ГЛАВА 22

В голове раздаётся раздражающий звук. Что-то влажное движется по моей коже. Я не могу открыть глаза. Что случилось? Голова раскалывается, желчь поднимается, обжигая горло и заднюю стенку носа. Из-за шума тошнота усиливается. Я пытаюсь сглотнуть.

В памяти всплывают воспоминания о прошедшей ночи. Меня избили. И судя по мучительной боли, пронизывающей моё тело, я жива.

Я снова пытаюсь открыть глаза, и левое веко двигается, но очень незначительно.

— Каура, — пробую я.

Я облизываю губы, мой язык пробегает по нескольким болезненным трещинам.

— Каура.

На этот раз раздаётся скрежет.

— Каура, тише, — говорю я.

Надоедливый звук прекращается, когда она перестает лаять и прижимается к моей челюсти, которая тоже болит.

— Я в порядке, — скрежещу я.

Мне так кажется. Начинаю проверку. Пальцы, запястья, локти и плечи двигаются. Болезненно и требует некоторых усилий, но ничего не ощущается так, как моё сломанное несколько месяцев назад запястье. Голова раскалывается, лишая меня зрения. Я проглатываю очередную порцию желчи. Мои ноги в таком же состоянии, как и руки. Я буду очень сильно хромать некоторое время.

Настоящая проблема появляется, когда я пытаюсь сесть. Горячая жгучая боль пронзает рёбра и поясницу, перехватывая моё дыхание и заставляя опуститься на пол.

— Вени! — шиплю я.

Я лежу, пока боль не утихает. Удерживая себя, я перекатываюсь на живот и опираюсь верхней частью тела на локти. Когда я могу больше не беспокоиться о падении животом на пол, и вспышка боли ослабевает, я перемещаю вес на руки и колени. Чёрные пятна, которые я учусь ненавидеть, наводняют всё вокруг, я провожу много времени, умоляя их держаться подальше. Пот стекает по шее. Вуаль прилипла к крови под носом.

В конечном счёте, мне удаётся доползти до сиденья у основания кровати и опереться на него руками, положив на него голову. Каура снова скулит. За всю мою жизнь меня избивали сильнее, наверное, три раза, но это было хуже только потому, что мои кости были сломаны, и требовалось больше времени для восстановления. Хотя не думаю, что меня когда-либо раньше били по спине. Я надеюсь, что стражники не убиты. Но, вероятней всего, они мертвы, раз до сих пор не пришли проверить меня.

— Тихо, Каура. Я в порядке, — снова говорю я. — Прошлой ночью ты была смелой девочкой. И ты даже выбралась из своей коробки.

Она смотрит на меня, будто я сумасшедшая.

Я подтягиваюсь в сидячее положение на длинном сиденье и упираюсь пульсирующей головой в каменную колонну слева от меня. Что случилось прошлой ночью? Почему эти мужчины атаковали меня? Они были бандитами. Комментарий коротышки, который прозвучал в конце, об их приказах проплывает у меня в голове. Их наняли. Кто так сильно меня ненавидит? На ум приходит несколько вариантов. Затем меня посещает другая мысль. Что, если это тот же Брума, который пытался убить меня в Осолисе? Это безнадежно. Я Солати в замке полном Брум, каждый из которых обладает ресурсами, чтобы нанять этих трёх человек. Найти виновного будет непосильно задачей. Я даже не могу найти убийцу Кедрика в небольшой группе из одиннадцати человек.

Гнев захлёстывает меня, как это часто бывает после избиения. Я держусь за него, и он сжигает размытые края моего зрения. Я ожидала насилия в первые недели после приезда, но прошёл месяц или больше, с момента как я начала чувствовать себя более освоившейся и менее похожей на чужачку. Я смотрю в окно. Считаю, что сейчас раннее утро, хотя не могу быть уверена.

Я отказываюсь выглядеть слабой. Я буду заниматься своими обычными делами. На моём лице появляется гримаса улыбки, стоит мне только представить выражение лица Брумы, нанявшего бандитов, когда я появлюсь на завтраке.

Я поднимаюсь, используя колонну, и провожу так минуту, прежде чем двигаюсь к кувшину с водой в другом конце комнаты. Я наливаю небольшое количество в рот и, прополоскав его, выплевываю. Таз окрашивается в тёмно-красный цвет. Я проглатываю следующий глоток и чувствую ржавый привкус крови. Я осторожно отрываю вуаль от крови под носом, а затем дрожащими руками провожу по лицу. Два ушибленных глаза, распухший и окровавленный нос, к счастью, не сломанный. И очень сильно ноющая челюсть. Говорить и есть будет затруднительно.

Медленно, болезненно, я отмываю кровь со своего тела и с вуали, всё время желая, чтобы Оландон был здесь. Он всегда помогал мне после побоев. Кожа на моём плече и ногах рассечена в местах, где её вспороли сапоги. Остальное просто синяки. Я промываю порезы, насколько это возможно с помощью ограниченного количества воды. Я ощупываю грудь, ощущая ушибы на коже. Я натягиваю детскую тунику, которую носила раньше, с высоким вырезом в надежде, что она скроет синяки. Сверху надеваю шубу.

На меня накатывает волна тошноты, слишком сильная, чтобы её игнорировать. Сорвав с себя вуаль, я бросаюсь к чаше и наклоняюсь. Меня тошнит водой, которую я только что выпила. Надеваю снова вуаль. Мне повезло, что она чёрная, иначе её было бы невозможно носить из-за пятен, которые она накопила.

