Кровь заливает его белую рубашку, стекая каскадом с избитого лица. Даже не пытаясь остановить поток, он откладывает книгу и расстегивает пуговицы на промокшей рубашке. Отбрасывает ее в сторону, но мой взгляд притягивает его голый торс.
Марвин грузен, но под дряблостью скрывается толстый слой мышц, придающий его торсу и рукам плотный, крепкий вид. Но не это заставляет панику бурлить внутри меня, а слезы стекать по лицу. Его кожа покрыта татуировками — копиями пентаграмм и надписей из окрестностей хижины, выполненными во множестве цветов, и они извиваются по его коже, как ужасное, живое произведение искусства.
Над сердцем у него яростные следы, как будто он порезал себя ножом. Их так много.
— Что это? — спрашиваю я, не в силах удержаться. — Эти метки?
Марвин смотрит на них, лицо бесстрастно.
— Напоминание о душах, которые я забрал, чтобы продолжить обучение. — Он кладет толстый палец рядом с первым. — Это моя мать, я забрал ее первой, в день моего перерождения. Мне было десять лет.
— Вы у-убили ее? — Я заикаюсь, на губах вкус соли, слезы текут по лицу. — Вы убили их всех? Вы чудовище!
— Пора, — говорит он, отворачиваясь от меня и подходя к двери. — Мои друзья голодны.
Через окна хижины я вижу опускающуюся темноту. Марвин стоит в дверном проеме, бормоча про себя, широко раскинув руки. Мышцы его спины дрожат под жиром.
— Что вы делаете? — Я плачу, напрягаясь в своих путах.
Я должна выбраться отсюда, как-то предупредить Ника. Это зло… Я чувствую его вкус на языке, чувствую его запах в воздухе, как будто хижина пропитана им. Слова, льющиеся из уст Марвина, — источник всего этого. Все исходит от него.
Он делает паузу и поворачивается. Ухмылка, расплывающаяся на его лице, почти так же ужасающа, как красное сияние в его глазах.
— Я вызываю своих друзей, мисс Риберио, и туман, который их несет. Я давно научился этому трюку. Видите ли, я не достоин управлять Отцом, но низшие обитатели Ада — мои.
Он вглядывается в туман, и я все еще слышу улыбку в его голосе.
— Мы с вами поприветствуем мистера Холлерана на пороге его судьбы.