— Я не скажу это..

Она нахмуривает брови и снова что-то пишет, на этот раз сердито.

— Что? — спрашиваю я.

— Она говорит, что твой акцент горяч, и трахнись тоже, малышка Соколова. — Он шагает в сторону моего брата. — Похоже, в этом раунде я болею за Брэна.

С каких пор он называет моего брата Брэном? И как они так близки, если сегодня они почти не общались?

Хотя, возможно, я недооцениваю способность Киллиана очаровывать людей.

— Я сейчас вернусь, — объявляю я, хотя не уверена, что кто-то из них слышит, поскольку видеоигра громко играет, и они спорят.

Еще одна причина, почему я выбрала этот момент, чтобы ускользнуть.

Я спрячусь в туалете, пока Брэн не закончит свою игру и мы не сможем уйти.

Мои шаги ускоряются до гостевого туалета на нижнем уровне, который находится рядом с игровой комнатой.

Позади меня раздаются шаги, и внезапный холодок пробегает по позвоночнику.

— Если ты убежишь, я буду гнаться за тобой. — Мрачный голос Киллиана пронизывает воздух с густотой дыма. — А если я буду гнаться за тобой, я тебя поймаю. Его голос становится ближе. — И если я поймаю тебя, я трахну тебя, детка.

Я не позволяю себе думать об этом, пока бегу в ванную и со всей силы захлопываю дверь.

Но рука проскальзывает сквозь нее, как в фильме ужасов, с испугом и вскриком.

Я пытаюсь захлопнуть дверь, но мои усилия не идут ни в какое сравнение с его грубой силой.

С извращенным намерением, покрывающим ее.

Я физически отшатываюсь назад, когда он с силой распахивает дверь, кажущуюся бесстрастным, без усилий, как будто ему не составило труда устранить препятствие на своем пути.

И я искренне думаю, что это не так.

Он пробирается в ванную, закрывая дверь с призрачной медлительностью.

Я в ловушке с монстром.

С прекрасными жестокими чертами лица, греховным телосложением и без маски.

Он даже не притворяется, что теперь не будет со мной церемониться, не так ли? Никаких обещаний, что я не сделаю тебе больно или не трахну тебя, если ты отсосешь. Это он без шрама.

Я бы хотела, чтобы это был просто шрам, который, если я попытаюсь содрать с него кожу, рухнет.

Но это его истинное лицо. Никаких шрамов, которые нужно скрыть, и никакой альтернативной реальности, которую нужно найти. И я должна быть вне его досягаемости.

Сейчас.

Я поворачиваюсь к двери туалета; мое последнее средство — запереться там.

Два шага — это все, что я успеваю сделать, прежде чем меня отбрасывает назад безжалостная хватка за волосы.

Я вскрикиваю, но звук заглушается жесткой рукой, зажавшей мне рот, когда моя спина ударяется о его грудь.

— Шшшш. — Его губы касаются моего уха, такие грешные и темные, что у меня сводит живот. — Ты же не хочешь, чтобы твой брат вошел и увидел, как его сестру трахают?

Я судорожно качаю головой, но не для того, чтобы согласиться с ним. А чтобы он прекратил этот гребаный фарс.

— Как он тебя назвал? — Его голос звучит непринужденно, но это не так. Это лава, выплескивающаяся из вулкана. Ураган, который выворачивает океан наизнанку. —Точно, маленькая принцесса. Думаешь, он все еще будет называть тебя так же, когда увидит, как его сестренку трахают моей спермой?

Мое ядро сжимается, и я пытаюсь оттолкнуться от него, но чем больше я это делаю, тем крепче его хватка сжимает мои волосы. Это очень больно, и на глаза наворачиваются слезы.

— Держу пари, ты мокрая, как маленькая грязная шлюшка. — Он без труда спускает мои шорты, так что они опускаются вокруг моих лодыжек, и просовывает безжалостную руку внутрь моего нижнего белья, обхватывая меня. — Я знал, что ты будешь мокрой для меня, детка. Тебе нравится, когда тебя ласкают, пока ты не можешь дышать. Тебе нравится, как я лишаю тебя воли. Тебя это заводит, не так ли? Признайся, тебе не нравится моя хорошая сторона. Ты гребаная шлюха для моей дьявольской стороны.

Я кричу «нет», но это вырывается как призрачный звук из-за его руки. Выходит как большая жирная ложь, в которую я уже не знаю, верю ли сама.

Киллиан отодвигает в сторону мое нижнее белье и вводит в меня три пальца одновременно. Мои глаза закатываются от безжалостной силы и удовольствия, пульсирующего в моем сердце. Тот факт, что он заглушает мой голос и дыхание, делает это еще более безумным.

Эротически греховным.

Киллиан использует свою власть над моим ртом, чтобы прижать мою голову вниз.

— Посмотри, как твоя киска возбуждается от моих пальцев. Ты хотела, чтобы я нашел тебя, прижал к себе и заставил кончить. Ты хотела, чтобы я сделал твою маленькую киску более чувствительной, чтобы ты чувствовала мой член при каждом шаге. Ты хочешь меня, детка.

Я качаю головой снова и снова.

Он просто пожимает плечами.

— Тебе решать, верить в это или нет, а мне решать, трахать твою киску, когда я захочу. Видишь, как ты капаешь на мою руку, грязная шлюха?

Он заставляет меня наблюдать за тем, как входят и выходят его пальцы и за моим неловким возбуждением. Он заставляет меня видеть каждое движение, каждый разврат, добавляя еще больше остроты акту.

