Изменить стиль страницы

Глава 7

Крейтон

В течение последней недели я был на грани чего-то темного и абсолютно мерзкого.

Желание, которое я так хорошо контролировал с тех пор, как достиг половой зрелости, просочилось в мои кошмары, в мое время еды и в мое время борьбы.

Все мое время.

Оно усилилось, увеличилось и достигло таких высот, которые даже я не в состоянии запихнуть в пустоту своей души.

И причина этого — не кто иной, как девушка, сидящая напротив меня.

Хранитель ее ада, Джереми, разрешил ей провести ночь в общежитии КЭУ. Мы находимся в квартире, которую она делит с моей кузиной, серебряным ангелом и девушкой, на которой помешан мой брат.

Обычно Реми затаскивает меня на такие вечера, долго упрашивая и давая взятку в виде рыбы и картошки. Сегодня, однако, никаких упрашиваний не было.

Но рыба и картошка не подлежат обсуждению.

Я откусываю кусочек и шлепаю Лэна по руке, когда он пытается урвать кусок.

— Скупой сучонок, — бормочет он себе под нос.

— И что ты здесь делаешь? — спрашивает его Брэн с другой стороны от меня, после того как они намеренно поставили меня между собой.

— Разве я не могу потусоваться со своим братом, сестрой и друзьями?

— Друзьями? — говорит Брэн, выглядя отвратительно. — С каких пор они у тебя есть?

— У меня есть друг. — Он толкает меня в плечо, но я игнорирую его, поэтому он смотрит на противоположную сторону, где Сесили и Ава препираются с Реми, а Глин пытается вмешаться. — Разве это не так, Сес?

Она останавливается посреди ругани с Реми, проводит пальцами по волосам, как у бабушки, и улыбается.

— Конечно.

Безнадежно жалкая.

Я из кожи вон лез, чтобы предупредить ее о Лэндоне с тех пор, как мы учились в средней школе. Но шансы на то, что она действительно послушает, стремятся к нулю.

Из-за того, что я говорю только тогда, когда это абсолютно необходимо, и после того, как я позволяю своему мозгу обдумать мои слова, я замечаю вещи. Закономерности, задерживающиеся взгляды и нерешенные навязчивые идеи.

Так я узнал, что Глин была увлечена Киллианом задолго до того, как он публично заявил о своих правах на нее. Черт возьми, задолго до того, как она сама себе в этом призналась.

Несмотря на свой замкнутый характер, Сесилия на самом деле жаждет открытости Авы и того, что есть у Глин с психопатом из Язычников.

Просто она пошла не по тому пути. Она до сих пор такая.

Несмотря на мои предостережения.

Сесилия — одна из самых чистых душ, которые когда-либо существовали, с сердцем, достаточным для того, чтобы поместить земной шар. Когда мы были молоды, она защищала меня каждый раз, когда кто-то смеялся надо мной. Не то чтобы меня это волновало, но я не забуду, как она сказала мне:

— Я буду защищать тебя, Крей. Для этого и нужны друзья.

Я тоже пытался защитить ее от монстра справа от меня, но безуспешно.

Вот почему я делаю своей миссией не вмешиваться ни во что, что меня не касается. Люди называют это бессердечием, а я — сохранением своего времени.

— Вот видишь. — Лэндон ухмыляется своему брату. — У меня есть друг, так что я остаюсь ради прекрасных глаз Сесилии.

Она краснеет. Я смотрю на нее своим фирменным пустым взглядом, и она опускает голову.

— Если ты не уйдешь, то уйду я, — говорит более симпатичный из близнецов.

— Брэн, не надо. — Глин оставляет свою тарелку и идет к брату, затем гладит его по руке. — Давай, мы так редко собираемся вместе.

— Ты слышал нашу маленькую принцессу. — Лэндон гладит сестру по голове.

Она корчит ему рожицу, и он ухмыляется в ответ.

Брэн наполовину убежден, но продолжает бросать кинжалы в ужасно забавляющегося Лэна.

Чем больше они проявляют отвращение или враждебность, тем больше ему нравится изводить их до смерти. Просто потому, что он может.

Начинается хаос, больше разговоров, больше драматизма, больше гребаного шума.

Мой взгляд фиксируется на причине моего плохого настроения и темноте, которая медленно, но верно занимает каждый момент моего бодрствования и сна.

Анника грызет чипсы, элегантно сидя на диване, согнув обе ноги в стороны. На ней пушистый пижамный комплект с кошкой.

Ее волосы собраны в хвост с подходящей фиолетовой лентой.

Хвост, за который я представляю себе все способы, которыми могу ухватиться за него, когда брошу ее на ближайшую поверхность и отмечу эту безупречную кожу красными рубцами. Они выглядели бы поразительно на фоне ее фарфоровой бледной кожи.

Она бы смотрела на меня с осязаемым страхом и, возможно, со слезами.

Ей было бы так страшно, она бы плакала и умоляла меня остановиться, но я сделал бы все, кроме этого.

У меня были эти развратные фантазии о противоположном поле с тех пор, как я достиг половой зрелости, но они никогда не были связаны с конкретной женщиной.

Любая женщина подойдет, лишь бы она была готова принять удары моих плетей и подчиниться моим цепям.

Впервые у меня появилось лицо для всех этих фантазий. И тело, которое я представлял себе во всех позах, пока мой член колотил, колотил и колотил, и, блядь, колотил, пока она не закричала.

