29. Райдер

Я помог Габриэлю сделать подставку для елки из дерева, и вскоре мы установили ее рядом с камином, пока Леон наблюдал за происходящим с дивана.

— Немного левее, — в сотый раз сказал Леон.

— Все, хватит. Она останется здесь, или я порублю ее на дрова вместе со всей этой гребаной хижиной, — рыкнул я на него.

Леон сузил на меня глаза. — Немного. Левее.

Я кинулся на него, видя лишь сплошную красную пелену перед глазами, но Габриэль поймал мою руку, оттащил меня назад и пристально посмотрел на меня. Я вздохнул, отпихнул его, но больше не стал наступать на Леона. Он все равно не стоил таких хлопот.

Данте толкнул дерево влево, а Леон кивнул, как будто это его порадовало, и мне пришлось тихо признать, что теперь оно действительно выглядит лучше. Ради всего святого.

— В шкафу есть украшения, я купил такие же по цвету, как на картинке, — гордо сказал Леон, а Данте пошел и принес коробку с ними.

Я переместился к самой отдаленной от Данте стороне елки и начал навешивать их на ветки, не зная, что, блядь, я делаю, но решив, что это того стоит, если это сделает Элис счастливой.

Габриэль переместился на мою сторону, устанавливая несколько светильников, и я щелкнул пальцем, чтобы создать вокруг нас глушащий пузырь, чтобы я мог поговорить с ним наедине. Не то чтобы я что-то произнес в тот же момент, но краем глаза я почувствовал, как он посмотрел на меня.

— Какие у тебя были планы на Рождество, кроме этого дерьма? — спросил Габриэль, и я пожал плечами в ответ, потому что у меня не было никаких планов и, без сомнения, я провел бы его в одиночестве. — То же самое, — пробормотал он, и мой рот дернулся в уголке. На секунду между нами воцарилось молчание, затем он сказал: — Теперь, когда Мариэлла умерла, все стало… лучше?

— Да, — признал я. — Намного.

— Это хорошо. Думаю, все эти разговоры на крыше окупились, да? — он неопределенно засмеялся, взглянув на меня, и я нахмурился, прикрепляя на дерево блестящий брелок Зодиака.

— Я подумал, что ты снова оценишь тишину, — пробормотал я.

— Мне не всегда нравится тишина. А тебе?

Я прочистил горло. — Нет, не всегда.

— Ну, если ты когда-нибудь захочешь, чтобы не было тихо какое-то время, то ты всегда можешь… ну, знаешь… подняться туда или что-то в этом роде, — он повесил на дерево блестящую безделушку в виде красного Дракона, внутри которого вихрился сверкающий шторм.

— Да, конечно. Иногда. Может быть, — я взглянул на него и увидел, что он ухмыляется, а мой рот подтянулся к уголку. Придурок.

Я решил, что Габриэль покончил со мной в тот момент, когда я добился от него того, чего хотел, и полагал, что он больше не захочет, чтобы я его беспокоил. Когда я прекратил выходить на крышу, мне было не по себе, но я не заводил друзей, и кем мы были, если не этим?

Разве будет хуже всего на свете, если я буду иногда с ним общаться? Он ведь не был Оскурой, и у Братства не было причин сомневаться в моей преданности только потому, что я иногда провожу время с Гарпией. Если бы они спросили об этом, я мог бы просто сказать, что пытался завербовать его, учитывая, что он был мощным засранцем-фейри. Да, я так и сделаю, если кто-нибудь сунет нос в мои чертовы дела. Ничего особенного. Не нужно об этом думать. Мы же не собираемся устраивать ночевки и драться подушками, черт возьми.

— Никаких заглушающих пузырьков! — заорал Леон, когда понял, что мы делаем, и пламя охватило мою шею, когда он, блядь, подпалил меня своей огненной магией. Габриэль воскликнул в то же время, и мы обернулись, оба рыча на него. — Брось это, или я скажу Элис, чтобы она не приходила, — предупредил Леон, и я обменялся с Габриэлем взглядом, который говорил, что он хочет выпотрошить Льва так же сильно, как и я в этот момент. Но мы также не увидим Элис, а все это дерьмо было ради нее, так что не стоило рисковать.

Я со вздохом опустил пузырек, и Леон одобрительно улыбнулся, пока мы продолжали работать над деревом. Когда все наконец было готово, Леон двинулся вперед, держа что-то в руках, и я скривился, рассматривая золотую звезду, которую он держал, с фотографиями наших лиц, наклеенными на каждую точку звезды с Элис на вершине. Где, черт возьми, он вообще взял эту мою фотографию? Она выглядела искренней, как будто он сделал ее сам, пока я смотрел в сторону в школе.

— Ты гребаный псих, — сказал я Леону, когда он поднял руку и установил звезду на верхушку елки.

— Это говорит змея-убийца, у которой на заднем дворе, наверное, больше трупов, чем у некоторых заключенных в тюрьме Даркмор, — бросил мне Данте.

Я усмехнулся, обнажив зубы. — Я убиваю, чтобы защитить свою банду.

— А я убиваю, чтобы защитить свою семью, — выстрелил он в ответ, подняв подбородок.

— Давайте не будем говорить о том, ради чего мы все убиваем, — легкомысленно сказал Леон. — Я уверен, что Габриэль убил бы, чтобы защитить свою крышу, а я убил бы, чтобы защитить сэндвич, так что мы все способны на убийство ради разумных вещей. Но есть одна вещь, ради которой мы бы точно все убили, и я думаю, вы знаете, что это такое, — он посмотрел между нами, словно требуя ответа от трехлетнего ребенка. — Кто-нибудь?