— Вот так, заглатывай их. — Он добавляет четвертый палец, приставляя его к остальным, и я искренне думаю, что он порвет меня или что-то в этом роде. — Расслабься, ты принимала мой член, ты сможешь выдержать столько.

Он вводит их в меня одновременно, скрещивая, переплетая, углубляя.

Мои глаза опускаются, и на мгновение я искренне верю, что схожу с ума от натиска удовольствия.

— Думаешь, я смогу вместить туда всю свою ладонь? — шепчет он с темным вожделением, и мои глаза распахиваются, когда я поворачиваю голову, чтобы покачать ею.

Он лишь усмехается.

— Не падай в обморок, крольчонок. Мне еще есть за что тебя наказать. — Он щелкает большим пальцем по моему клитору, заставляя меня мгновенно увидеть звезды.

Смущает, как быстро я кончаю от стимуляции клитора.

— Ты не заслужила этот оргазм после тех трюков, которые ты сегодня вытворяла. — Он вынимает из меня свои пальцы, и я отказываюсь признавать пустоту, которая овладевает мной.

Я отказываюсь признавать потребность в большем, пульсирующую внутри меня.

— Если ты закричишь или позовешь на помощь, я заставлю твоего брата смотреть, как тебя трахают. Ты слышишь меня?

Горькие слезы застилают мне глаза, но я отказываюсь выпустить их, когда он освобождает мой рот, но сжимает в кулак мои волосы.

— Пошел ты, — выплюнула я.

— Этот нецензурный язык только раззадоривает мой член, детка. Так что если у тебя есть еще какие-нибудь оскорбления, которые ты хочешь выплеснуть из своего рта, то, конечно, делай это.

— Это ты первый начал, выложив эту фотографию.

— Миру нужно было знать, что ты моя. Я не буду извиняться за это. На самом деле, я бы сделал это снова и раньше, чтобы ни у кого не возникло мысли о том, чтобы заполучить тебя.

— Позволь мне угадать, потому что только ты можешь?

— Ты угадала правильно.

— Я никогда, никогда не выберу быть с тобой.

— Срочная новость. Ты уже выбрала.

— Не по своей воле.

— Мне все равно. — Он дергает меня за волосы. — А ты давишь на него. Твоя киска за это поплатится.

— О, прости. Тебе не нравится, когда тебе говорят суровую правду?

— Это тебе не нравится. Ты разозлилась еще до того, как узнала о фотографии, потому что я сказал тебе факты, которые твой маленький моральный компас не одобряет. — Он толкает меня к стойке, я бьюсь, но он прижимает меня к груди, так что у меня нет выбора, кроме как держаться за край мрамора. — Но вот в чем дело, я не собираюсь лгать, чтобы защитить твои хрупкие маленькие эмоции. Что такого особенного в эмоциях? Ты думаешь, что ты лучше, потому что они у тебя есть? Вот в чем дело, ты видишь меня и будешь продолжать видеть, Глиндон. Пустая оболочка, сторона дьявола, и все такое.

Он зол. Нет, наверное, в ярости.

Я начала замечать, что он называет меня по имени, только когда злится. Звук его молнии эхом отдается в ванной, за ним следует шлепок по моей заднице. Я вскрикиваю, но этот звук заглушается стоном, когда он входит в меня сзади.

Мне должно быть больно, но в тот момент, когда он полностью вошел в меня, я издала тоненький стон.

— Черт, я никогда не устану от этого, — бормочет он с явным вожделением, а затем вбивается в меня с ритмом сумасшедшего.

Мне хочется, чтобы земля поглотила меня, а не чувствовать натиск удовольствия и боли.

Внезапно он поднимает мою голову за волосы и заставляет меня посмотреть на незнакомца в зеркале.

Киллиан стоит позади меня, высокий, как Бог, и зловещий, как дьявол. Его лицо жесткое, черты темные от вожделения и господства.

А я?

Я нагнулась, он использует меня, издевается надо мной и полностью доминирует надо мной, но вместо боли мои глаза светятся эротическим удовольствием. Мои губы раздвинуты, а ноздри раздуваются.

Его хватка на моих волосах делает эту сцену еще более волнующей. Неправильно.

Плотско.

— Посмотри, как сильно ты хочешь этого, детка. Ты вот-вот заплачешь от этого. — Он замедляет ритм, но углубляет его, пока мои бедра не упираются в край стойки. — В следующий раз ты не будешь сомневаться в том, что ты моя, не будешь искать меня, и уж точно, блядь, не оттолкнешь меня. Это ясно?

Я впиваюсь ногтями в мрамор, чувствуя каждый удар, каждый всплеск удовольствия внутри.

Его зубы встречаются с кожей моего горла, и он прикусывает его, так сильно, что я вскрикиваю.

— Это, блядь, понятно, Глиндон?

— Нет... — Я смотрю на него в зеркало, и он кусает место рядом с ним.

На этот раз всхлип покидает меня, но приступ боли усиливает трение, которое вызывает его член.

— Мы попробуем еще раз. Это, блядь, понятно?

— Я не хочу быть твоей.

— Не тебе решать.

— Я не хочу терять себя, — признаюсь я, слезы собираются на моих щеках.

— Ты не потеряешь.

— Откуда мне знать? Ты добиваешься своего со мной.

— Это зависит от тебя, наказываю ли я тебя, и ты не получаешь удовольствия, или я действительно приношу тебе удовольствие. — Он покачивает бедрами и ударяет в точку внутри меня, от чего мое зрение на короткую секунду белеет. — Скажи, что ты моя, детка.