С болью в спине, с трудом переодев брюки и ботинки, я готова к завтраку и уже жалею о своём решении выйти сегодня из комнаты. Мой затуманенный разум напоминает мне, почему я это делаю. Возможно, я просто спущусь вниз, поздороваюсь и затем вернусь в свою комнату.

Я выхожу из комнаты, ожидая увидеть мёртвых охранников, но там никого нет. Должно быть, они избавились от тел. Я не знаю, как скажу об их исчезновении, не показывая, что пострадала. Мне следует рассказать Малиру или брату Кедрика?

Сначала я двигаюсь медленно, но боль постепенно ослабевает, по мере того, как моё тело согревается. Достаточно чтобы, при должной осторожности, я могла идти почти как в нормальной жизни. К тому времени, когда я достигаю нижней части лестницы, я постоянно сглатываю, чтобы удержать содержимое желудка внутри себя. Я вижу арочный проход. Пульсация в моей голове усиливается, и чёрные пятна возобновляют свою атаку.

Мне требуется мгновение, прежде чем я войду.

Я покидаю главный коридор и перехожу в коридор поменьше. Затуманенное зрение говорит мне, что он пуст. Я опираюсь на стену, задыхаясь и пытаясь удержаться на дрожащих ногах. От света факелов в коридоре усиливается головокружение. Я закрываю глаза, глубоко дыша. Правой рукой давлю на больные рёбра, чтобы помочь при каждом вдохе.

— Татума?

Мои слабые попытки удержать чёрные пятна на расстоянии предотвращают панику.

— Что с тобой? Ты ранена, — командный голос приближается.

Вени! Кто угодно, только не он. Приоткрыв левый глаз, я обнаруживаю, что Король склонился рядом со мной.

Я качаю головой.

— Нет, я в порядке.

Я внутренне ругаюсь на свой ответ.

— Я не сомневаюсь. Что ты сделала? — спрашивает он, перемещаясь вокруг меня.

Я пытаюсь выпрямиться, но мои рёбра трещат. Шипение боли вырывается из меня.

— Я упала на лестнице, ведущей в комнату, и повредила рёбра.

Я задыхаюсь, ухватившись за его веру в то, что я сама стала причиной нынешней боли.

— Позволь мне сказать тебе, сломаны они или ушиблены. У меня самого такое частенько бывало.

Король опускает свою массивную руку к передней части моей шубы. Он продолжает:

— Хотя я удивлён, что ты упала именно на них. Мне казалось, что у тебя очень хороший баланс.

Я стряхиваю его руки.

— Не беспокойтесь. Я посмотрю, как только вернусь в покои.

Он хмуро смотрит на меня и отступает назад, оглядывая коридор вдоль и поперёк.

— Где твои стражники?

Я смотрю на него левым глазом и пожимаю плечами.

Король сужает глаза и его голос смягчается до опасного тона:

— Татума. Ты бы не приняла глупое решение, попытаться обмануть меня, не так ли?

Я сглатываю желчь и прикладываю руку к голове, когда вижу двух Королей Джованов. Я качаю головой в качестве ответа на его вопрос, а ещё для того, чтобы очистить голову. Король делает шаг ко мне, хватает за шубу и распахивает её, несмотря на мои слабые протесты.

Он издает отрывистый звук, глядя вниз. Я следую за его взглядом и вижу, что кровь пропитала насквозь несколько мест. Он смотрит на мою грудь. Несмотря на высокий вырез, там, должно быть, виднелся синяк. Король хватает меня за правое плечо.

— Что, чёрт возьми, с тобой случилось? Кто избил тебя? Это были твои стражники? — говорит он, наклоняясь к моему лицу.

Если бы каменная стена не была уже у меня за спиной, я бы попыталась отодвинуться от Короля, а так я просто вжимаюсь в стену, надеясь раствориться в ней.

Я начинаю повторять предыдущий ответ, но он трясёт меня за плечо.

— Не, — он рычит прямо мне в лицо, — ври мне.

Я не отвечаю. Чёрные пятна вернулись с лихвой. Я снова кладу руку на стену и глубоко дышу.

— Надень обратно.

Он пихает меня в мою шубу.

— Нет, — я издаю стон и слабо отталкиваю его руки.

— Олина, я должен оказать тебе помощь, но я не могу это сделать в коридоре. Надень шубу, так чтобы никто не увидел, и я помогу тебе в более уединенном месте, — говорит он грубым голосом, который был настолько близок к нежности, насколько он мог быть.

Я надеваю шубу и, спотыкаясь, иду рядом с Королем, возвращаясь тем же путем, которым пришла. Удача сопутствует мне, мы никого не обгоняем. Я добираюсь до лестницы, но у меня отказывают ноги, и я начинаю опускаться на пол.

Король поднимает меня на руки, и я издаю стон, когда он обхватывает мои рёбра с правой стороны. Он поправляет хватку. Он доносит до конца пути и кладёт на сиденье у кровати. Я должна была просто остаться здесь. Застонав, я наклоняюсь вперёд и обхватываю голову руками. Каура подпрыгивает, поднимается на задние лапы и начинает лизать мои руки.

— Эй, малышка. Мне жаль, я забыла принести тебе еды. Чуть позже я схожу и принесу тебе что-нибудь, — бормочу я.

Она наклоняет голову на бок. Я не виню её, я и сама едва понимаю неразборчивые слова.

— Ты никуда не пойдёшь, — говорит Король.