Мои руки сжались в крепкие кулаки, а яд капнул на язык. С меня хватит этого дерьма.

— Ответ был Элис, вы все провалили этот тест, — сказал Леон, нахмурившись.

— Мы знаем, идиот, — Данте толкнул Леона, и его нога зацепилась за провод для елочных гирлянд, посылая его кувырком ко мне, и я поймал его инстинктивно, прежде чем смог остановить себя. Я толкнул его обратно на ноги, и он улыбнулся мне, как будто я прошел еще один из его чертовых тестов.

Я попятился от них, шипя между зубами. — Ты не просто убиваешь ради семьи, Инферно, ты еще и пытаешь ради нее. Может, я и монстр, но чья это вина? Твоя тетя сделала меня таким, так что ты тоже поднимаешь подбородок от гордости за это? Помогает ли тебе лучше спать по ночам осознание того, что твой враг был выкован в крови одним из твоих собственных?

— Я не знал о Мариэлле, я понятия не имел, что она похитила тебя, — прорычал Данте. Я уже слышал это раньше, и меня тошнило от его лжи. Это заставляло гнев разрывать мою сердцевину, и мне хотелось сместиться, если бы только я мог дотянуться до спящей змеи внутри меня.

— По крайней мере, имей яйца, чтобы признать, что ты и твоя семья сделали, — выплюнул я, и Леон с Габриэлем обменялись обеспокоенными взглядами, раздумывая, не вмешаться ли, но к черту это.

— Какая смысл мне врать? — рычал Данте. — Я попытался с тобой, со всеми вами, но тебе пришлось все испортить. Ты был слишком зол, чтобы даже подумать о мирном соглашении. Когда ты сбежал от Мариэллы, если бы ты просто признал, что я не имею к этому никакого отношения…

— Мирное соглашение? — я плюнул, оборвав его. — Какое, блядь, мирное соглашение?

— То самое, которое твой отец пытался заключить со мной, — рявкнул Данте, заставив мой разум вспыхнуть от ярости при упоминании единственного хорошего человека, который был у меня до Элис. — Веспер Драконис отдал свою жизнь за эту сделку, а ты бросил ее ему в лицо. По крайней мере, я уважаю желания своей семьи. Я бы никогда не презирал имя своего отца так, как это сделал ты.

— О чем ты, блядь, говоришь? — я зарычал, и он замолчал, напряжение в комнате нарастало и раскалывало воздух.

Леон раскрыл рот, чтобы заговорить, но Габриэль закрыл ему рот рукой, чтобы остановить. — Не говори ни слова, это очень важно, — сказал он с застывшим выражением лица, которое появлялось у него, когда он получал видение со звезд.

Я нахмурился на Данте, ожидая, какую чушь он сейчас изрыгнет, но в голове звучали слова Мариэллы, которые она произнесла незадолго до своей смерти. Никогда не будет другого шанса на мир. Знала ли она что-то, чего не знал я?

— Ты не знаешь? — Инферно нахмурился. — Разве ты не читал письмо, которое я отправил после того, как ты вернулся домой от Мариэллы?

— Я не получал никакого письма, — прорычал я, выискивая в его глазах правду. Что за дерьмо он пытался вплести в мою голову?

Лицо Данте побледнело, и в его глазах появилось выражение понимания. — Черт, — он начал вышагивать, запустив руку в волосы, а я в замешательстве уставился на него.

— Что я здесь упускаю? — потребовал я, и он сглотнул и направился ко мне, протягивая руку.

— Я клянусь рассказать тебе правду в меру своих возможностей, serpente, — сказал он низким и серьезным тоном, который заставил меня вздрогнуть.

Я колебался, моя челюсть застыла, когда я уставился на протянутую ко мне руку моего врага. Я взвесил все варианты и не увидел в этом ничего плохого, даже если сделка будет нарушена, пострадает только Инферно. И я почувствую это, как только он солжет. Как бы мне не нравилось заключать с ним звездную сделку, я мог сказать, что он знает что-то, что мне действительно нужно услышать. И я никак не мог допустить, чтобы меня держали в неведении.

Я вложил свою руку в его и крепко пожал, между нами раздался хлопок магии, когда сделка была заключена. Я быстро отдернул руку и отступил назад, нахмурившись, так как почувствовал, что двое других наблюдают за нами.

— После того, как твой отец убил моего, я занял место Альфы, — мрачно сказал Данте. — Я не был Пробужденным, но у меня был свой Орден, и моих штормовых даров было достаточно, чтобы я занял место Альфы, для которого я, очевидно, был рожден. Мы потеряли так много людей из-за Братства, и боль от смерти моего отца все еще была свежа во мне. Я хотел, чтобы борьба закончилась. Я знал, что эта бесконечная борьба будет продолжаться вечно, если я ничего не сделаю. Мой отец сам говорил, что он тоже хотел мира, мечтал о нем, но никогда не верил, что это возможно. Поэтому я поклялся попытаться ради него.

— Поэтому ты похитил невинных женщин и детей из Братства? — я зарычал, вспоминая тот день, когда я в последний раз видел своего отца. Как он смотрел на меня, словно знал, что это последний шанс заглянуть мне в глаза и взъерошить мои волосы, как он всегда делал.