Анника не должна была быть лицом моих извращенных фантазий. Я имел в виду это, когда пытался отпугнуть ее.

Она невинная девушка, которая не подходит моему извращенному вкусу.

Но потом у нее хватило гребаной наглости сказать, что она найдёт парня. Фальшивого — не то чтобы это имело значение — и будет играть с ним в Голливуд на глазах у своего брата.

И эта маленькая чертова шлюха еще и посмела исключить меня из своей неортодоксальной схемы.

Это она бродила вокруг меня с упорством пчелы несколько недель подряд, удушая меня своим фиалковым ароматом и ослепляя меня всем фиолетовым. А теперь она делает вид, что меня даже нет в меню?

Не при мне.

И да, изменение отношения могло начаться, когда я представил, как другой мужчина прикасается к ней, и мое зрение стало красным. Потребность в насилии царапала и царапала поверхность моего рассудка, требуя возмездия. И нет, не имело значения, что те, против кого я бы совершил убийство, были Реми и Брэн.

Словно почувствовав мой взгляд, Анника поднимает голову, и ее сверкающие серо-голубые глаза сталкиваются с моими. Они так невинны, так полны жизни, и это не должно быть правильным, что я хочу наполнить их слезами. Слезами наслаждения. Слезы страха. В этот момент мне все равно.

Ее пухлые губы приоткрываются, вероятно, при виде любой эмоции, проскользнувшей на моем лице, и мне требуется весь мой контроль, чтобы не набить их пальцами и не смотреть, как они дрожат.

Она быстро прерывает зрительный контакт и занимает место посредника Глин в бесконечной игре в кошки-мышки, в которую любят играть Реми, Ава и Сесилия.

— Давай, отпрыск, помоги мне с этими сумасшедшими пумами, — зовет меня Реми в тысячный раз за сегодняшний вечер.

Я игнорирую его. Снова.

— Клянусь именем моей светлости, я лишаю тебя родительских прав. Ищи кого-нибудь другого, кто будет переводить твои мысли без твоего участия.

— Хмф. Я могу сделать это намного лучше. — Сесили поднимает нос в воздух. — Мы с Креем работаем волонтерами в одном приюте, и я всегда говорю с другими сотрудниками от его имени.

То, что началось как решение, принятое в мгновение ока, теперь стало частью моего расписания.

Сначала я ходил в этот приют только для того, чтобы узнать больше о кукольной девочке, которая на самом деле принцесса мафии, но в ее чертах нет ни одной криминальной черты.

Девочка относится к животным так, как мать относится к своему ребенку, черт возьми.

Потом я заметил, что чем чаще я появляюсь, тем больше она раздражается. А мне нравится действовать ей на нервы, когда она смотрит на меня с недоумением.

Кроме того, многие студенты начали работать волонтерами в приюте вскоре после моего прихода. Сесилия сказала, что это из-за меня и что я должен остаться.

Кто я такой, чтобы отказать от такого великого дела?

Прошла почти неделя, а я хожу туда каждый божий день, сознательно жертвуя временем сна.

— Отпрыск ! У тебя хватит духу предать меня с этим подражателем? Ты можешь вечность пытаться одеваться, ходить, говорить и вести себя как я. Ты можешь быть лучшим, но не совсем мной.

— Подожди. Разве это не Эминем? — спрашивает Ава.

— Дело в том, что я ранен, отпрыск, — говорит он своим слишком драматичным голосом. — А я-то думал, что я твой любимчик. Теперь мне нужно найти другого отпрыска, который готов следовать учениям моей светлости. Я буду принимать кандидатов, начиная с этого момента. Не толкайтесь, я не могу принять всех.

Никто не выходит вперед, и он смеется.

— Не стесняйтесь. Я знаю, что я пугаю, но я могу быть крутым, как черт.

Анника подается вперед и открывает рот. За то время, что мы провели вместе в этой нечестивой группе, я узнал о ней кое-что. Ей не нравится видеть кого-либо в уязвимом состоянии, и она всегда готова пожертвовать собой ради этого.

Либо это так, либо она всерьез рассматривает Реми на роль своего подставного члена.

Я не готов выяснять, что именно. Прежде чем произнести хоть слово, я говорю:

— У тебя уже есть я. Зачем тебе искать кого-то еще?

— Точно! — Он указывает на меня со смехом. — Я знал, что я все еще твой любимчик и никакие попытки сумасшедших пум не смогут нас разлучить. Слышишь, ботаник? Ты ничего не значишь.

— А ты думаешь, что значишь? — Сесилия бросает в ответ.

Ава протягивает обе руки.

— Тайм-аут! Сес, тебе не кажется, что у нас есть что-то более важное для обсуждения, особенно сейчас, когда все здесь?

— О, конечно, конечно. — Сесилия садится рядом с Анникой, а Ава занимает другую сторону. — Мы собрались здесь сегодня по важной причине, которая немного более насущна, чем выкачивание жизни из Реми. Нашей подруге, Анни, нужно, чтобы кто-то притворился ее парнем на время, достаточное для того, чтобы убедить ее семью не устраивать для нее свадьбу. Кто готов?

Анника смотрит на меня расширенными глазами, а я сужаю свои. Я специально попросил ее вычеркнуть эту идею из ее головы, и, по ассоциации, из голов Сесилии и Авы.