед кем оправдываться. Он почесывает запястье и отказывается встречаться с кем-либо взглядом. — Вы когда-нибудь об этом думали?

— Ну, полагаю, что о вкусах не спорят, — презрительно фыркнув, произносит миссис Ричардсон.

— Может, ее подстричь? — предлагает Дональд, вмешиваясь до того, как губы Майка начинают подрагивать. — Стрижка, которая превратит его из горца в обходительного книготорговца. По-моему, идеальный компромисс!

Миссис Ричардсон фыркает в неподобающей настоящей леди манере.

— Библия говорит, что чудеса возможны, полагаю, сейчас я могу попытаться в одно поверить.

— Все не настолько плохо, — защищается Майк. Конечно, в последнее время он чувствовал себя вялым, и, возможно, сегодня утром не достаточно уделил внимания внешнем виду, но было не до этого. Тот дурацкий сон крутился в голове, и он решил отказаться от утреннего кофе в закусочной. Потому что знал, что Оскар устроит взбучку за то, как он выглядит. Затем Майк хмурится, глядя на себя в зеркало и прокручивая эту мысль в голове. Потому что он не знает никакого Оскара. Владелец закусочной – Уолтер, и он всегда очень хорошо относится ко всем посетителям.